Кроме того, дорога в Саутворк заняла больше времени, чем она ожидала, отчасти по той причине, что Мойра то и дело останавливалась, чтобы получше рассмотреть тот или иной дом, который сгодился бы в качестве постоялого двора. Теперь же, когда она вышла на улицу из таверны, на город уже спускались сумерки. Значит, придется вернуться завтра.
Она зашагала назад к длинному каменному мосту, протянувшемуся над рекой, и едва успела проскочить в ворота, которые охранники уже собирались закрывать на ночь.
Погрузившись в неторопливые размышления, она спокойно возвращалась к постоялому двору, не обращая особого внимания на то, что творится вокруг, замечая разве что темноту и тишину. И потому, когда она свернула за угол и вышла прямо в круг ослепительно яркого света, у нее от неожиданности вырвался испуганный возглас.
У стены здания стояли, оживленно болтая, трое мужчин с зажженными факелами. Они повернулись на голос.
— Та-ак. И что мы делаем тут в такое время? — протянул один из них.
Она попыталась обойти их, но они перегородили ей путь.
— Возвращаемся с работы?
— Что-то далековато занесло тебя от Коклейн, красотка, — вставил другой.
Она растерянно переводила взгляд с одного лица на другое. Они же, суровые и официальные, разглядывали ее в свете факелов. У Мойры возникло мрачное предчувствие.
— Пожалуйста, позвольте мне пройти.
— Нет, никак не положено. Наша задача — патрулировать этот район и следить за тем, чтобы такие, как ты, оставались в местах, которые город отвел специально для вас. Ты, когда проходила через ворота, знала, чем рискуешь, если попадешься, — заявил первый.
— Я просто ходила в Саутворк. А живу я в городе.
— Правда? Охранникам будет очень интересно. Вот им и расскажешь. Проституткам в городе запрещено появляться где-либо, кроме Коклейн, — он крепко взял ее за руку.
Так что, они приняли ее за… нет, это какое-то недоразумение! За сегодняшний день она перевидала достаточно проституток, чтобы понимать — она даже отдаленно не напоминает женщину свободного ремесла.
— Добрые люди, вы ошибаетесь. Я просто возвращаюсь на постоялый двор, где снимаю комнату.
— Ого! Она, оказывается, из тех, что умеют красиво говорить. Наверное, она даже к нему сама бегает, а не ждет, пока он к ней заявится.
— Что за глупости вы говорите! Неужели я похожа… на…
— В темноте все женщины выглядят одинаково. Кому-кому, а тебе это наверняка хорошо известно.
Дело принимало совершенно абсурдный оборот.
— Послушайте… — начала было Мойра, теряя терпение.
— Нет, это ты послушай, — перебил ее один их мужчин. — Ты бродишь по улицам в одиночестве после наступления комендантского часа, нарушаешь установленные городом законы, и, на мой взгляд, этому существует только одно объяснение. Так что не миновать тебе тюрьмы Тан.
Тюрьма!
— Думаю, вы шутите!
Державший ее за руку мужчина посмотрел на нее более внимательно. Помедлив, он пожал плечами:
— Свою историю ты расскажешь завтра мировому судье. Мое дело — очистить улицы от ночных бродяг и проституток, а ты — и то, и другое, как мне кажется. Так что идем. До тюрьмы Тан отсюда далековато.
— Вы же шутите, правда? — воскликнула она, когда он потянул ее за руку.
— Веди себя спокойно, иначе будет хуже.
— Отпустите руку, — тихо произнесла она. — Я пойду сама. И не смейте больше прикасаться ко мне.
Охранник оглянулся на своих спутников и рассмеялся:
— А она хороша. Очень хороша. И язык у нее здорово подвешен, честное слово. Бьюсь об заклад, и стоит она страшно дорого.
Мойра посмотрела в глаза, блестящие в отблесках факела. Глаза принадлежали главному охраннику тюрьмы Тан — круглой крепости, в которую со всего Лондона приводили тех, кого арестовывали за ночные преступления. Охранник окинул ее оценивающим взглядом и приказал отвести в отдельную камеру без окон, а не в ту, куда швыряли всех подряд.
Благодарная хотя бы за такое снисхождение и участие, она приняла эль, которым он ее угостил, и, утолив жажду, принялась объяснять ему, как и почему она оказалась на улице после наступления комендантского часа.
— Я рассказала ночному констеблю про Элзбет и попросила его послать за ней, — сказала она в заключение. — Элзбет знает, что я только что приехала в город и потому не знакома с местными правилами и законами.
— Ну, он передаст ей, если разыщет вашу Элзбет. Правда, это не означает, что она появится, согласитесь. Есть у вас тут родственники или знакомые? Кто-нибудь, кто мог бы поручиться за вас или принести деньги, чтобы вас выпустили под залог?
Скорее она сгниет в этой камере, чем попросит разыскать Аддиса. Кроме того, его вообще могли не пустить в город.
Охранник оперся спиной о стену за скамейкой и задумчиво похлопал себя по объемистому животу.
— Весь фокус в том — и ведь забавно, согласитесь, — что женщины, которых сюда приводят, на самом деле редко оказываются проститутками. Ночь за ночью город совершает одну и ту же ошибку, дюжины женщин оказываются запертыми в тюремных камерах, и у каждой, говорю вам, у каждой — история вроде вашей. Мне горестно даже думать о том, что ожидает их утром, — тех, кто не сможет выбраться до утра.
— А что их ожидает?
— Ну, если мировой судья не поверит им — а он по какой-то причине почему-то никогда им не верит, — женщину усаживают на телегу и везут по улицам через весь город для публичного осмеяния. До самого Ньюгейта, а это в противоположном конце города. И, я вам скажу, толпа временами ведет себя не очень добродушно. А потом ее оставляют за воротами на Коклейн вместе с другими проститутками.
Что ж, наказание не показалось Мойре слишком суровым. Гораздо хуже было бы подвергнуться публичной порке или же отсидеть срок в несколько месяцев в этой промозглой, насквозь провонявшей тюрьме.
— Э-э, на самом деле, это гораздо хуже, чем может показаться на первый взгляд. Подвергнуться такому унижению!.. То есть, по сути, на всю оставшуюся жизнь получить клеймо проститутки. Весь город любуется ею, видит ее лицо. И про архивы забывать не стоит. Этот город обожает вести архивы. Записывается все! До Ньюгейта отсюда неблизкий путь, и временами мужчины ведут себя непристойно, особенно молодые, хотя, на мой взгляд, женщины обычно выглядят не лучшим образом. Кроме того, они больше не могут вернуться в город. А если ее поймают в городе за своим ремеслом еще раз, то перед следующей поездкой на телеге ей бреют голову наголо, — он посмотрел на нее блестящими глазами. — Нам, охранникам, которые работают тут, так неприятно все это видеть. Мы помогаем беднягам, как можем.
