«Всего минуточку», – пообещала она себе и уснула крепким сном.
– Спит, – тихо сказал Николай, когда они вернулись в дом. – Измучилась, видать. Давай отнесу ее в кровать.
– Сам отнесу, – возразил Иван.
– Даже так! – хмыкнул понимающе Коля.
Александра проснулась, открыла глаза и резко подскочила, перепугавшись.
«Господи, где я?!»
И вспомнив, сообразив, плюхнулась на край дивана, на котором спала, от облегчения.
– Я становлюсь истеричкой! – поругала она себя.
Повздыхав, посидела пару минут и пошла искать мужчин. Они были за домом, на летней кухне, столь же справной, как и все Колино хозяйство. Под навесом находилась печь, рядом с которой радовали глаз добротностью деревянный стол и скамейки, врытые в землю. На столе красовались на расстеленном белоснежном полотенце чистые тарелки стопкой, рюмки, вилки, рядом дополнял сельский натюрморт таз, с верхом наполненный только что сорванными с грядок овощами, зеленью, луком, распластавшим по деревянной поверхности длинные зеленые стрелы. В мангале, установленном у печи, полыхали угли прогоревших дров, мужчины нанизывали мясо на шампуры, тихо разговаривая.
Санька остановилась, не замеченная ими, и загляделась.
День плавно переходил в сумерки, завершая свою суматошность, мирно текла река, далеко просматривавшаяся с пригорка, на котором стоял дом, на том берегу резко поднимался вверх косогор, поросший соснами от самой воды, за ним виднелась часть поля, упиравшегося в кромку темнеющего леса. В небе кружили ласточки, переговариваясь резким, высоким стрекотом, им аккомпанировал негромкий лягушачий хор. Жизнь текла в тягучем чистом воздухе, наполненном ароматами трав, сосновой смолы, свежестью близкой воды реки.
Красотища сказочная!!
Саша сделала несколько глубоких вздохов, впуская в себя умиротворенность вечерней природы вместе с красотой.
Чудо. Тихое, спокойное, неспешное чудо.
– Саш! – позвал Иван, заметив ее. – Иди к нам.
– Красота такая, с ума можно сойти! – поделилась она впечатлениями, подходя к мужчинам.
– Да. У нас хорошо, – согласился Коля.
– Здесь не просто хорошо, здесь замечательно! – восторгалась Сашка.
– Спасибо, – поблагодарил хозяин. – Выспались?
– Да. Извините, я не заметила, как заснула.
– Умаялись. А мы с Иваном напарились уже. Скоро шашлык будет. Вы в баньку-то пойдете?
– Да, с удовольствием! – обрадовалась она.
– Тебя попарить? – предложил свои услуги Иван.
Буднично так, как будто чай предлагал, восьмую чашку, не без намека и заранее зная, что откажутся, – наказать неудобством вопроса.
Нет, дорогой, это к другим своим барышням, она в твои игры не играет, слабо тебе, Ванечка, с ней тягаться!
– Попарить, конечно! – подивилась барыня холопьей недогадливости.
Иван слегка опешил, поднял удивленно бровь – не удержался, Николай никак не отреагировал, продолжая заниматься мясом.
Вот так-то, мистер Гуров!
Холодно, отстраненно Сашка разделась на глазах у Гурова и прошествовала в парилку.
Ее «немама» многому научила, в частности, умению так выражать мимикой, жестами, всем телом надменное превосходство и вынужденное терпение, отсекающее любые разговоры, вопросы, контакты.
Иван свои мысли держал при себе, прикрыв, правда, их возможное проявление банным полотенчиком вокруг бедер, и охаживал ее дубовым веничком от души, вкладывая свое раздражение в удары.
Санька потерпела-потерпела и остудила надменным тоном, словно водицей холодной из ушата окатила:
– Тебе кажется, что у меня недостаточно синяков на теле?
– Прости, – буркнул Иван, поубавив пыла.
Сашка не снизошла до послаблений, она парилась долго, с удовольствием, с небольшими перерывами в предбаннике и дубово-веничными продолжениями на полатях.
Он терпел. А куда деваться – сам напросился! Терпел, сжав зубы, и дурел от созерцания ее распаренного, розового, словно светящегося, соблазнительного тела, которое он знал теперь во всех подробностях, кончиками пальцев, губами, руками… и такого недоступного теперь.
Договор – ничего не было!
«А не хер было выпендриваться! Подлавливать ее на слабо, язвить! Терпи теперь, придурок!» – ругал он себя почем зря.
Они вышли из баньки, она распаренная, расслабленная, разомлевшая, даже синюшно-зеленоватый окрас синяков затушевался, а он…
Николай, присмотревшись к ним, еле заметно улыбнулся, ничем иным не выказывая своих мыслей. Пока Сашка спала, Иван посвятил его в некоторые детали дела и странного, неожиданного появления в нем Александры.
Коле можно было рассказать все.
Николай был не просто друг, нечто гораздо большее. Они дружили с детства, с одного московского старого двора, вместе ходили в школу, в один класс, вместе поступили в Академию, правда, на разные факультеты. Все вместе – драки спина к спине, влипали во всякое дерьмо в бесшабашной молодости, прикрывая друг друга, доверяли, как самому себе, а то и побольше! Да чего только… взаимный тыл и последняя инстанция перед Богом. А потом у Николая, работавшего военным атташе в одной далеко не благополучной стране, убили жену и двоих пацанов в глупой и жестокой в своей обыденной тупости перестрелке на улице. Они просто попали под перекрестный огонь, когда выходили из магазина.
Колька выл от горя и не мог себе простить, что вытащил их из Москвы в посольство, хотя выбора у него не было. Иван не отходил от него полгода, перебрался к нему жить. Жил, приглядывал, не делая попыток вытянуть из нескончаемой водки, заливающей рану.
И плакал вместе с ним, потому что Катюху, жену его, знал и любил, как родную, как и обоих его мальчишек, своих крестников.
И это горе было, есть и теперь будет всегда непереживаемым и неизлечимым.
А Коля вынырнул из горячего отчаяния, ушел в отставку, продал все в Москве, купил участок у черта на куличках, знатный внедорожник, снегоход, обозначил себя в районе егерем, оставив там, за бортом, родителей в столице и его, Ивана.
И все бы ничего, но вот только здоровый тридцатидевятилетний мужик живет на выселках один без бабы, без любви, наказывая себя, что ли?
А при таком раскладе жизни нет, только боль и обвинения нескончаемые. Иван не сдавался и так просто отпускать Николая в его тоску беспросветную не собирался. Он периодически заваливался к Коле с боевым комплектом в количестве не менее двух девиц, якобы в баньку и для отдыха от работы. Они охотились, рыбачили вдвоем, и Иван норовил подсунуть другу кралю. Колян брал с удовольствием и благодарностью, если дама не возражала и сама проявляла инициативу, и… провожал.
Все это было не то, Иван понимал – столичные барышни с их непростыми расчетами и очень четкой установкой «что вы можете предложить моей будущей шикарной жизни?», как говорят в Одессе. Да и местные дамочки на Колю заглядывались, он в районе был личностью заметной, известной, наезжали в гости, и обхаживали, когда он в райцентр по делам заглядывал. Мужик видный, деловой, непьющий, да все эти интересы были с дальним прицелом, с расчетцем, со взвешенными, продуманными маневрами и шагами.
