кривыми зеркалами. Слезы застыли в глазах прозрачной ртутью, чудом цепляясь за нижние ресницы. Резко загудела машина, Женя вздрогнула, и на щеку упала крупная капля. Следом вторая. Дождь обрушился внезапно и сразу, словно наверху перевернули чан с водой.
Дома она стянула мокрые ботинки и, оставляя за собой влажные следы, прошлепала в ванную. До отказа выкрутив кран с горячей водой, оперлась ладонями о стиральную машину. Комната постепенно наполнялась паром. Посиневшие от холода губы перестали вздрагивать, но по телу, как будто пробегали электрические разряды. Переключив воду на холодную, Женя бездумно уставилась на взбухающие крупные и мелкие пузыри. Ванна быстро наполнялась.
Майка и джинсы полетели комом на пол, кожа моментально покрылась мурашками. Худые плечи вздрогнули, как будто кто-то невидимый ударил хлыстом. Женя погрузилась в спасительное тепло и зажмурилась.
Причина, по которой всякий раз глаза Глеба подергивались невидимой плотной пленкой, оказалась до тошноты банальна. Эта причина высока, светловолоса, ухожена и имеет идеальную кожу. С ней у Глеба глаза сияют, а не застывают, как воск.
Женя сжала под водой руки. Тянущая боль поползла от пальцев выше, к запястью, а потом к локтям. Согреться никак не удавалось. Всё тело сотрясали почти невидимые судороги.
В этом медицинском центре она оказалась случайно. Увидела, что по акции принимает пластический хирург и решила сходить. Хотелось узнать перспективы. Да и вопрос цены был немаловажным. По сути, он и был решающим. Нужно иметь хотя бы понимание, какие затраты предстоят в будущем. Хирург ей понравился. Он подробно расспрашивал, трогал теплыми сильными пальцами ее кожу и вглядывался в следы, оставленные бедой. Год. Должен пройти год, а пока физиотерапия с применением лекарств. По стоимости ничего конкретного сказать не смог, прикинул лишь приблизительно. Сумма показалась Жене внушительной, но вполне реальной. Только вот нужно найти работу.
Воодушевленная, она выпорхнула в коридор, смело взглянула на свое размытое отражение в стекле многочисленных дипломов на стене, и вдруг застыла. В отдалении, у стойки администратора, она увидела Глеба. Он с таким восторгом смотрел на стоящую рядом с ним блондинку, что никаких сомнений не оставалось. Это вовсе не коллега и не просто знакомая. Последовавший поцелуй, лишь окончательно подтвердил очевидное.
Женя так и не тронулась с места. В глазах ее плескались недоумение и обида. Если раньше и мелькали нелепые подозрения, то они оставались лишь выдумкой, и от них легко было отбиться. Но теперь… теперь мироздание решило явить полную картину, от которой Женю затошнило. Но еще хуже ей стало, когда спутница Глеба при выходе на секунду обернулась. Перед глазами появилась картинка из прошлой жизни. Маргарита Сергеевна аккуратным почерком записывает в ежедневник дату, следующего визита. Из книжицы на пол падает фотография. Женя, стоящая рядом, поднимает снимок и видит на нем женщину, в чертах которой угадывается молодая Марго.
— Это ваша дочь? — с улыбкой спросила тогда Женя и удивленно заметила, как мгновенно поменялась в лице Маргарита Сергеевна.
Глава 27
Понемногу отогрелись руки, тело, душа… Женя закуталась в халат и, приготовив себе крепкий чай, открыла ноутбук. Застрекотала клавиатура. На черный пластик падали редкие горячие капли, слова лились жалобные, обидные, злые… Апелла молча слушала. Но Жене этого было достаточно. Ее слышат, а это главное.
Недоумевала, почему ей так больно. Больнее, чем, когда видела, как шарахается от нее Глеб. Кажется, и так было всё ясно, и где-то глубоко в душе она уже смирилась с расставанием, но лишь сегодня, когда увидела спокойное и счастливое лицо мужа, обращенное к другой женщине, окончательно пришло осознание. Поразило именно его лицо, на котором было разлито умиротворение. Даже кожа светлее стала. А оливковые глаза ярче, потому что с них сползла белесая пленка. Глебу хорошо и спокойно, и это было заметно.
Женя не хотела знать, влюблен ли ее муж, это было неважно. Главное, что бросалось в глаза: он обрел покой, словно избавился от дурной болезни. И это так же необратимо, как смерть.
Вдруг она вспомнила свою последнюю встречу с Маргаритой Сергеевной. Получается, она в курсе, что ее дочь… Поэтому и предлагала помощь? Женя застонала и вцепилась в волосы пальцами: боже мой, какая же она дура! Она-то подумала, что всё это из добрых или дружеских побуждений, а выходит, Марго просто желала откупиться?! В их кругу, видимо, так принято. Идешь, шагаешь себе по людишкам, не замечая. А если, кто и прилип к подошве, то можно из жалости брезгливо кинуть ему кость с барского плеча… Что ей какая-то Женя? Обслуживающий персонал.
Застыла, не понимая, кто поразил ее больше? Глеб, так быстро нашедший ей замену, или Маргарита, воспитавшая такую дочь. Поморщившись, Женя вспомнила, как, слушая хирурга, она чуть было не решилась попросить у Маргариты Сергеевны в долг денег.
— Боже, как бы я при этом выглядела… — произнесла она вслух, чувствуя, как загорелся на щеке рубец.
Ничего унизительнее и представить невозможно. Женя отодвинула ноутбук, свернулась калачиком и, натянув плед до самого подбородка, затихла. Сил больше ни на что не осталось. Даже на то, чтобы ответить Апелле.
* * *
Анна вернулась, как и обещала, через пять дней. Приехала задумчивая и усталая. На вопросы Глеба отвечала рассеянно и с неохотой, как будто мыслями всё еще не вернулась с далеких берегов Красного моря.
— Ты какая-то странная… Устала? — обеспокоенно спрашивал Глеб.
— Устала… Зато нанырялась до одурения…
На губах Анны появилась мечтательная улыбка, которая через секунду погасла. Она нахмурилась и вынула из кармана бархатный черный мешочек.
— Вот! Это тебе. На удачу!
Глеб вытряхнул на ладонь неровный, словно обкусанный кусочек металла. На потемневшем фоне можно было различить едва заметное изображение каких-то иероглифов, рисунков, ломаных линий. Глеб никогда не видел ничего подобного, но рассматривать сувенир не хотелось. Наоборот, он почувствовал непреодолимое желание сунуть его обратно в мешок, и больше никогда не вынимать.
— Съездишь со мной? — вдруг спросила Анна.
— Куда?
— Поехали. Мне просто нужно, чтобы кто-то был рядом.
Всю дорогу Анна молчала. Но Глебу слова были не нужны. Он наслаждался ее присутствием, млел от нахлынувшего чувства покоя. Эти пять дней, что он провел без нее, показались ему бесконечностью. Он засиживался в офисе до глубокой ночи, потом ехал в апартаменты, падал на кровать и зарывался носом в подушку и простыни, отыскивая в их складках благословенный покой. Напрасно. Анна была далеко, и правило срабатывало неумолимо. Без нее Глебу становилось плохо. И это стало его пугать. Он был похож на заблудившегося во вьюге путника, который норовит сесть в
