– Помню. А что ж ты его не добил? Промахнулся, что ли?
– Я в него не стрелял. Даже не пытался.
– Как так? – искренне удивился Гордосевич. Сенин задумался. Попробуй объясни человеку, каково это – стрелять в самого себя.
– Не знаю, – сказал он. – Я просто не смог.
– Вот, значит, как, – задумчиво изрек боец. – Получается, командир, что и ты бздишь, когда страшно? Извиняюсь, конечно…
– Все бздят, когда страшно. Уж поверь. А знаешь, я понял, почему они укокошили полторы тысячи человек, а никто даже пикнуть не успел.
– И почему?
– Чтобы уничтожить врага, нужно знать его, как самого себя. А они – знали. Именно как самих себя, понимаешь?
– Кажется, да. А может, и нет. Я ведь не такой, сам знаешь.
– Вот и радуйся, Гордосевич. Твое счастье…
* * *
Ранним утром Сенина растолкал биолог. Сенин спросонья послал его к черту, но потом пришлось разлепить глаза и подняться.
Вид у Валенски был отнюдь не цветущий. Было видно что поспать ему пришлось совсем немного.
– Просыпайся же! – с отчаянием воскликнул он. – Есть проблемы.
– Проблемы? – Сенин силился стряхнуть сонливость.
– Нужно сообщать командованию. Дела плохи.
– Что сообщать?
– За ночь больным стало хуже. Несколько человек почти парализованы. Мы не можем остановить внутреннее развитие болезни.
Сон как рукой сняло.
– Я так и знал. – Сенин в сердцах стукнул кулаком по кровати. – А что с вашим лекарством?
– Мы ничего не успеваем. Я сегодня спал всего час, мы там уже валимся с ног.
Сенин встал, начал одеваться.
– Ты пойдешь со мной, – сказал он. – Они будут задавать вопросы, а я в этих делах двух слов не свяжу.
– Нет-нет, – замотал головой Валенски. Он сунул Сенину оптическую карту и отошел назад, давая понять, что умывает руки. – Там подробный отчет, все данные. Им не придется задавать вопросы.
– Подготовился, значит, – хмуро проворчал Сенин. – Выходит, все стрелы сейчас полетят в мою задницу, а ты отделался отчетом.
– При всём сочувствии, – с сожалением произнес Валенски, – общаться с начальниками сейчас выше моих сил. Я вообще-то хотел поспать хоть часок.
– Иди спи, – продолжал хмуриться Сенин. – Только слишком крепко не засыпай. Если начнут спрашивать – вызову тебя по радио.
– Ясно, – с готовностью ответил Валенски, устремляясь к двери.
– Обожди. – Сенин коротко вздохнул. – В общем, повстречались мы с братиком. Вчера, как стемнело.
– Что? – Валенски, казалось, пришел в ужас. – И как же?..
– Нормально. Обошлось. Скажем так, повезло – люди услышали.
– А эта штука… – Валенски уставился на ссадину у Сенина на скуле.
– Да-да. Именно то, что ты подумал.
– Тебе больше нельзя ходить одному. Тем более ночью. И сейчас – ты же идешь в крепость! Возьми с собой хоть кого-нибудь.
– «Кто-нибудь» не подойдет. Возьму Гордосевича – он свой. Слышь, Валенски, а я и вправду не смог его убить. На мушке держал, палец на крючке, а никак…
– Знаю, – медленно кивнул биолог, глядя в невидимую точку. – Я это уже проходил. Ты перед ним беспомощен, как отражение в зеркале. Зеркало ведь так легко разбить, и отражению останется только умереть вместе с ним.
Гордосевич, кажется, уже понял, что ему отныне придется быть телохранителем командира. Едва Сенин заглянул в его комнату, он с готовностью поднялся и спросил:
– Куда-то идем?
Всю дорогу в коммуникационный центр они прошли молча. Сенин смотрел в лица редким прохожим. Он хотел знать, как начнут себя вести люди, узнавшие, что пятна на коже оказались не безобидным лишаем, а пока неизлечимой болезнью, приводящей к параличу.
Но у людей были самые обычные лица. Похоже, поселок еще ничего не знал.
У самых дверей коммуникационного центра Сенин убавил шаг.
– Ну, ты уже всё понял? – спросил он Гордосевича.
– Про что? – не понял тот.
– Лишай не страшен ни тебе, ни мне. Он жрет только «мочалку» и ее выродков.
– Ясно, – пробормотал Гордосевич.
– А знаешь самое интересное? Это наш лишай.
– В каком смысле?
– В прямом. Это именно тот грибок, который вырастил Валенски для борьбы с «мочалкой». И не дай бог, хоть одна живая душа здесь об этом узнает…
– Я понимаю, – тихо сказал Гордосевич.
– Если эпидемия начнет косить людей, здесь будет большой поиск виноватых. Люди ведь всегда ищут каких-нибудь виноватых. А это как раз мы с Валенски.
Гордосевич шумно сглотнул.
– Впрочем, – продолжал Сенин, – первыми пострадают врачи. Ведь это они не смогли сделать вакцину. Толпе ведь не объяснишь, что они с ног валятся от усталости и ночуют в своей лаборатории. А теперь пошли, расскажем это командованию.
Лицо капитана рейдера было еще более настороженным и недоверчивым, чем раньше.
– У нас дела совсем плохи, – сказал Сенин. – Эпидемия распространяется. Сегодня нескольким больным стало хуже.
– Представьте себе, господин Сенин, мы это уже знаем, – с вызовом сказал капитан. – Только почему-то не от вас, а от администрации Сектора. Час назад мы получили по гиперканалу запрос, что мы собираемся предпринимать в связи с распространением эпидемии. Представляете, в каком я оказался положении?
– Сочувствую, – склонил голову Сенин. – Видимо, врачи уведомили Сектор по своим каналам. Поверите вы или нет, но у них информация появляется чуть раньше, чем у меня.
– Какая информация? Что вы паясничаете? Вы без врачей не видите, что у вас серьезная эпидемия?
– Вижу, не сомневайтесь. Я вижу даже больше, чем врачи.
– Что вы имеете в виду? – капитан подозрительно прищурился.
Сенин подвинул клавиатуру и быстро набрал: «ЭТО МЫ ПРИВЕЗЛИ БОЛЕЗНЬ». И затем одним нажатием клавиши отправил это на рейдер. Даже если его сейчас подслушивали, перехватить такую передачу вряд ли было возможно.
Капитан прочитал сообщение и изумленно уставился на Сенина.
– А подробнее? – потребовал он.
– Все подробности здесь. – Сенин помахал перед экраном картой памяти. – И вы их немедленно получите. – Он выставил в сторону капитана палец. – И больше прошу не говорить со мной таким тоном. Я знаю свое дело, и я делаю его хорошо.
Капитан некоторое время жевал губы с очень надменным видом.
– Ладно, – сказал он. – Вы хоть еще не больны?
– Мы не больны. Эпидемия пока затрагивает лишь тех, кто долго здесь живет. Но всё может измениться, – Сенин с сожалением улыбнулся. – А теперь хотелось бы узнать, что вы собираетесь делать.
– Мы собираемся не принимать скоропалительных решений.
– В этом я не сомневался. Высаживаться в пораженную зону вы, конечно, поостережетесь.
– А зачем нам высаживаться? – разозлился капитан. – Чем мы поможем? У вас там есть специалисты-медики, которые знают свою работу ничуть не хуже наших…
– Один из них уже заражен, – вставил Сенин.
– Мы высадимся тогда, когда посчитаем нужным. Продолжайте действовать по утвержденному плану и не забывайте отчитываться перед нами самым подробным образом. И не сомневайтесь, что мы окажем любую помощь, которую посчитаем целесообразной.
– Я и не сомневаюсь. Прилетайте хотя бы трупы собрать, – сказал Сенин и помахал рукой в погасший экран.
Гордосевич, который сидел тише воды и слушал весь разговор, поднялся из своего угла.
– Чего он так разговаривает? – спросил он.
– Не знаю. – Сенин безразлично махнул рукой. – Может, просто не любит нас с тобой.
– Командир. – Гордосевич порывисто вздохнул. – Я забыл сказать… В общем, у Вельцера сегодня эти чертовы пятна тоже появились.
* * *
Беда пришла гораздо раньше, чем Сенин мог ожидать Уже через день он услышал из-за окна какой-то нездоровый шум и поспешил на улицу.
По улице бежали люди. Их было немного, как и всегда в утренние часы, но они целенаправленно куда-то двигались. Что-то случилось.
В нескольких кварталах от дома он увидел мужчину, которого мимоходом знал. Этот человек несколько дней назад дал Сенину фонарь и пожаловался, что у него болеет дочь.
Сейчас он стоял на коленях, прямо на мерзлой земле, и навзрыд плакал. На руках у него висело безжизненное тело девочки-подростка.
– Смотрите, люди, смотрите! – говорил он, преодолевая судороги в горле. – Это моя девочка, мой цветочек, она умерла, умерла…
Странно, но никто к нему не подходил. Никто не утешал, не пытался увести в дом. Зеваки стояли полукольцом на отдалении и просто молча смотрели, хмуря брови. Словно сама смерть еще кружила вокруг тела девочки и грозила остальным.
Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но пришел врач Голберг. Под мышкой он тащил складные пластиковые носилки. Он подошел к осиротевшему отцу, что-то сказал ему в самое ухо, тот несколько раз кивнул, сказал: «Забирайте, конечно, теперь забирайте».
Гольберг разложил носилки и опустил на них тело. Поискал глазами в толпе, ища помощников, но люди как-то съеживались от его взгляда и невольно прятали глаза. Потом он увидел Сенина.
