Гольберг разложил носилки и опустил на них тело. Поискал глазами в толпе, ища помощников, но люди как-то съеживались от его взгляда и невольно прятали глаза. Потом он увидел Сенина.
– Вы-то хоть поможете? – Сенин кивнул.
– Расходитесь, – сказал врач зевакам. – И поменьше болтайте языками. У этой девочки было слабое здоровье, она умерла вовсе не от болезни. Я повторяю, здоровым людям лишай ничем серьезным не угрожает. Держитесь в рамках и не распускайте языки, не наводите панику.
– Куда вы ее? – спросил Сенин.
– Сначала на вскрытие, – хмуро ответил Голберг. «У него ведь тоже две дочери», – подумал Сенин. Пока они тащили носилки, он то и дело смотрел на мертвую девочку. У нее были белые тонкие руки, она и в самом деле выглядела слабой и давно больной. Он не помнил, встречался ли с ней раньше. И он ничего не чувствовал сейчас. Он не чувствовал даже ее веса, она была очень худой и легкой.
Просто совершенно чужой мертвый ребенок.
Позже Сенин поговорил с Валенски и узнал, что при вскрытии у нее обнаружили многочисленные тромбы в кровеносных сосудах. Грибок-убийца пышно разрастался на внутренней поверхности вен и артерий. Она умерла не от слабого здоровья, а именно от грибка. И не было никаких причин надеяться, что эта участь минует остальных заболевших.
Еще двое умерли на следующий день. В поселении началось тихое помешательство. Те, кто еще не носил на своей коже розовых пятен, собрали вещи, набили мешки припасами и выбрались за периметр. Вокруг поселения появились крошечные палаточные городки, повсюду к небу поднимались струйки дыма от костров.
Столовая, пара мелких магазинчиков, аварийный склад – всё было частично разграблено. Никто уже не думал о соблюдении приличий.
Поселение опустело. Лишь возле лаборатории, где работали медики, теперь начали собираться люди. Все они были больны. Страшная молчаливая толпа часами стояла в некотором отдалении от входа в лабораторию и ждала чуда.
На третий день, когда донеслась весть, что умер старший врач – тот самый сердитый лысый врач, который вылечил Сенина, – по толпе пронеслось движение. Кто-то в голос заплакал, кто-то потерял сознание. Если врачи не могут спасти себя, на что тогда надеяться остальным?
Тем не менее картина еще не походила на апокалипсис. Всё происходило очень тихо, спокойно, даже буднично, никто не сходил с ума, не бился в истерике, не впадал в разврат. Многие даже продолжали добросовестно работать на своих объектах.
Один-два раза в день в поселении меркли лампочки – администрация включала гиперсвязь и слала в Сектор мольбы о помощи. Но помощь всё не приходила. И это несмотря на то что Сенин сразу же направил лично Макрееву зашифрованное сообщение, где понятно объяснил – грибок не страшен обычным людям, спасателям совершенно нечего опасаться.
В воздухе сгущалось напряжение. Каждую секунду можно было ждать взрыва.
В тот день Сенин зашел к Ангелине. Она лежала в постели и смотрела в потолок. Розовые пятна ползли с шеи прямо на лицо. У нее ничего не болело, она могла двигаться и жить обычной жизнью, но она знала, что в поселении умерло уже больше двадцати человек.
На самом деле Сенин скрыл это от нее, умерших было тридцать два.
– Так нельзя, – сказал он ей. – Ты должна встать и что-то делать.
– Я и так делаю, – возразила она. – Я думаю, вспоминаю.
– Ну, прямо как к смерти готовишься, – рассердился Сенин.
– Готовлюсь, – кивнула Ангелина.
– Хватит себя угнетать. Умирают те, кто просто не хочет жить – поверь моему опыту. Тебе нужно потерпеть дней пять-семь, врачи что-то нащупали, скоро будет лекарство.
Это была чистая правда. Валенски только накануне сказал, что они синтезировали в виртуальной среде короткоживущий микроспорум, который разрушает корневую систему грибка и не вредит человеку. Впрочем, вредит ли он подражателю, сейчас никто не мог поручиться.
Осталось только вырастить опытный образец, а на это требовалось немалое время.
Сенин сидел на кровати Ангелины и держал ее за руку. Рука была вялой и холодной. Ангелина решительно не хотела бороться за жизнь. Сегодня с ней было совсем не о чем разговаривать.
С Вельцером было легче. Когда утром Сенин зашел к нему и попытался подбодрить, тот грустно улыбнулся и сказал: «Конечно, командир».
Неожиданно у Сенина запищал радиобрелок.
– Ган, ты где? Ты один? – раздался осторожный голос Гордосевича.
– Нет, подожди. – Он подмигнул Ангелине и вышел, тихо прикрыв дверь. – Теперь говори.
– Срочно возвращайся к дому, там я тебя встречу. Иди быстро, но осторожно. Старайся не попадаться никому на глаза.
– Что происходит?
– Ган, сейчас некогда. Сам увидишь. И поторопись.
Сбитый с толку Сенин скомканно попрощался с Ангелиной и поспешил домой. Как и советовал Гордосевич, он шел осторожно – выбирал путь в проулках, улицы пересекал быстро, не глядя на встречных.
Он опоздал. Возле дома его уже ждали. Там было всего два десятка человек, и с ними губернатор. Он почему-то держал в руках здоровенный клок «мочалки».
– Вот он идет, – громко сказал губернатор. – Вот идет человек, который несколько недель назад лично мне обещал, что уничтожит «путанку». И он это сделал. Посмотрите, она в самом деле погибает…
«Мочалка» в его руках была жухлая и безжизненная, как осенняя трава. Сенин и сам знал, что процесс неумолимо идет – в его комнате пышные поросли также шли на убыль.
– Но вместе с ней погибаем и мы! – продолжал губернатор. – Этот человек принес нам несчастье – смертельную болезнь, от которой нет спасения…
Толпа тихо загудела. Сенин боялся смотреть кому-то в глаза.
– Я должен был раньше понять, что это он во всём виноват, – продолжил губернатор. – Ведь пока его не было, мы прекрасно жили. Посмотрите: он вполне здоров, он сильный и самоуверенный. Он, похоже, считает, что ему эта болезнь не грозит. А ваши дети лежат в пластиковых мешках. Это справедливо?
Сенин покосился по сторонам. Он понимал, что, скорее всего, ему сейчас придется удирать со всех ног, и надо было выбрать направление.
– И как мы должны с ним поступить? – Голос губернатора бил по мозгам, как молоток. – Может, кто-то мне скажет, как мы с ним поступим?
Никто еще не сделал ни шага, но уже было видно, что толпа начала движение. Она всего лишь немного качнулась в сторону Сенина, и всё стало ясно.
Им нечего было возразить. Их нечем было успокоить. И самое ужасное, что губернатор говорил чистую правду. Виновен.
Сенин поднял глаза и вдруг увидел быстро мелькнувшую тень, а в следующий миг в грудь что-то больно ударило. В него швырнули камень. Это было дико и немыслимо – средневековая расправа на далекой космической колонии. И руководил ею человек, которому следовало быть самым разумным и взвешенным из всех – губернатор!
Сенин, держась за грудь, сделал шаг назад. В него полетел второй камень, он увернулся. Он видел, что пружина человеческих нервов натянута до отказа, и сейчас толпа ринется на него.
Сенин повернулся и бросился бежать. Куда бежать, он не знал и не думал об этом. Главное – бежать. Толпа сорвалась за ним с многоголосым криком, переходящим в вой.
Взрыв, которого опасался Сенин, наконец случился. И поиск виноватых оказался скорым.
Он бежал посередине улицы, встречные останавливались и с изумлением смотрели вслед. Из толпы их звали присоединяться. Сенин знал, что не сможет бежать вот так бесконечно. Он готовился встретить телом яростный удар толпы. Тело казалось хрупким и беззащитным, как сухая ветка.
За углом взревел мотор, и наперерез ему вылетел джип.
– Сюда, быстрей! – крикнул из кабины Гордосевич, распахнув дверцу. – Уходим, – выдохнул он, когда Сенин прыгнул на сиденье. – Я твои вещи назад побросал…
– Нет, не уходим. Там остался биолог, они же его в клочья порвут.
Гордосевич хмуро поджал губы, однако спорить не стал. До крепости было метров сто по прямой, но он вывернул руль и пошел в объезд, чтобы сбить с толку толпу. Сенин тем временем отчаянно давил на клавишу радиобрелка. Биолог долго не отзывался.
– Валенски, ты меня слышишь? – крикнул он наконец.
– Да-да, слышу, – донесся удивленный голос.
– Вопросов не задавай. Немедленно выходи со всем своим барахлом на улицу и жди нас.
– А что?..
– У тебя тридцать секунд! – рявкнул Сенин и отключился.
Когда они подкатили к крепости, у входа было пусто.
Валенски не вышел.
– Мы не можем ждать долго, – нетерпеливо сказал Гордосевич. – У них, между прочим, тоже машины имеются, и побыстрее нашей.
Сенин положил руку на руль.
– Будем ждать, – сказал он.
Гордосевич вздохнул и принялся нервно барабанить ногтями по панели. Потом протянул руку назад и переложил на колени автомат.
– Сможешь стрелять по людям? – спросил Сенин. Боец неуверенно пожал плечами.
– Там гель, – сказал он.
Через короткое время из-за угла выскочили несколько человек.
