Вот тогда Юрий Михайлович предложил собрать их и выставить на людном месте, как памятники минувшей эпохи, событий августа 1991 года. Такое место им нашли в парке, разбитом на Крымской набережной перед новым зданием Третьяковской галереи.
Эта позиция Лужкова проявилась позднее, когда решалась судьба еще одного памятника советского времени. Напротив храма Христа, у стрелки Пречистенки и Остоженки, установлен монумент Фридриху Энгельсу. Не так давно его чтили как вождя мирового пролетариата, друга и соратника Карла Маркса. На этом месте настойчиво предлагают построить новое здание, которое бы заполнило пространство, образовавшееся после сноса старинного "дома с лавками" в 1972 году. Тогда по Москве, которая готовилась принять президента США, прокатилась волна разрушений. На пути следования высокого гостя: на Большой Якиманке, у Боровицких ворот, на Волхонке и здесь, у Пречистенских ворот, сломали много обветшавших зданий. Обрушили их для того, чтобы они своим жалким видом не портили настроение американскому президенту. То была варварская акция, вызвавшая волну возмущений москвичей. С ними тогда не посчитались в угоду сиюминутной политической конъюнктуре.
Поэтому мэр Москвы не желает повторения ошибок прошлого, не дает сносить Фридриха Энгельса, хоть тот никогда не был в нашем городе и не имеет никакого отношения к Пречистенке и Остоженке. Почему-то здесь, где они сходятся, нашли место бронзовому вождю мирового пролетариата.
Сегодня снесем Энгельса, завтра придет желание демонтировать Маркса, потом произойдут опять какие-то изменения... Так у нас ничего не останется. Во Франции не снесли памятник Наполеону, хотя с его именем связаны не только победы, но и поражения, взятие в 1814 году Парижа русской армией и войсками союзников.
По этой же причине нельзя, я убежден, демонтировать установленные на фасадах зданий Москвы мемориальные доски в честь Ленина, его соратников, "выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства". Какие-то трусливые чиновники в угоду демократической власти убрали две доски с дома на Кутузовском, 26, где жили Брежнев и Суслов. (На мемориальную доску Андропова на том же фасаде дома рука у них не поднялась...) Зачем это сделали? Двадцать лет Брежнев без особых потрясений управлял страной, заключил Хельсинский пакт, договоры с США о прекращении испытаний ядерного оружия. При нем прошли Олимпийские Игры в Москве. История воздаст ему должное, потомки дадут объективную характеристику этому деятелю. Да и у каждого из нас, современников, есть своя оценка построенному под его руководством "развитому социализму", оставленному нам в наследство вождями КПСС. Зачем стирать из памяти имена, забывать, что в одном доме обитали Брежнев, Суслов и Андропов, переставшие после смерти Сталина быть жителями Кремля?
* * *
Итак, мы начали жить без КПСС. Свобода и демократия победили. В Мраморном зале заседал Московский Совет, где большинство составляли демократы. Сотни рассерженных мужчин, собираясь вместе на Тверской, 13, не желали отдавать никому исполнительную власть, вмешивались постоянно в повседневные дела, доставляя огорчения мэру Гавриилу Попову, премьеру Юрию Лужкову и нам, его заместителям, министрам.
Другую головную боль причиняли приверженцы радикальных экономических решений, "обвальной приватизации". Их стратегия перехода к рынку состояла в том, что нужно сломать немедленно устои социализма до основания, приватизировать всё и вся.
Да, приватизация необходима. Но зачем разрушать при этом то, что в целом неплохо функционировало, например, наш комплекс, состоявший из заводов стройматериалов, домостроительных комбинатов, строительно-монтажных управлений, трестов разного профиля? Каждый год они давали Москве по три с лишним миллиона квадратных метров жилой площади, не считая всего остального. Да, эта сложная задача выполнялась в трудных условиях. Значит, у людей есть возможность работать лучше, мы обязаны избавить их от трудностей! Но зачем лишать работы вообще?!
Никто не спорит: демократическое государство должно всем и каждому дать политическую и экономическую свободу. Но это не значит - бросить миллионы людей, не знакомых с правилами игры при капитализме, рынке, на произвол судьбы. Но именно так в Кремле поступили, позволив ограбить народ всяким "Олби-дипломатам" и "Дока-хлебам", "Тибетам" и "Властилинам", "Чарам" и "Горным Алтаям". Им доверчивые люди отдали ваучеры и сбережения. Где они теперь?
Первым почуял грозившую опасность нашему строительному комплексу Юрий Михайлович. На заседании правительства в начале 1992 года он дал неожиданный для многих прогноз:
- К маю вы потеряете всех своих заказчиков. Им просто нечем будет платить. Благоприятная пока еще ситуация перевернется. Вы привыкли, что заказчик бегает за строителем, уговаривает, соглашается на любые условия. Теперь вы станете бегать за теми, у кого есть деньги...
Он ошибся на месяц. Комплекс залихорадил в апреле. За рычаг экономики суверенной России взялась команда молодых реформаторов во главе с Гайдаром и Чубайсом. Они спешили сломать устои социализма, не особенно заботясь, что вырастет на руинах. Они говорили красивые слова и ратовали за либеральные свободы. На деле им была безразлична судьба людей, занятых в народном хозяйстве.
Но мог ли я безразлично отнестись к судьбе моих товарищей, с которыми проработал всю жизнь в "Главмосстрое", "Главмосинжстрое", "Главмоспромстрое"?
Можно ли было допустить, чтобы такие многочисленные армии строителей на рынке труда остались без работы? Можно ли было допустить, чтобы наши управления и тресты, предоставленные сами себе, начали бы делать только то, что им выгодно? Например, менять профиль деятельности, превращать цеха в склады или ремонтные базы, как это случилось в таксопарках.
Таксисты, окружив муниципальными "Волгами" Тверскую, 13, подстрекаемые радикалами, сулившими им блага, добились обвальной приватизации. Каждый водитель стал собственником машины. Но что произошло дальше? Распорядиться этой частной собственностью владельцы машин не смогли, у них не оказалось денег на ремонт, покупку запчастей, на приобретение новых машин. Москва и москвичи остались вскоре без такси. А таксисты без "Волг". Современной службы такси у города нет. Роль таксиста играет каждый автовладелец, все кому не лень. Сломать старое оказалось легко, создать новую систему трудно.
Зайдите, например, под Калининский мост у "Белого дома". Там в бывшем таксопарке функционирует автосалон и техцентр. "Волг" с зелеными огоньками здесь больше нет, остались одни ремонтники частных машин....
Могла Москва остаться и без строителей, как это случилось в других городах России. У нас бы мог развалиться стройкомплекс, как в Ленинграде-Петербурге, где строительство на много лет захирело при губернаторе-демократе, воспользовавшемся рецептами "реформаторов".
Как и предсказал Лужков, в начале 1992 года отлаженный механизм строительного комплекса начал давать ощутимые сбои. От нас стали уходить люди, опытные специалисты. Им было куда податься. В городе на законном основании возникли строительные кооперативы, которые более длинным рублем переманивали монтажников, механизаторов, инженеров...
Но дома с бесплатными квартирами для очередников кооперативы не воздвигали, не строили школ, больниц, заниматься этим неприбыльным делом им было не выгодно...
Что сделало тогда радикал-либеральное правительство? Оно отпустило цены! И понеслось. Цемент и железобетон вздорожали. Кирпич возрос в цене. Стоимость всех процессов выросла непомерно. У города денег при таких расценках не хватало. Башенные краны замирали, стройплощадки одна за другой пустели. Мы потеряли тогда 75 тысяч специалистов, шестую часть персонала. Могли бы потерять больше, если бы, как все, пошли по пути реформ, которые нам диктовали выученики западных экономических школ, ждавших как манны небесной инвестиций из Европы и Америки.
Вот тогда я увидел на близком расстоянии, что значит роль личности в истории. Гавриил Попов строительством не занимался. Он решал политические задачи, добивался у парламента предоставления особого статуса для Москвы. В знак протеста мэр Москвы подавал прошение об отставке, не желая следовать неверным курсом. Президент пошел ему навстречу, издал несколько указов, дал столице право идти по пути реформ своим путем, не следуя установкам Гайдара - Чубайса.
Но, когда перед правительством Москвы открылся стратегический простор, неожиданно для нас первый свободно избранным москвичами мэр столицы подал еще раз прошение об отставке. На все наши уговоры Гавриил Попов ответил решительным "нет". Сил для борьбы у него больше не оказалось. Он предложил президенту утвердить на его место вице-мэра Лужкова. Что и было сделано в июне. Таким образом, Юрий Михайлович стал совмещать две обязанности - мэра и премьера.
