– Кого ты хочешь обмануть? Сейчас ты думаешь только об одном: как бы избавиться от этого мерзавца. То есть от меня.
– Это неправда!
– Правда, – насмешливо сказал Тычковский. – Я попытаюсь тебя разубедить. Я вижу, ты мне не доверяешь, – его голос стал вкрадчивым. – Поэтому предлагаю начать сначала. С твоей первой попытки покончить с собой.
– Пожрать дайте! – заорал Кит и ударил в дверь ногой.
Машенька вздрогнула.
– Ничего, перебьется, – сказал Тычковский и крикнул: – Слышишь, ты? Жди своей очереди. С тобой я разберусь потом.
– У меня в сумочке шоколадка! – крикнула Машенька. – Можешь ее взять!
Было слышно, как Кит щелкнул замочком, потом зашуршала обертка. Раздалось смачное чавканье.
– Ты не того боишься, – вдруг мягко сказал Машеньке Тычковский. – Я попробую это доказать. Надо привести тебя в чувство. Мы должны разобраться в твоей проблеме. Итак? Тебе было семнадцать, и ты вступила в переписку по Интернету с парнем. Похоже, в семнадцать лет ты была девушкой застенчивой, с кучей комплексов и еще ни разу ни с кем не целовалась, хотя твои ровесницы уже зашли гораздо дальше и этим бахвалились. Я угадал? Угадал. Кто он?
– Он был старше на… На много. В два раза. Сказал, что его зовут Эриком. Я почему-то сразу подумала, что он врет.
– Почему?
– Потому что я сама назвалась Анжеликой, – Машенька стала пунцовой. – В заочной переписке все врут. С кем ни пообщаешься, все либо адвокаты, либо банкиры. Лишь бы произвести впечатление. А на самом деле… На самом деле лучше не знать правду, – горько сказала она.
– Ты в какой степени соврала?
– Сказала, что мне двадцать.
– Двадцатилетняя Анжелика, студентка… Студентка? – Машенька кивнула. – Фото чье разместила?
– Из журнала. Я хотела, чтобы он полюбил мою душу.
– Полюбил? – насмешливо спросил Тычковский.
– Он пригласил меня на свидание. Я, разумеется, не пошла.
– Почему?
– Я такая некрасивая… – Машенькины губы задрожали. – И не была студенткой. Я была школьницей. Мне стало стыдно, что я его обманываю, очень красивого, умного, взрослого, и я прервала переписку. Ушла с этого сайта, сменила адрес электронной почты. Больше я не общалась с Эриком.
– И что случилось вчера?
– Понимаете, я думала, что он тоже разместил чужое фото. Своего друга или, как и я, из журнала. Но вчера мне вдруг показалось… Мне показалось, что это он, Эрик.
– Выходит, ты его узнала, – напряженно сказал Тычковский.
– Я обозналась. Я почему-то подумала, что он маньяк, а вы врач. Потому я вас и выпустила. После того, как…
Машенька вновь замолчала.
– Что такое? Продолжай.
– Я… не могу…
– Надо это сказать. – Машенька молчала. – Хорошо, я тебе помогу. Буду задавать наводящие вопросы. Что было ночью?
– Мне не спалось. То есть сначала я задремала, но даже во сне меня мучила мысль, что вы там в холоде, без горячего чая. Ведь я обещала принести вам чай.
– Вам – это кому? Только мне или…
– Вам, вам обоим. Я также мучилась мыслью, где я его видела? Как только он вошел, я сразу же подумала: мы раньше встречались. Это «встречались» меня и сбило. Ведь прошло столько лет. Я видела его лишь на фото. Помню, что Эрик красивый, темноволосый. Но тогда он был гораздо моложе и не такой… Как бы это объяснить? – Машенька замялась. – В общем, не такой. Поэтому я не сразу вспомнила, где его видела. Да и теперь не совсем уверена, что это он. Я, похоже, обозналась.
– Тем не менее ночью ты пошла к нему.
– Да, – прошептала Машенька.
– Успокойся.
– Не могу. Я всего лишь хотела спросить, помнит ли он меня? И что он на самом деле ко мне чувствовал? Была это только игра или всерьез? Я помню, как вышла на кухню с намерением приготовить вам чай. Но было темно. На диване спал Микоша. То есть теперь я понимаю, что там, возможно, никого и не было. Но тогда, в темноте, мне показалось, что он там есть. Я хотела зажечь свет, но тут вдруг вспомнила, где именно видела Эрика. То есть этого, как его…
– Кибу.
– Как?
– Дмитрия Кибу.
– Так, значит, Эрик был врачом из психиатрической больницы? Боже мой! – всплеснула руками Машенька. – Хотя… Почему врач не может быть Эриком? Что мешает врачу вступить в переписку по Интернету с красивой девушкой? Он ведь тоже человек.
– Совершенно верно, – внимательно посмотрел на нее Тычковский. – Хорошая мысль. Верная. Врач – это не пугало в белом халате. На работе он врач, а приходя домой, становится обычным человеком. И ничто человеческое ему не чуждо, в том числе и знакомство с хорошенькими девушками.
– Но я-то подумала, что он и есть сбежавший из психиатрической лечебницы маньяк, и пошла его об этом спросить.
– Спросить у человека, не маньяк ли он? Остроумно.
– Я помню, как вышла в сени. – Машенька передернула плечами. – Было холодно. Я подошла к двери в чулан и увидела, что она приоткрыта. Было темно, и я подумала: надо бы включить свет. Помню, как я позвала его: Эрик…
Машенька вдруг замолчала.
– И что было дальше?
– Я ясно помню, как щелкнула выключателем. А потом… Потом ничего не помню.
– Этого не может быть.
– Может! Вы разве никогда не теряли время?
– Терять время? Это как?
– Это когда вы помните себя в одном месте, а очнувшись, вдруг оказываетесь в другом. Иногда в двух шагах, а иногда и в ста метрах. По-разному. И на часах уже, допустим, не пять минут первого, а десять. Или даже половина второго. Я помню себя у двери в чулан, потом у двери в горенку, когда я отодвинула щеколду, выпуская вас.
– Зачем ты это сделала?
– Не знаю. Хотела, чтобы вы ушли.
– Врешь. А вот я, кажется, догадываюсь, зачем. Ты хотела, чтобы в убийстве заподозрили меня. Понятно, что, освободившись, я первым делом пойду в чулан, потому что там находится мой заклятый враг. Вчера мы подрались у тебя на глазах. Ты была уверена, что я туда пойду, поэтому и отодвинула щеколду.
– И ведь ты пошел? – Машенька смотрела на него в упор. Это был вполне осмысленный взгляд, умный, взрослый, хитрый. И цепкий.
– Допустим.
– Зачем ты нас мучаешь? Лиду, меня, Леву, Кита. Зачем тебе непременно надо кого-то засадить за решетку? Это что, такое извращение? Месть всем, кто остается на свободе? Пусть их будет хоть на одного, но меньше. Думаешь, я не понимаю, чем все это закончится? Я обречена. Ты меня либо убьешь, либо засадишь в тюрьму за убийство. Сейчас ты пытаешься внушить мне, что это я убила Эрика, или как там его? Кит только взломал дверь, а после «сеанса гипноза» кинулся решать свои проблемы. Я встретилась со своим бывшим возлюбленным, мы вспомнили прошлое, он признался, что никогда меня не любил, просто хотел соблазнить, что он вообще не Эрик и давно женат. И я его… От досады. Ведь я же психопатка.
– Я не этого от тебя добиваюсь. Ты ошиблась.
– Ты хочешь, чтобы я просто покаялась?
– Я хочу, чтобы ты все осознала. А не пряталась за идею фикс «сломанные ногти», которые тебе непременно надо привести в порядок. Ты должна осознать, что происходит. Перестать играть в маленькую девочку, а стать тем, кто ты есть на самом деле. Только что у тебя это блестяще получилось. Если ты будешь продолжать в том же духе, то мы скоро дойдем до цели.
– Еще чаю? – Машенька встала.
– Да, пожалуй.
Тычковский замер, прислушиваясь. Машенька совершила незаметный маневр к стоящей у печи кочерге.
– Тебе в ту же чашку? – невинно спросила она. – Я хотела сказать, что заварки много. Не обязательно использовать пакетик второй раз.
– Что ты сказала? – рассеянно спросил Тычковский, глядя в окно.
– Я про заварку. – Машенька не отрываясь смотрела на его затылок.
– Да, лучше новый.
Тычковский, не отводя взгляда от окна, потянулся к коробке с пакетированным чаем, стоящей на другом конце стола. Машенька, закусив губу, схватила кочергу и быстро, неслышно, почти как кошка, сделала несколько шагов по направлению к столу. Она ничего не видела и не слышала, все ее мысли были только об одном: один шанс. У нее только один шанс.
– Насчет твоей подруги, – сказал Тычковский, опускаясь обратно на стул. – Ты ее сейчас…
«Господи, помоги!» – мысленно взмолилась Машенька и, собрав в кулак волю и все свои силы вложив в удар, размахнулась и обрушила на его голову кочергу. Он пошатнулся на стуле, обернулся и посмотрел на нее с удивлением.
Тогда она зажмурилась, чтобы не видеть его растерянного и беспомощного взгляда, и ударила еще раз. Раздался неприятный звук, то ли хруст, то ли треск, брызнула кровь. Машенька отпрыгнула и закричала, а он наконец упал. Она подскочила и ударила в третий раз, для верности, уже по лежачему, потом замерла с поднятой кочергой. Он не двигался. Так она стояла какое-то время, прислушиваясь, потом отбросила кочергу и кинулась за занавеску с криком:
– Кит, Кит! Я его убила! Мы свободны!
Она схватилась за спинку стула, заблокировавшего дверь, Кит, уже не опасаясь, просунул в дыру руку и стал подталкивать его снизу за ножку. Стул поддался, и дверь освободилась. Кит выбежал из маленькой комнаты, потрясая ружьем:
