Клавдия обещала ей определенную плату и обед, который она приготовит.
Свете баба Настя понравилась и Клавдия решила, что может все получилось к лучшему, ее семья теперь будет жить в своем новом доме и ей не надо разрываться на две квартиры. А спустя неделю баба Настя рассказала, что Щукин предложил мужу Тани работать кладовщиком в Главснабе, а сама Таня устроилась поваром в столовую.
– Ну, вот, – сказала Клавдия. – Одна семья уже вполне счастлива.
В сентябре 1944 года вернулся Михаил, он получил ранение в бедро, и медицинская комиссия после лечения признала его непригодным к военной службе. Домой он приехал неожиданно и застал свою жену вместе с подругой за бутылкой. При ходьбе Михаил опирался на палку, от гнева он этой палкой так и попер подружку Лидии из дома, а жене пригрозил, что если увидит ее с бутылкой, то немедленно с ней разойдется.
Лидия любила Михаила и с его возвращением снова обрела смысл в жизни. Ее тянуло выпить, но она обладала достаточной волей, чтобы суметь себя перебороть.
Клавдия узнала о приезде Михаила от Щукина и пошла поздравить его с возвращением домой. Она радовалась за сестру, – возможно теперь, когда рядом был муж, Лидия забудет о пагубной страсти. Михаил уже работал в Политиздате, он гордо ходил со своей палочкой, теперь как гражданин он выполнил свой патриотический долг и в анкете будет указано: воевал на фронте.
Уютная, благоустроенная квартира Клавдии и гостеприимная хозяйка стали притягивать сюда людей. Часто к ней заходили Щукины, появились новые знакомые из спецшколы, а Люба и Мара вместе с детьми приходили к Клавдии каждое воскресенье. Люди соскучились по минимальному комфорту и удобствам, а у Клавдии сейчас все это было. Детям они накрывали стол в другой комнате, а сами устраивались в гостиной и за долгим чаепитием вели разговоры о детях, любви, мужчинах…
Уже несколько лет женщины жили без мужей, они были еще молоды и не монашки, и кое-какие тайны у них, оказывается, были.
Мара рассказала подругам, что в доме одной своей приятельницы познакомилась с ее братом-геологом, весьма интересным, и он, кажется, в нее влюбился. Мара открыла сумочку и достала его фотографию. Это был действительно интересный мужчина. «Похож на полярника», – сказала Клава. Это тогда звучало как комплимент.
– А ты в него влюблена? – спросила Люба.
– Пусть это будет моей тайной, – загадочно сказала Мара.
Много лет спустя, когда у Василия будет роман с другой женщиной, и Мара об этом узнает, она решительно потребует развода, на что в ответ Василий скажет: «Я ведь тебе простил роман с геологом, а почему ты не можешь мне простить?»
Мара подумала… и простила.
– А твои дела как, Клава? – спросила Мара.
Клавдия была старше своих подруг, жизненный опыт у нее был большой и трудный, и она знала, что ради мимолетного увлечения не стоит рисковать семьей. Подумав, она ответила:
– Я работаю в мужском коллективе, конечно есть мужчины, которым я нравлюсь и такие, которые нравятся мне, но у меня все это несерьезно.
– Ты до конца искренна? – спросила Люба.
– Думайте, что хотите, – уклончиво ответила Клавдия.
По просьбе Любы три подруги часто стали ходить в драматический театр, она была платонически влюблена в актера, игравшего в театре главные роли. Он приехал из Киева. В Душанбе в это время было много эвакуированных из Ленинграда, Киева, Харькова. Киевский симфонический оркестр с начала войны одним из первых приехал в Душанбе и давал здесь концерты. Люба познакомилась с двумя сестрами, певицей и пианисткой, которые обещали предоставить ее актеру, он был их хороший знакомый.
– Пригласи твоих новых приятельниц ко мне, может быть, что-нибудь споют и сыграют? – сказала Клава.
В назначенный день Клавдия накрыла хороший стол, пришли Щукины, супружеская пара из спецшколы, Мара и Люба с двумя интересными молодыми женщинами.
Певица, обладавшая красивым сочным голосом, прекрасно исполнила несколько песен, романсов, отрывки из оперетт, ее сестра, которая аккомпанировала, сказала Клавдии, что фортепиано она купила удачное. Гость из спецшколы, имеющие отношение и к Наркомату Обороны записал фамилию сестер и обещал их пригласить с концертом в спецшколу и другие военные организации. Так что вечер прошел не только хорошо, но и с пользой…
В начале 1945 года вернулся с фронта Василий. Он прошел войну без единой царапины, но сам уложил немало немцев. Очевидно сказался опыт охотника. А вернулся он потому, что тяжело переболел воспалением легких, получил затемнение на правом легком, и комиссия отправила его лечиться домой.
Мара так рьяно взялась его лечить и кормить, что через два месяца от его болезни ничего не осталось.
Василий – здоровый и довольный жизнью – снова сел со своими друзьями за карты, но обещал, что теперь только две субботы в месяц будет играть в преферанс, а остальное свободное время будет проводить с женой и дочерью. Мара была счастлива, жизнь потекла у нее хлопотная и шумная, и она теперь редко вырывалась из дома, что навестить подруг. Люба с Клавдией как когда-то в молодости много стали времени проводить вместе. Они часто вспоминали Тегеран, столько дорогих страниц там осталось, теперь подруги понимали, что в той, чужой стране, они были счастливы.
Как-то возвращаясь от мары, Клавдия с горечью сказала: «Сколько уже мужчин вернулись с войны, а мой Ашот все воюет».
– Где он сейчас?
– В Германии, так далеко от меня.
– Почти четыре года прошло, как от Саши никаких вестей, а я не могу поверить, что его нет в живых. Страшная вещь «Без вести пропавший» – это такая неопределенность. А как наши дети подросли, только они и радуют».
– А как твой роман с актером?
– Никак. Пококетничала немного, да и все. Несерьезно все это.
– Женщины бывают разные, встречаются хищницы, жадные до любви, способные поставить на карту все ради одной встречи. А мы с тобой прежде всего матери, для нас дети важнее всего. Лидия прожила жизнь, но материнский инстинкт в ней не проснулся. Не имея детей у нее ни разу не появилось желание отдать душевное тепло какому-нибудь чужому малышу…
В последних числах марта 1945 года Клавдия получила единственную посылку из Германии. В ней были платья для Светы и два костюма для Олега, на дне посылки лежала записка:
«Дорогая!
Победа близка, уже никто из нас в этом не сомневается. Многие магазины разбиты, нам разрешили послать кое-что из вещей, вот я и собрал детям подарок. Жду встречи, любимая! Она приближается.
Твой Ашот.»
Платья были в рюшечках и воланах, слишком нарядные для той жизни, которая была сейчас в тылу, да и костюмы из дорогого материала не к месту сейчас, и Клавдия убрала их в шкаф до лучших времен.
– Приедет Ашот, тогда и разберемся, – подумала она.
Но Светлана, когда мамы не было дома, одевала тайком ее туфли на каблуках, какую-нибудь шляпу, доставала одно из платьев, а затем крутилась перед зеркалом, разыгрывая роли.
Однажды она напевала: «Сильва, ты меня не любишь…» и так увлеклась, что не слышала, как тихо вошла Клавдия и с улыбкой стала наблюдать за свой дочерью, потом поцеловала ее и сказала: «Я разрешаю тебе брать платья, но играй в них дома, а на улицу выходи в своих обычных».
В ночь на 30 апреля Клавдии приснился странный сон: Она стоит у мельницы, которая перемалывает и перемалывает зерно, а кругом много муки и ее становится все больше и больше… Словно что-то толкнуло Клавдию, и она проснулась.
«Мука, много муки – это плохо, перед тем, как умерла мама в Ташкенте, я тоже видела муку», – подумала она.
Клава ушла на работу, но целый день у нее было тяжело на душе. Вечером она пошла к Любе и рассказала ей сон. У меня плохое предчувствие, не к добру этот сон.
– Ты давно не получала писем от Ашота?
– С конца марта, когда он прислал посылку и записку.
– Не думай об этом сне, говорят, так лучше, может беда стороной пройдет. Считанные дни остались до Победы. Вот-вот будет объявлено об окончании войны.
Уже эшелоны с демобилизованными солдатами возвращаются Пойдем узнаем в военкомате по каким дням и будем встречать. Вдруг Саша вернется, ведь он без вести пропал, сколько людей так возвращаются. Может быть он жив?
– Да, ты права. Ашот ведь тоже может приехать неожиданно, приходу, а он ждет меня у дома…
Обе женщины оживились и повеселели. Они сходили в военкомат, прочитали на доске объявлений данные о прибытии эшелонов и стали регулярно ходить на вокзал. Красиво одетые Клавдия с Любой становились в сторонке, чтобы лучше все рассмотреть.
Они видели, как счастливые женщины бросались навстречу своим мужьям, плакали и улыбались. Им тоже порой казалось, что они видят своих мужей.
– Клава, не Саша ли это? – воскликнула Люба, но вглядевшись, понимала, что ошиблась.
– Смотри, Люба, вон мужчина повернулся, по-моему Ашот, пойдем, подойдем ближе…
Они пробирались сквозь толпу, заглядывали в лицо и видели, что ошиблись.
