— Твоя сестра?
— Да, моя младшая сестра Анна.
Эрика ответила коротко. Ее тон ясно давал понять, что она не хочет продолжать разговаривать на эту тему. Джулия поняла намек и перелистывала страницы альбома дальше своими короткими толстыми пальцами. Она грызла ногти и на нескольких пальцах обкусала их до крови. Эрика заставила себя не смотреть на ее пальцы и вместо этого сосредоточилась на мелькавших перед ее глазами фотографиях.
К концу второго альбома Александра внезапно перестала появляться на снимках. Это было очень заметно, потому что раньше ее фотографии обязательно встречались на каждой странице. Джулия осторожно положила альбомы на журнальный столик и откинулась на спинку дивана с кофейной чашкой в руках.
— Налить тебе горячего кофе? Твой, наверное, совсем остыл.
Джулия посмотрела на чашку, подумала и решила, что Эрика права:
— Да, если остался, я с удовольствием.
Она протянула чашку Эрике, которая обрадовалась возможности размять спину. Плетеный диван был красивый и хорошо смотрелся, но от долгого сидения на нем начинали болеть спина и кончик. Похоже, Джулия чувствовала то же самое, потому что она поднялась и пошла за Эрикой в кухню.
— На поминках было довольно многолюдно. — Эрика стояла, повернувшись спиной к Джулии, и разливала кофе по чашкам. Вместо ответа она услышала какое-то неразборчивое бормотание. Она решила быть немного более настойчивой. — Я заметила, что ты и Нелли Лоренс довольно хорошо знакомы. Откуда вы знаете друг друга?
Эрика затаила дух. Бумага, которую она нашла в корзине дома у Нелли, заставляла ее с большим любопытством ожидать ответа Джулии.
— Папа работал на нее, — ответила Джулия неохотно.
Непроизвольно, словно сама Джулия этого не замечала, ее пальцы потянулись ко рту, и она ожесточенно принялась грызть ногти. Эрика забросила удочку дальше:
— Да, но это было еще очень задолго до твоего рождения.
— Я раньше подрабатывала летом у них на консервной фабрике.
Джулия на секунду оторвалась от ногтей, но ответ прозвучал так, будто у нее вырывали зуб.
— Кажется, вы друг с другом очень хорошо ладите.
— Да, я думаю, что Нелли видит во мне что-то, чего другие не замечают.
Улыбка вышла горькая, за ней что-то скрывалось. И Эрика не могла не почувствовать симпатии к Джулии. Наверное, ей было очень тяжело жить гадким утенком. Она промолчала, через какое-то время Джулии пришлось прервать тишину и продолжить.
— Мы всегда приезжали сюда летом, и как-то Нелли позвонила папе и спросила его, не хочу ли я немного подзаработать и потрудиться у них в конторе на фабрике. Едва ли я могла отказаться, и после этого я работала у нее каждое лето до начала учебы в педагогическом колледже.
Эрика понимала, что на самом деле ответ мало что объяснял, но она и не особо рассчитывала услышать что-нибудь от Джулии о ее отношениях с Нелли. Они опять вернулись на веранду, сидели на диване и молча пили кофе. Обе смотрели на лед, простирающийся вдаль, к самому горизонту.
— Тебе, наверное, было тяжело, когда мама и папа уехали с Александрой? — продолжила разговор Джулия.
— И да и нет. Мы тогда уже не играли вместе. Так что, конечно, это было грустно, но совсем не так драматично, как если бы мы тогда еще оставались лучшими подругами.
— А что случилось? Почему вы перестали дружить?
— Если бы я только знала.
Эрика удивилась, потому что, как оказалось, эти воспоминания по-прежнему доставляют ей боль и она все так же остро переживает потерю Алекс. Ведь с тех пор прошло так много лет, а то, что лучшие с детства подруги потом отдаляются друг от друга — скорее правило, чем исключение. Эрика думала, что, может быть, она чувствует себя так потому, что между ними не было никакого формального разрыва и никаких объяснений. Они никогда не ссорились ни по какому поводу, и Алекс не променяла ее на какую-нибудь новую подругу. Не было ни одной причины, из-за которой их дружба могла умереть. Алекс просто спряталась за стеной безразличия и потом исчезла, не сказав ни слова.
— Может быть, вы из-за чего-то поссорились?
— Нет, по крайней мере, я этого не знаю. Алекс словно потеряла ко мне интерес. Она перестала мне звонить и предлагать пойти куда-нибудь или что-нибудь сделать вместе. А когда я приглашала ее, она отвечала: «Да нет, спасибо», хотя я видела, что она ничем особенным не занята. Так что в конце концов я перестала к ней обращаться.
— А у нее появились какие-нибудь новые друзья?
Эрике показался странным интерес Джулии к ее отношениям с Алекс, но она не имела ничего против того, чтобы самой освежить воспоминания — это могло пригодиться ей для книги.
— Я никогда не видела ее с кем-нибудь другим. В школе она все время держалась особняком, но все-таки…
— Что «все-таки»? — Джулия заинтересованно наклонилась вперед.
— У меня тем не менее появилось ощущение, что кто-то у нее был, но с таким же успехом я могу и ошибаться. И это было только ощущение.
Джулия задумчиво кивнула, и Эрике показалось, что она только что подтвердила что-то, о чем Джулия уже знала раньше.
— Извини, конечно, что я спрашиваю, но зачем тебе надо столько всего знать про то, когда мы с Александрой были маленькими?
Джулия старалась не смотреть ей в глаза и ответила уклончиво:
— Она ведь была намного старше меня и, когда я родилась, уже уехала за границу. И кроме того, мы совершенно разные. Я думаю, что по-настоящему я ее никогда не знала, а сейчас уже слишком поздно. Я искала дома ее фотографии, но у нас их очень маю, почти совсем нет, и тогда я подумала о тебе.
Эрике показалось, что в ответе Джулии так мало правды, что он может считаться враньем, но она не подала виду и понимающе кивнула.
— Ну да ладно, мне уже пора. Спасибо за кофе.
Джулия резко поднялась, отнесла кофейную чашку на кухню и поставила в раковину. Она внезапно заторопилась. Эрика проводила ее до двери.
— Спасибо, что показала мне фотографии. Для меня это очень важно.
И с этими словами она ушла. Эрика долго стояла на пороге и смотрела ей вслед. Серая неуклюжая фигура, которая торопливо удалялась от дома, охватив себя руками, как бы защищаясь от укусов холода. Эрика медленно закрыла дверь и пошла в тепло.
* * *
Уже очень давно он так не нервничал. Ощущения, которые он испытывал, были одновременно чудесными и тревожными. Груда одежды на кровати становилась все выше по мере того, как он мерил одну вещь за другой. Все, что он надевал, казалось ему либо немодным, либо неподходящим, или слишком старым, или плохо сочетающимся с другим. Кроме того, большинство брюк едва сходились на животе. С тяжелым вздохом он отложил в сторону очередную пару, сидя на кровати в одних трусах. Он с таким нетерпением ожидал этого вечера, а вместо этого сейчас на полном серьезе подумывал о том, чтобы найти какой-нибудь повод отказаться от приглашения. Может, будет лучше, если он позвонит и скажет, что никак не может прийти.
Патрик заложил руки за голову, откинулся на спину и уставился в потолок. Он по-прежнему сохранял двуспальную кровать, которую делил с Карин, и погладил рукой по ее половине в порыве сентиментальности. Прошло уже много времени, но только совсем недавно он начал во сне перекатываться на ее сторону. На самом деле ему, наверное, стоило купить новую кровать, после того как Карин сбежала, но он не очень-то мог себе это позволить.
Несмотря на горечь, которую он чувствовал после ухода Карин, Патрик иногда задавал себе вопрос: действительно ли он тоскует именно о ней, или ему просто не хватало семейной жизни, иллюзии брака? Отец Патрика бросил его мать ради другой женщины, когда ему было десять лет. И развод, который за этим неизбежно последовал, стал для Патрика и его младшей сестры Лотты настоящим потрясением. Он тогда поклялся себе раз и навсегда, что никогда не изменит своей жене и никогда и ни за что с ней не разведется и когда он женится, то женится на всю жизнь. Так что, когда пять лет назад они с Карин поженились в церкви Танумсхеде, он ни секунды не сомневался, что это навсегда. Но жизнь довольно редко выстраивается так, как ты этого хочешь. Она встречалась с Лейфом за его спиной больше года, прежде чем он все узнал. Прямо какая-то чертова классика.
В один прекрасный день Патрик вернулся с работы раньше, чем обычно, потому что приболел, и застал их в спальне — на той самой кровати, где он сейчас лежал. Да, может быть, он все-таки мазохист. А как еще иначе можно объяснить, что он так и не избавился от этой кровати. Хотя теперь уже все перегорело и больше не имело никакого значения. Патрик сел на кровати, все еще совершенно не уверенный в том, хочет он ехать сегодня вечером к Эрике или нет. Он хотел и не хотел. Острый приступ неуверенности в себе одним махом уничтожил его нетерпение, которое он чувствовал весь день, да что там — всю неделю. Но сейчас уже слишком поздно открещиваться и отказываться, так что выбора у Патрика не оставалось.
