– Ты хочешь сказать, он просто попользовался мной? – прохрипела севшим голосом, нервно зажимая между пальцами выбившуюся прядь волос.
– Думаю, он не планировал этого, но лето, жара и красавица сводная сестра под боком… Почему бы не задержаться в Париже ещё на пару деньков? – мама мягко улыбнулась, проведя изящной рукой по моим волосам, отчего по телу стал разливаться ледяной озноб.
Мне было знакомо это чувство беспричинной апатии и полнейшей прострации, заполняющей тело до кончиков ногтей, вытесняя все жизненные силы.
– Мона?
– Что?
– Помнишь, что нам говорила мадам Круазет? Если вдруг начинаешь испытывать резкие перепады настроения, то лучше выпить волшебную капсулу, – ухоженная брюнетка ловко раскрыла сумку, выуживая оттуда пухлую розовую банку и протягивая её мне. – Дорогая, возьми! – мама ласково потрепала меня по щеке.
Не знаю, почему, но от этого жеста передёрнуло. Она обошлась со мной как с душевнобольной: чересчур приторный голос, из которого можно было выжимать патоку, бесконечные тактильные прикосновения…
Тихо, но уверенно я возразила.:
– Мне не понравилась мадам Круазет. Она не вызвала доверия. Да и теперь я в состоянии обойтись без этого дерьма, – холодно рассмеялась, отталкивая руку матери. А затем прочистила горло, вдруг ощутив в себе недюжинную силу и мощь.
На улице уже вечерело, хотя на небе еще проглядывалась тонкая полоска безоблачного аквамаринового неба. Внутри что-то кольнуло, будто оттуда с небес за мной наблюдали его чистые невозможно голубые глаза. Поспешно спрыгнула с кровати и подошла к шкафу.
– Я хочу уехать из Парижа. В Прованс. Скорее всего, до начала учебного года. Здесь мне делать больше нечего…
* * *
Бабушка отправилась за свежими молочными продуктами к местному фермеру, а я вернулась в небольшую комнатку, в которой всегда останавливалась, когда приезжала сюда погостить. Окинула взглядом помещение, испытывая странный прилив душевных сил. Эта спальня вобрала в себя тепло французской провинции – цветущей и неспешной. Повсюду стояла изящная мебель фисташковых оттенков, а обивка и обои изобиловали цветочными рисунками. Этот край лаванды был моим персональным эдемом. Душа здесь отдыхала, а растертое в пепел сердце воскресало подобно птице Феникс. Лучшее место набраться сил, утихомирить внутренний шторм и выдрессировать непослушных демонов, чтобы спустя время они больше не доставляли хлопот. А учитывая, что в деревенской глуши практически не работал интернет, планировала до конца лета хорошенько во всем этом преуспеть.
Открыла верхний ящик небольшого стола, чтобы достать карандаши и холст, как вдруг почувствовала невидимый удар под дых, сжавшись всем телом. Я увидела прозрачную папку со старыми фотографиями. Вот черт. Уже и забыла, что выглядела настолько плачевно… Пальцы сами потянулись к выцветшим снимкам. До развода родителей я обожала фотографироваться, а потом…
На меня смотрела молодая заморенная голодом девчушка с перекосившимися от нелепой улыбки губами. Мне было двенадцать, когда это началось. Потребовалось всего пару месяцев, чтобы ввести себя в состояние живого трупа. И целый год, чтобы мал по малу вернуться к обычной жизни. Еще год назад, когда я гостила у бабушки, не могла глядеть на эти снимки без слёз – чему радоваться, когда смотришь на последствия собственной глупости? Мне просто хотелось, чтобы папа вернулся к нам. Его новая жена выглядела как кинодива – идеальное, словно выточенное из слоновой кости тело без капли жира. Я решила, что он ушёл из-за меня и начала худеть… Даже сок огурца и дольку яблока считала перееданием. Тогда ещё я не знала, что анорексия – одно из двух психических расстройств, от которых умирают…
– Мона, я уже пришла! Пойдем ужинать, дорогая! – бабушка так неожиданно ворвалась в комнату, что папка со снимками выпала у меня из рук. – Родная… – она вдруг замолчала, резко отводя свой взгляд.
– Я не голодна… – ответила, едва шевеля губами.
– Дорогая, я уже накрыла на стол и…
Наши взгляды снова пересеклись. Обратила внимания, что на лице ба появилось напряженное выражение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Я не собираюсь больше морить себя голодом. Никогда! Просто спущусь в столовую минут через пятнадцать. Идет? – широко улыбнулась, присаживаясь на пол и поднимая папку со снимками.
– Конечно-конечно, дорогая. Я так и подумала, – заверещала бабушка, поспешно закрывая за собой дверь.
– Пусть прошлое навсегда останется в прошлом. Я больше не потерянная двенадцатилетняя девочка, которая решила винить себя в проблемах взрослых, – произнесла беззвучно, доставая коробок спичек из другого ящика стола. – И предательство любимого тоже не способно выбить из седла. Мы еще повоюем! – еле слышно рассмеялась, выходя из комнаты и направляясь к задней двери дома, которая вела в небольшой палисадник.
Уселась в свою любимую беседку, бросая последний долгий взгляд на папку с фотографиями в руках. Меня била дрожь. Я хватала воздух судорожными вздохами, открывая коробок, провела спичкой по его боковой стороне, и она сразу же воспламенилась. Пару секунд я заворожено глядела на огонек пламени: такое маленькое, но обладающее разрушительной силой. Уголки губ растянулись в счастливую улыбку, хотя из уголков глаз катились слёзы.
– Прошлого больше нет! Впереди только счастливое будущее… Моё будущее! – произнесла как заклинание и поднесла горящую спичку к папке с фотографиями.
Это было мое собственное сожжение… Пора прикончить все страхи, комплексы, дурные сны и бесконечное давление со стороны окружающих. Вздохнуть полной грудью! Жить только счастливыми эмоциями и наслаждаться каждым прожитым днем!
Горящие снимки рассыпались по траве, прямо на глазах сворачиваясь и превращаясь в пепел. Протерла лицо тыльной стороной ладони, вздохнув с облегчением.
Мне стало легче. Гораздо легче…
– Симона… Я нашел тебя…Как же я счастлив… – прошептал кто-то прямо над моей головой, и, резко вскинув подбородок, взгляд угодил в ловушку добрых светло-серых глаз мужчины.
– Филипп? – произнесла изумленно. – Что ты тут… – но он не дал договорить.
– Мона, я так соскучился по тебе! – смущенно улыбаясь, произнес брюнет, протягивая мне огромный букет подсолнухов.
В горле пересохло, а глаза округлились и стали размером как две чашки. Пару секунд мы растерянно глядели друг на друга, а затем я задумчиво сказала:
– А знаешь, я тоже очень рада тебя видеть…
Весь вечер мы с Филиппом гуляли по живописной местности, фотографировались в лавандовых полях, и теперь я не чувствовала под собой ног. Впервые за последние дни хоть немного отвлеклась, не думая о предательстве Вильяма. Поужинав в компании бабушки, мы с другом взяли бокалы с домашним вином и вернулись на террасу встречать закат.
– Мона, я просто влюбился в Прованс! И всё благодаря тебе, – широко улыбнулся темноволосый парень, неожиданно усаживаясь плотнее ко мне и приобнимая за плечи.
– Спасибо тебе за компанию, но пока я не готова к чему-то большему, – неловко пожала плечами, отсаживаясь от него на безопасное расстояние.
Даже несмотря на то, что мой будущий однокурсник был довольно хорош собой, не могла воспринимать его как мужчину. Тем не менее была рада видеть его здесь. Филипп привез новые книги и диски, а ещё у нас всегда находились темы для разговора.
– Ну а вдруг со временем наше дружеское общение перерастет в настоящую любовь? – тихо спросил он, накрывая влажной ладонью мою руку.
– Прости, но я не хочу давать пустых надежд. Давай закроем эту тему, – высвободила кисть, решительно потянувшись к наполненному до краев бокалу вина и, сделав пару глотков, полюбопытствовала: – Лучше скажи, как ты узнал, что я здесь?
– Я звонил тебе все эти дни, но так и не дозвонился. А потом пришел к вам домой, и твоя мама дала адрес. У тебя такая классная мама! – Филипп энергично вытянул большой палец левой руки вверх, другой рукой наливая нам еще вина.
– Мама умеет производить хорошее впечатление, – лишенным эмоций голосом произнесла я, делая глоток терпкого напитка из небольшого стакана.
