Но как ни старался Садвокасов, стоило ему дойти да Байтурсунова, как на трибуну и в президиум дождем полетели гнилые овощи. Собрание было сорвано, торжественный юбилей не состоялся.
Посоветовавшись с Сакеном Сейфуллиным, я написал статью, которая была сразу же напечатана вместо передовой в газете «Энбекши-казах» (№ 69, 1923 г.). Статья называлась «Ораторы, не угодите на черную доску!» В ней я разоблачал антисоветские действия Байтурсунова.
Заканчивалась моя статья так: «Короче говоря, дело господ в белых воротничках молиться на Ахмета и называть его не только ака, но и самим господом богом. Но все же казахские трудящиеся не присоединяются к его, Байтурсунова, лозунгам, а присоединяются к тем, кто призывает к единству и братству бедноты всех стран. Стало быть, ораторы, рассчитывающие на свое красноречие, должны отказаться от пустой затеи представить Байтурсунова в розовом свете. Ахметака для баев, для хамелеонов и двурушников, он отец для людей в белых воротничках. Но для трудящихся он не ака, не отец, не друг. У трудящихся казахов Отец тот, кто добыл им свободу, кто является вождем Октябрьской революции. Это – Ленин. И мы предупреждаем ораторов: смотрите, не угодите на черную доску, восхваляя кровных врагов – байтурсуновых».
Действительность подтвердила справедливость этого предупреждения. Имена Байтурсунова и его апологетов навечно занесены на черную доску истории казахского народа. Приговор совершился».[220]
Время показало другое – навечно вычеркнуть имена просветителей казахского народа и выдающихся писателей не удалось. Но на шестьдесят лет – вычеркнули.
Политическая борьба с «феодальными пережитками», перенесенная на литературную почву, давала себя знать и через тридцать лет (воспоминания написаны в начале 50-х годов): Сабит Муканов видит «преклонение перед байским прошлым» в следующих строках из песен Ахмета Байтурсунова:
На утлой лодке мчимся без весла, Нет берегов, одни мы на просторе… Пусть буря грянет и сгустится мгла – Мы будем плыть, судьбу вручая морю;
И еще в таких словах:
Где твой нежный голос, Казбек? Где ты, черный силач Жакибек? Хоть на миг спуститесь с высот, – Сиротой остался народ…[221]
Муканов вспоминает, что С. Садвокасов в те годы ругал его «леваком»; впрочем, и позже ему доставалось: так, «Казахстанская правда» от 1 июня 1932 года корила писателя за «ошибочный» лозунг – «Догнать и перегнать классиков литературы капиталистических стран.
Но в целом он совершенно точно понимал и улавливал политику партии в области литературы.
1 января 1925 года «Правда» поучала: «Писатели должны выкинуть за борт литературы мистику, похабщину, национальную точку зрения». За ярлыками «средневековые пережитки», «байское прошлое» скрывалась та цель, которую в первую очередь стремились поразить идеологи, – «национальная точка зрения». Обозначаемое терминами «великорусский шовинизм» или «местный национализм», национальное объявлялось врагом интернациональному и подлежало беспощадному искоренению. Провозглашенный Марксом лозунг «пролетарского интернационализма», конечно, был не более чем демагогическим прикрытием подлинной задачи коммунистической идеологии, которая стремилась лишить порабощаемые народы национальности, уничтожить, стереть в каждом из них самобытную духовность, веру, культуру, язык.
18 июня 1925 года ЦК ВКП(б) принял постановление «О политике партии в области художественной литературы», где, в частности, говорилось: «Гегемонии пролетарских писателей еще нет, и партия должна помочь этим писателям заработать себе историческое право на эту гегемонию».[222] Чтобы стать гегемоном в литературе, единственным требованием было – соревноваться в изображении советского социалистического строительства.
Вслед за РАППом – Российской ассоциацией пролетарских писателей – возник КазАПП. Председателем оргбюро в Кзыл-Орде стал С. Сейфуллин, секретарем С. Муканов, членами – А. Байдильдин, X. Жусупбеков, О. Беков. 4 октября 1926 года была принята платформа КазАППа, состоящая из двенадцати параграфов. Основные положения этого документа ярко характеризуют не только время, но и место, отводимое в эти годы художественной литературе.
«…Казахские баи не почувствовали на себе такого удара Октября, как русские богачи. На жизнь в ауле до сих пор влияют баи, а также их представители – алашординцы. Об этом открыто говорит партия. С введением новой экономической политики (нэпа) казахские баи усилили расцространение своих взглядов, своих идей. Поэтому и в условиях Казахстана одним из важнейших видов борьбы является борьба идеологическая.
Одним из сильнейших идейных оружий является художественная литература…» (из § 2).
«Казахских трудящихся пробудила Октябрьская революция, однако казахские трудящиеся не кипели в котле революционных событий, как русские трудящиеся, и не имеют такого опыта борьбы в классовых схватках…
Писатели-националисты и пробайские писатели, выступающие против Октябрьской революции, пустили корни по всей казахской земле. Казахские писатели из трудящихся, появившиеся после Октября, не имея достаточного образования, не объединенные в свой союз, оказывали до сих пор слишком слабое сопротивление пробайским писателям… Необходим постоянный союз, который бы объединял их и вел воспитательную работу» (из § 3).
«В классовом обществе нет ничего внеклассового, и литературы не может быть вне класса. Классовая литература прежде всего воспевает свой класс, а потом уж говорит об общечеловеческом… Союз считает, что литература, не способная помочь рабочим и крестьянам в их стремлении к новой жизни, не нужна» (из § 5).
«Литература пролетариата и крестьянства противостоит байской литературе. Она будет вести с ней неустанную борьбу…
Мы будем писать о том, что воспитывает у казахских трудящихся марксистско-революционную идеологию. Мы будем писать о том, что действительно происходит в жизни. А если мы будем писать о прошлом, то только для того, чтобы показать его гнилостность, чтобы возбудить к нему ненависть…» (из § 7).
«Класс баев у казахов еще не исчез, не уничтожен. Значит, живут и его идеологи. Но с укреплением советской власти казахские баи будут слабеть… Баи будут из года в год лишаться земельных угодий, скота, власти. В момент наиболее острых столкновений пробайские писатели вместе с баями невольно встанут на дыбы. Поэтому наш Союз должен вести против них беспощадную борьбу» (из §12).[223]
Голощекин начал массированную атаку на казахскую интеллигенцию лишь после того, как расправился с национально мыслящей – хоть в малой степени – партийной элитой. К тому времени «масса аульной бедноты» была уже в некоторой степени «организована».
На Шестой Всеказахстанской конференции (ноябрь 1927 года) он обвинил «академический центр» (Байтурсунова) в извращении партийной линии:
«Составлена и издана отдельная книга, содержащая около 5 тысяч терминов на казахском языке. Масса в них не разбирается. Имеются огромные извращения, кажется, всем известно, что «интернационал» там переведен чуть ли не как «насильник» – совершенно невероятная вещь».
Затем Филипп Исаевич весьма пространно заговорил о роли интеллигенции – и сквозь остатки тактического лицемерия стали прорезаться более искренние нотки:
«У нас нет сомнения, товарищи, что тут не может стоять вопрос о преследовании. Наоборот, мы должны вовлечь интеллигенцию, она должна работать с нами… Но мы должны руководить ею, а не она нами – вот и все. Нетерпимо такое положение, что она, чуждая, совершенно враждебная нашей идеологии (выделено мной. – В.М.), очень сильно влияет на различные стороны нашей жизни…
Среди старой интеллигенции мы имеем движение, напоминающее сменовеховство. Вы знаете известное стихотворение Джумабаева относительно «90», он теперь уже пишет о 90, он на стороне 90, а многие обманываются на этот счет, полагая, что он искренен.
На 100 они проиграли, и поэтому пробуют выиграть на 90; и, если идут к нам – хорошо, мы их погладим, но одновременно надо и ударить, чтобы 90 знали, что они не за них, что они пока против них, что они подыгрываются под эти 90»[224].
Ударили – через два года, да так, что 60 лет имя выдающегося казахского поэта находилось под запретом и стихи его не печатались.
Что же за криминал содержался в стихотворений Магжана Жумабаева?
В 1969 году народный поэт Башкирии 75-летний Сайфи Кудаш обратился с письмом о судьбе Жумабаева к первому секретарю ЦК КП Казахстана Д.А. Кунаеву:
«…Из глубины сердца и с выстраданной искренностью М. Жумабаев говорил в этом стихотворении: «В прошлом, когда над всеми народами восходило яркое солнце, я ошибся. Однако я ошибся, служа своей отчизне. Я не поехал на съезд Алаш-Орды, я не участвовал в его работе. Я, подобно некоторым, не ходил в адъютантах у руководителей Алаша. Я осознал, что партия Алаш не нужна казахскому народу. Теперь я увидел своими глазами и понял, что лишь Коммунистическая партия может правильно решить судьбу казахского народа. Если Коммунистическая партия представляет 90 процентов народа, Алаш – всего 10. Я защищаю 90, потому что, всей душой отдавшись, служу советской власти» (смысловой перевод). Разве это не похоже на исповедь? Но ему не поверили. Почему? Трудно сказать, но, кажется, не последнее значение имели личная неприязнь, месть и ложно понятые принципы классовой борьбы».[225]
