— Солдаты! Вы здесь находитесь для того, чтобы стать хорошими часовыми границы. Рабочий класс доверил вам оружие и спокойствие Родины. Это большая честь, и мы должны быть достойны ее! Нас ожидает суровый ратный труд на полигонах и в учебных классах. Все зависит от нас с вами, от того, как мы справимся с поставленной задачей.
Свою короткую речь командир закончил пожеланием успехов, потом справился, нет ли вопросов, и дал команду идти на завтрак. Взводы перестроились — первый взвод шагал сейчас третьим. Карел никак не мог подобрать ногу. Он помогал сам себе, считая про себя. Его мучения кончились только у столовой.
После завтрака отправились на занятия. К концу дня новобранцы не чувствовали от усталости ни рук, ни ног. Едва добрались до спального помещения, как тут же упали на койки. После строевой подготовки и кросса болели все мускулы. У Карела беспрестанно звучали в ушах слова Славика: «Стоим в положении „смирно“! Смотрите на меня! Пятки вместе. Носки образуют угол в сорок пять градусов. Подбородок приподнят, спина — как линейка. Итак, я говорю „Смирно!“, миленькие! Нале-во!.. Левая пятка является осью. Оттолкнемся носком правой ноги и плавно повернемся, усвоили?»
Фалтина беспокоили невеселые мысли, и он иронизировал вслух:
— Оттолкнемся носком, как веслом…
Вацлав Шимон принес из умывальной ведро с ледяной водой и с удовольствием опустил туда измученные ноги. Он блаженно вздыхал и фуражкой вытирал разбрызганные на полу капли воды. Товарищи наблюдали, как он наслаждается.
Свободник Славик застал их врасплох. Карел лежал на койке в расстегнутой гимнастерке. Крейчи и Фалтин со страстью болельщиков боксерского турнира играли в шахматы. Первый из них в азарте стучал по спинке койки, а второй истошным голосом призывал себе на помощь всех чемпионов мира от Алехина до Карпова. Несколько солдат бурно обсуждали итоги первого дня воинской службы. Славику стало не по себе. Он упер руки в бока и громко произнес:
— Как вы думаете, ребята, где вы находитесь? Шимон моет ножки в спальном помещении. Вам не кажется, что вы на курорте в Марианских лазнях? Но я вас уверяю, что вы находитесь в Каплице, да к тому же в армии! А вы, — тут он снова повернулся к Шимону, — через пять минут явитесь к дежурному!
Грохот двери был похож на последний раскат грома во время грозы. Карел был так ошарашен, что слушал Славика по-прежнему лежа на койке. Пилат в своем стиле прокомментировал:
— Не тот пастух, кто приманивает овец музыкой, а тот, кто погоняет их собаками и стрижет.
Шимон тоже не удержался от остроты:
— Я похож на трамвай! Все на мне ездят…
— Будут наряды на работу, мы тебе поможем, — предложил Земан.
От работ его спас свисток дежурного — отбой. Волнение улеглось, хотя все понимали, что свободник вне себя и просто так дело не оставит. Усталые, они скоро уснули. Раймунд громко захрапел. Из угла отозвался Варга, который часто повторял во сне: «Еду с горы… Еду с горы…»
— Так тормози же, — дружески шикнул на него Карел.
Но тут снова вошел Славик — он проверял, все ли солдаты отделения на месте. Окинул взглядом койки, тихо закрыл за собой дверь.
В коридоре его остановил капитан Полашка. Жестом руки дал свободнику понять, что докладывать не надо, и предложил сигарету. Полутемный коридор освещал только фонарь у столика дневального. Говорили шепотом:
— Сегодня их развезло!
— Как всегда! Через пару недель их не уложишь и в десять!
Молодые солдаты слишком устали, чтобы ночи хватило на отдых. Утром они не услышали сигнала подъема. Карел проснулся от холода. Его одеяло держал дневальный, с укоризной смотревший на него.
— Вас побудка не касается?
Солдаты разминали натруженные мышцы, нехотя плелись во двор на зарядку. Не подстегнул их даже окрик Славика. Карел хорошо знал, что чувство усталости, боль в мышцах можно снять только движением. Он ополоснулся ледяной водой и выбежал во двор в числе первых. Сегодня зарядкой руководил сам капитан Полашка. Ему не доставляло труда отжиматься и приседать. Раздетый до пояса, он командовал:
— Начали комплекс на двадцать счетов! — И тут же стал считать.
Два раза получилось у всех, после третьего послышался ропот. Карел чувствовал, как наливаются икры. Варга рядом с ним шептал, что у него деревенеют руки. Земан не чувствовал ног. Шимон не выдержал и упал на колени. Карел подстегивал его:
— Ты же парень, не баба…
Раймунд обливался потом. Пилат без умолку твердил, что каждый является творцом своей судьбы, и сожалел, что не пошел в лазарет. Они сипели, как астматики, подымающиеся по лестнице.
— Кто это может выдержать!
— Мама родная, если бы ты видела меня сейчас…
— Дайте мне книгу жалоб и предложений!
Капитан окинул их понимающим взглядом. Он угадывал, кто чего стоит. Наконец он закончил упражнение и скомандовал: «Встать!» Без малейшей одышки он объяснил:
— Через неделю вы будете тосковать по приседаниям, юноши!
— Ну и орел! — оценил капитана Карел. С тех пор командир стал для новобранцев символом мужчины. Они всегда были рады видеть его, и он приходил ежедневно. Новобранцы ждали, когда будет перерыв в строевых занятиях, чтобы послушать его воспоминания. Едва капитан усаживался среди солдат, как к нему сразу тянулись руки с сигаретами и зажигалками. Рассказ свой он начинал всегда одинаково: «Когда я еще служил на…» Он был призван на границу как член Революционной гвардии в 1945 году. Был среди первых военнослужащих Корпуса национальной безопасности — живая хроника границы. Историй о тех временах он помнил множество, а рассказ всегда заканчивал песней: «На старой Могельне, на государственной границе…»
Ребята выучили гимн пограничников очень быстро. Он им помогал забыть усталость. Солдаты полюбили эти минуты вместе, рассказы капитана, которые вселяли в них спокойствие и уверенность. Всех их объединяла сила коллектива, и они начинали ее осознавать все полнее. Только теперь новобранцы поняли смысл слов, которыми десатник приветствовал их недавно на главном вокзале в Будеёвицах: «Призываетесь в элиту?»
Регулярные занятия сделали свое дело. Отделения превращались в слаженные воинские коллективы, новобранцы утрачивали гражданские привычки. Они уже поняли, что в армии командуют громко потому, чтобы слышали все. Наряды на уборку — это не наказание, а необходимость содержать в чистоте жилое помещение. Легко переносились самые напряженные занятия. Оставалось достаточно времени и на юмор. Однажды перед обедом Карел обратил внимание на то, что Пилат иногда не все слышит, и предложил:
— Ребята, вы заметили, что Пилат порою бывает рассеянным?
— Ну и что?
— Мы могли бы сыграть с ним забавную шутку. Попробуем как-нибудь строевые команды выполнять наоборот…
— Хорошая шутка никогда не бывает лишней, — согласились все.
— Но надо, чтоб в это дело был посвящен и командир, — побеспокоился угрюмый Раймунд.
Славику, вчерашнему солдату, предложение Карела понравилось. Утром, когда он подал команду «Шагом марш!», у него подрагивали от смеха уголки рта. До места занятий было две сотни метров. Канадки подымали облака пыли, голова колонны достигла учебного плаца.
Рота разделилась на взводы, а те в свою очередь — на отделения. Славик еще какое-то мгновение слушал топот ботинок, затем дал команду:
— Нале-во!
Все, кроме Пилата, повернули направо. Пилат оказался к ним спиной. Послышался окрик Славика:
— Что с вами, юноша?
Пилат оцепенел и не по-военному извинился:
— Мне послышалось, что была команда «Налево!»…
— Тут шутки неуместны!
Покраснев, Пилат присоединился к отделению. Последовала команда «Направо!». Пилат опять обнаружил, что шагает один. Вид у него растерянный. Славик предпочел отвернуться. Земан начал упрекать Пилата:
— Черт побери! Ты что, издеваешься над нами?! Ты же не заводной солдатик.
— Ребята… Я, кажется, перестаю слышать, — говорил Пилат, сжимая пальцы в кулаки и вытирая пот, выступивший от напряжения. — Я перестаю слышать, — повторял он в отчаянии и хватался руками за уши. — В детстве у меня было воспаление среднего уха.
— Что же ты не сказал об этом, когда тебя призывали в армию? — строго спросил его Славик.
— Я хотел служить на границе!
— Может, ты устал, дружище?
— Ребята, однако вас-то я хорошо слышу.
— Наверное, это бывает только временами!
— До сегодняшнего дня и я не знал об ушах, а теперь у меня все время что-то звенит.
— Ну, наверное, уже достаточно, — давясь от смеха, произнес Славик.
Барабанный бой ладоней по спине Пилата дал ему понять, что его разыграли, и он заорал так, что при попутном ветре его могли услышать даже на берегах Дуная. К нему возвратилась церковная риторика:
