я стала свидетелем очной ставки. Когда одна восторженно прижимает ручки к груди, а второй морщит лоб, будто пытается ее вспомнить. Даже мне стало неудобно от подобной реакции. Сколько женщин было в жизни главы сыска, если он не узнает мать собственного ребенка? Вовремя я решила уволиться, еще не хватало стать очередной зарубкой на ножке его кровати.
Пришлось вмешаться.
- Мирон Александрович, вас тут спрашивают… - я кивнула на девушку и внезапно поняла, что не знаю ее имени. – Это… мама Полины.
- Мама Полины? – приподнял правую бровь Меньшиков. – А я смотрю, что-то лицо знакомое. Смерть вам явно к лицу, Татьяна Матвевна.
- Мирон, могу я с тобой поговорить? – проглотив его острый выпад, взмолилась она. – Это касается нашей дочери.
- Хорошо, следуйте за мной, - пожал он плечами. – Я не прочь послушать о жизни после смерти.
Бросив в мою сторону предостерегающий взгляд, как бы говоривший «не смей никуда исчезать», Мирон потрепал успокаивающим жестом Полю по кудрявой голове и прошел в свой кабинет. Девица, даже не обернувшись на нас, засеменила следом. Как только за ними, издав протяжный скрип, закрылась дверь, я, вместе с малышкой, припала ухом к замочной скважине.
- Баба Гласа говолила, сто подслусивать не холосо, - зашептала Полина, пристраиваясь рядом.
- Не хорошо. Но когда очень сильно хочется, то можно, - я призвала ее к молчанию и сосредоточилась на разговоре, что проходил внутри.
***
- Мирон, неужели ты меня не узнал? Я думала, между нами…
- Уже давно ничего нет, - даже толстая дубовая дверь не смогла заглушить скуку в голосе Меньшикова. – Четыре года, это долгий срок, чтобы помнить одну короткую неделю.
- Но я любила… - не сдавалась девушка, то ли от отчаяния, то ли от безысходности.
В ее «большое, светлое чувство» мне не верилось от слова «совсем». И дело не в короткой связи, случившейся много лет назад, и успевшей быльем порасти. Просто она из тех женщин, что своего не упустят. А раз упустили, то, значит, не сильно оно и надо было.
Я сама живу по схожей схеме. А рыбак рыбака, как говорится…
- Татьяна, может не будем портить день твоего чудесного воскрешения забытыми воспоминаниями? Я никогда тебе не врал. Ничего не обещал. Ни к чему не принуждал. В принципе не имею такой привычки. Разошлись мы полюбовно. Помнится, я был более чем щедр. А когда твои подельники привели в мой дом Полину, не стал глубоко копать. Хотя белых пятен в твоей истории имелось предостаточно. Так давай ты не будешь ломать комедию, а честно расскажешь зачем пожаловала?
Я, кажется, даже затаила дыхания. До такой степени меня околдовал рокочущий голос Меньшикова. Он его не повышал, но каждое слово стегало словно кнут. И если я, находясь за дверью, чувствовала это. Каково же было ушлой девице?
- Хорошо, я все тебе расскажу, - судя по стуку каблучков, она отошла к окну. Пауза продлилась около минуты. Затем раздался тяжелый вздох. – Мою жизнь, после нашего расставания, нельзя назвать безбедной. Я одна воспитывала дочь, а работа в театр едва позволяла сводить концы с концами.
- Насколько мне известно, почитателей твоего таланта было немало.
- Это все не то, - новый вздох, был еще тяжелее предыдущего. – Чтобы поддерживать свое состояние на должном уровне мне нужны были деньги, а не цветы от поклонников. Закончилось все тем, что я наделала долгов и была вынуждена скрываться от кредиторов. С Полиной меня бы быстро нашли, поэтому… мне больше некому было ее оставить, Мирон.
- И что же изменилось? Зачем ты вернулась?
- Я… я нашла покровителя. Он выплатил мои долги и готов дальше содержать нас с дочерью. Я здесь, чтобы забрать ее.
Последняя фраза повисла в воздухе. Полина, услышав ее, вцепилась в мою руку. Выпученная нижняя губа задрожала. А из глаз покатились крупные слезинки.
- Я не хотю с мамоськой. Малия Андлевна, не отдавайте меня ей. Я буду холосей двоськой. Я обесяю, - надрывный шепот ребенка едва не заставил меня задохнуться. Грудь стеснило от боли. Пришлось прижать ее к себе.
- Вот еще выдумала. Никому мы тебя не отдадим...
- Полину я тебе не отдам, - в унисон со мной прорычал Мирон. И так легко и спокойно стало на душе, что будь этот мужчина здесь, рядом со мной, не удержалась бы и повисла у него на шее.
- Ты не имеешь права! Она моя дочь! – девушка явно не ожидала такого резкого отпора, а потому в ее голосе было больше удивления, чем гнева.
- В своем последнем письме ты назвала меня ее отцом, а значит – не важно, правда это или нет - я могу распоряжаться ее жизнью. В любом случае, мы спросим мнения девочки. Но я буду весьма удивлен, если она захочет покинуть этот дом вместе с тобой.
- Я… я это так не оставлю! Я буду жаловаться… Ты не посмеешь…
Она еще что-то кричала, но я уже не прислушивалась. Сосредоточилась на собственных мыслях. Пытаясь понять логику этой скандальной барышни.
Нет, я правда не понимала, для чего ей вдруг понадобилась дочь. Судя по реакции у дверей, большой любви она к Поле не питала. В ее жизни появился новый мужчина. Покровитель. А ему зачем чужой ребенок?
Здесь явно что-то не так. Но как выяснить, что именно, если я уже сегодня собралась с вещами на выход? Придется заставить Мирона просить меня не увольняться. Да так, чтобы он не понял, что это мной же навязанное желание.
Отдавшись продумыванию грандиозного плана, я не заметила, как заскрипела дверь. Опомнилась, когда она, открываясь, толкнула меня в бок, заставив расстелиться на полу.
Подняться или уползти вслед за шустрой Полей я не успела. Сверху упала тень.
- Мария Андревна? – Меньшиков, по привычке приподняв бровь, даже не попытался скрыть насмешки в голосе.
- Это не то что вы
