Отношения с «диким» племенем тоже сложились удачно. Мужики, конечно, кряхтели поначалу, но ведь на них смотрели девочки! Видимо, это и привело к тому, что от дела они не лыняли. Работали нескоро, но всё время. Поселили их в той самой недостроенной бане, превратившейся в беседку. Крыша над головой, подобие стен, костёр — по летнему времени для лесных охотников эти условия оказались просто райскими. Кормёжка тоже подходящая. Против мытья рук они не возражали, за столом держались с достоинством.
Первое время, правда, заглядывали в лодочный сарай, проверяя, как продвигаются дела с лодкой для них, но этот интерес со временем угас — Димка исправно собирал каркас, попутно выделывая и колёса, и тележку, и множество деревянной утвари — реально отрывать от основной работы его или кузнеца не получалось. Так что в строительстве на ломовых операциях эти ребята задействовались редко.
А угасание интереса к приобретению лодки стало усиливаться после того, как Ленка привезла одну из их соплеменниц — женщину бойкую и влиятельную. Эта бабёнка мигом попыталась оттереть Любашу от готовки, не справилась со щами, сожгла в жарочном шкафу отбивные и была проучена волочением за волосы — Хыг привык питаться добротно.
После этого эта самая Эля подкатила к Лариске и потребовала «под Кобецкую», за что была отмыта, переодета и допущена спать в летнем доме. «Потому что не кусают», — объяснила она мужикам. Её вонючие шкуры были отполосканы в щёлоке и заняли место на коньке крыши, где высохли, приняв раз и навсегда нужную форму. На всякий случай их просмолили. Вскоре «Под Кобецкую» потребовал Хыг.
Затем в лагерь были доставлены остальные четыре женщины «лесного племени», а Хыг дал Вячику в ухо и сказал, что по праву старшего он тут главный.
Веник скомандовал «взять» и, даже не ожидал такой организованности — Хыга спеленали Саня и Димка — самые крепкие из «старой гвардии». Остальных троих мужчин из «диких» скрутили другие парни. Женщины завизжали, видя, как падают столы и лавки. Попытавшуюся выручить своего вождя Элю «придержали» Виктория и Ленка — остальные как-то не стали ни на кого бросаться — подхватили детей и отбежали в сторону.
Вячик, не понимая, за что ему перепало, пылал праведным гневом. Схватив из кучи дров пару дрынов, он попросил отпустить Хыга, протянул ему одну из палок и велел защищаться. Поединок получился зрелищным — тренер по фехтованию показал класс. Несколько раз умудрился чувствительно ударить противника, потом выбил у него оружие, проскользнул под протянувшиеся для захвата руки и сочно хлестнул по заднице.
Смеялись над собственным вождём только свои, дикие — остальные сохраняли каменное выражение лиц и выжидательно посматривали на Шефа. А он медлил с приговором. Потом взял красного от злости и перенесённой обиды мужика под локоток и увел в сторонку, буркнув через плечо: — Личному составу продолжить приём пищи.
— Ты чего, Хыг, на самого маленького набросился? Подошел бы ко мне по-человечески — ты мне в ухо, я тебе в глаз. Поговорили бы, как Тын с Тыном.
— Шеф! Я не хочу уходить от вас, — вдруг совершенно невпопад ответил «дикарь». Но наши бабы просто сошли с ума — отказывают нам во внимании. Говорят, что это здесь запрещено. А когда моя Мун улыбнулась этому недомерку Вячику, как она мне раньше улыбалась… Когда ждала, что я её подомну. А сейчас все состригли волосы и не даются, потому что таких трогать нельзя.
Понятно, что Венику пришлось звать Ленку и делиться с ней этой новостью. Та вволю насмеялась, а потом пообещала урегулировать вопрос. И долго о чём-то шепталась с «дикими» женщинами. Пришла пунцовая от смущения, ничего не рассказала, но спала тревожно, часто взбрыкивая.
По приказу Шефа о произошедшем больше не вспоминали. А «Под Кобецкую» пошли все — прижились люди, вот и весь сказ. Девять взрослых и шестеро детей — под крышей нового дома и для них хватит места.
* * *
— Лен! Ну как ты сумела снять напряжённость в таком вопросе? — допытывался Веник.
— Нельзя тебе про это знать, — ответила девушка. — И никому из наших нельзя, а то сразу такое начнётся! Это, словно снежный ком — толкни, и покатится. Дети же ещё — все сразу так захотят.
— И я захочу?
— А куда ты денешься?
— А ты?
— А я уже хочу. И боюсь. И вообще, лучше одна отмучаюсь, чем устраивать тут чёрт-те что.
Вскоре старую мыльню освободили от камышовой обвязки и обложили саманом. Им же утеплили потолок, не тронув крышу из коры — до настоящей бани руки снова не дошли. Под неплотным полом, через который вниз стекала вода, устроили сплошное покрытие из плитняка, связанного гашёной известью, и культурную водоотводную канаву.
Того факта, что в этот домик недавние дикие отлучаются парочками, Веник не приметил — спал в это время, как и большинство ребят.
* * *
Про Кыпа долго не было ни слуху, ни духу. Он ушел один на челноке ещё в середине мая и долго не подавал о себе весточки. Сказал, что отправляется на юг, и ждать его велел нескоро.
Появился уже в июле, привёз Пуночкину маму Бо Тун Нию и очень много соли.
— Там, далеко в горячей степи, есть река, — объяснил он. — В неё впадают те речки, что текут вдоль тропы, которой ходят мамонты. Я просто нашел, как до неё добраться. Это длиннее, но быстрее, потому что на лодке почти не устаёшь. Аон и остальные идут по тропе — скоро должны появиться.
— Слушай, Кып! А что, сами мамонты обратно с севера мимо нас проходили? Как-то я не припомню, было ли это? — спросила Ленка.
— Прошли они незадолго до снегопадов. Тыг-дыми-дымили, как тыгыдымский конь, — усмехнулся Толян. — Земля тряслась от их топота — сильно торопились.
Потом была встреча с бродяжьим племенем — оно появилось вскоре. Обменялись несколькими словами со старыми знакомцами, подарили пару железных ножей и десяток небольших туесков. Получили сушёных трав от простуды и от зубной боли, да и распрощались. Всех, кого помнили, увидели в числе живых — зима для вечных скитальцев завершилась без потерь. Ни Лёшки, ни Серого с ними не было.
— Ушли, — ответил Аон на вопрос о том, куда девались парни.
Вскоре уехал и Кып. На этот раз он взял любимую Ленкину байдарку и сказал, что собирается на север.
Появился уже в октябре, привёз Пуночкину маму Бо Тун Нию и одну из девочек.
— Там, далеко в мокрой степи, есть река, — объяснил он. В неё впадают те речки, что текут вдоль тропы, которой ходят мамонты. Я просто нашел, как до неё добраться. Это длиннее, но быстрее, потому что на лодке почти не устаёшь. Аон и остальные идут по тропе — скоро должны появиться.
Племя «настоящих древних» действительно вскоре прибыло пешим ходом. Его вождь Аон навестил поселение, потолковал с Веником и получил сразу семь лодок — больше половины из тех, что были в наличии. Ещё им дали горшки — на лодках, чай, не побьют.
Мудрый Кып честно выполнил указания Веника — потратил тёплое время на дальнюю разведку сразу в две важнейшие, по его мнению, стороны — на юг и на север, оба раза перехватывая по дороге своё бывшее племя. То есть прошел по местности, о которой имел достаточно хорошее представление, проверив заодно посетившие его голову географические догадки. И теперь убедил вождя пересадить соплеменников с автобуса одиннадцатого номера на непривычные бродягам берестяные челноки, бросив волокуши.
С точки зрения стратегии он снова сделал прорывный ход — нашёл более лёгкий путь к соли, до которой от воды оставалось всего два дня пешком — то есть не более сотни километров. Да и самой соли с юга привёз достаточно на все планируемые заготовки.
А сейчас снова собрался в путь — проводить соплеменников, показать дорогу. Пуночка отправлялась с ним — обещали вернуться ещё до замерзания рек. Кып утверждал, что на быстрой байдарке да через знакомые места, не плутая, как давеча, он управится без особых проблем. Вниз-то по течению туда вообще мигом долетят, а потом тоже выберутся, хотя поработать придётся.
— Когда я родилась, и ещё долго, Кып был вождём, — рассказала Пуночка. — Потом папа стал главным, а Кып подсказывал.
Сказав эти слова, девочка уселась в лодку на корму и спокойно отчалила — было видно, как неторопливо помахивая двухлопастным веслом, она уверенно гонит её сначала к другому берегу, к затишной воде. В то время как гребцы остальных челноков никак «не попадали», вихляя из стороны в сторону. Кып покрикивал на них, инструктируя, изредка прося Пуночку подвезти его поближе к самым несообразительным. Сам он при этом не грёб — зачем, если не надо преодолевать течение — тут и девочка справится.
— Вроде, тепло одели, — пробормотала Лариска. — Не застудится наша манюня.
— А мне опять кучу лодок делать, — огорчился Димка.
— Нельзя быть неблагодарной скотиной. Если бы не соль, что они нам отвалили прошлым летом, кто знает, как бы мы перезимовали! — отозвался Веник.
