Осев на него, Бетани спрятала лицо в ложбинке между шеей и неповрежденным плечом, тяжело дыша. Груди ее покоились на его груди, и чувствительными сосками она ощущала, как возбуждающе щекочутся волосы на его теле. С минуту она лежала так, потом подняла голову в беспокойстве, не больно ли ему.
Но нет, напротив, ее встретил жадный блеск его глаз, и он вновь стал затвердевать внутри. Бетани не была уверена, что это возможно. Он был решительно настроен проделать все заново.
— Ты хочешь убить себя? — спросила она, но стоило ему силой удержать ее, снова и снова вонзаясь в нее своим большим телом, как тревога мгновенно сменилась стремительно нарастающим ожиданием восторга. Содрогаясь от его толчков снизу вверх, Бетани совершенно перестала соображать. Осталась только одна цель — парение по направлению к ослепляющему, разрывающему рассудок освобождению.
И после, когда они лежали вместе, измотанные и опустошенные, сердце Бетани колотилось так, что она явственно ощущала вибрацию своего тела, Трейс мягко отвел влажные пряди волос с ее лба и улыбнулся.
— Кажется, ты была права, — прошептал он.
Она приподняла голову.
— О чем ты?
— Кажется, это убило меня…
Бетани в ужасе увидела, как закатываются его глаза и его пронизывает судорога. Затем голова его безжизненно упала набок.
— Трейс! Ох, идиот, идиот, я же говорила тебе!
Когда Трейс пришел в себя, он взглянул на нее с пристыженной улыбкой.
— Обычно я не падаю в обморок, — сказал он. — Может быть, я все же недооценил тебя.
Она уставилась на него.
— Ты всегда будешь таким… таким мужланом? Ты можешь когда-нибудь забыть свою упрямую гордость и не доказывать что-то себе?
Он потупился.
— Меня словно куда-то унесло.
Бетани фыркнула.
— Я заметила.
— Сколько я проспал? — поинтересовался он.
— Порядка двадцати четырех часов. Лихорадка спала, и тебе нужен был отдых. — Она поджала губы. — И мне нужен был бы отдых. Вот. Ешь.
Она подвинула к нему что-то, разделанное на куски. Кушанье лежало на широком листе, было коричневого цвета и выглядело поджаристым. Он с сомнением осмотрел его.
— Что это такое? И что за странный запах?
— Ешь. Тебе полезно.
Он подозрительно глянул на нее.
— Не хочешь попробовать?
— Я уже поела. — Она приложила ладонь к сердцу. — Честное слово. Ешь давай.
— Не думаю, что мудро с моей стороны есть, когда ты сердита на меня и я не знаю, что это за чертовщина, — пробормотал он, но осторожно взял несколько кусочков и отправил в рот. Медленно жуя, он нахмурился. — Какой-то знакомый вкус… что это?
— Съешь все, тогда скажу, — Бетани проследила, чтобы он доел кушанье. На ее устах заиграла торжествующая улыбка. — Обезьяна.
Трейс уставился на нее.
— Обезьяна?
Она довольно кивнула.
— Я подстрелила ее.
— Я горжусь тобой. Кто очищал ее от шкуры?
Бетани сделала гримасу.
— Это было непросто. Я долго не могла понять, что делать, и… в общем, я сделала все, что могла. Орехи с ягодами — не самая лучшая диета для выздоравливающего мужчины.
Трейс обратил внимание на небольшое количество мяса, лежащего на листе около костра.
— Должно быть, это была очень маленькая обезьянка, судя по количеству мяса, которое ты извлекла, — сказал он, и она вздохнула.
— Да, я совсем не хотела убивать ее, — искренне добавила она.
Трейс приподнял брови.
— На самом деле я стреляла в птицу, но с дерева упала обезьяна и, кажется, умерла от удара. Я не нашла на ней никаких следов пули, но она не двигалась и начала затвердевать, и я… И еще я ее не очищала. Я просто зажарила ее целиком и разделала, когда она была готова.
— Гениально, — пробормотал он, закрыв глаза. — Вот откуда странный запах. Мне плохо.
Воцарилось молчание, и через некоторое время Бетани сказала тихим торжественным голосом:
— Я не могла разрезать ее, когда она была еще такой… такой живой. Приготовленная, она выглядела совсем иначе.
— Представляю, — произнес он, не открывая глаз.
— Ладно! — воскликнула она. — Я сделала все, что в моих силах!
Он улыбнулся.
— Я знаю. И я действительно горжусь тобой. — Вновь закрыв глаза, он продолжал: — Только не корми меня больше мясом. Я думаю, хватит орехов и ягод.
— Наверное, ты прав, — ответила она с облегчением.
Два дня ушло на то, чтобы Трейс собрался с силами и смог покинуть убежище под скалой. Бетани проводила время за работой типа стирки одежды. Трейс почувствовал прилив нежности, когда выстиранные вещи оказались сухими и они снова надели их. Он ощущал себя Адамом перед своей Евой, но не осмеливался затевать еще один раунд любовного поединка. Он никоим образом не намеревался признавать свою слабость, но понимал, сколько крови потерял и как мало у него сил.
Наутро пятого дня их пребывания под скалой он встал с лежанки из листьев и выпрямился, чуть морщась от ноющей боли в плече. Бетани посмотрела на него.
— Сегодня? — спросила она, и он кивнул.
Сборы не заняли много времени. Они взяли оружие, подобранное в пещере, и кожаную сумку с оставшимися спичками и пригоршней листьев коки. Динамит вряд ли был теперь полезен, но Трейс на всякий случай взял пару шашек.
— Никогда нельзя сказать, где пригодится, пусть и влажная, шашка динамита, — протянул он.
Они покинули укрытие и начали продираться сквозь джунгли. Небо было довольно чистым. Дождь уже не обрушивался на их головы, но влажность была ужасной. Перед лицами, неимоверно досаждая, роились тучи насекомых.
Бетани ощутила волну облегчения, когда чудовищная влажность и сырость джунглей остались позади, и они снова были на открытом месте. Наконец они остановились передохнуть на вершине крутого спуска.
Немного задыхаясь от ходьбы и духоты, Бетани внимательно оглядела Трейса. Он тяжело дышал, его лицо было бледнее обычного.
— Как ты себя чувствуешь? — беспокойно спросила она, и была озадачена его быстрым хмурым взглядом.
— Я чувствую себя прекрасно. Я не умираю, хотя и не готов пока прыгать по горам, как всегда.
— О. — Она в недоумении помолчала. Ей не приходило в голову, что он может быть столь раним ощущением своей слабости. Опять это выпирающее мужское эго. — Ладно, я устала. Ты не возражаешь, если мы немного отдохнем, прежде чем идти дальше?
— Только если недолго, — согласился он.
Усевшись и положив руки на колени, он осматривал окрестности. Где-то поблизости должна протекать Урубамба или Апуримак. Но он не видел рек, одни лишь сухие ущелья и укутанные облаками горные пики.
