их… Не похоже, чтобы он с ней только ради этого. То есть он к ней как-то нежно, что ли. Сойка конечно не ангел, но и не полный ублюдок.
— А то, что он прилюдно над ней издевался, тебя не убедило? — зло выплевываю я и на эмоциях отворачиваюсь. — Ладно, проехали.
— Нет, ну все может быть, конечно… — неуверенно добавляет Лелик, очевидно смущенный моей неожиданной агрессией.
Выдернув шар, я не глядя швыряю его по дорожке, и едва не сбиваю фрейм. По венам струится самая настоящая ярость. Мысленно я снова и снова бью Сойку в пах, а когда он оседает на землю, продолжаю молотить ногами. За все, что мне пришлось пережить по его милости и, само собой, за нее. Ублюдок. Ничего святого. Она же наивная, как ребенок. Одна в чужом городе, сирота, потерявшая последнего близкого человека.
Я берусь за второй шар, но передумав, возвращаю его обратно, и сорвавшись с места, решительно иду к соседней дорожке.
— Ты! — рявкаю, тыча пальцем в обернувшегося Сойку. — Пойдем поговорим.
Боковое зрение цепляет расширившиеся глаза Ярославы. Она в этот момент шнуровала ботинок. Уже третий мордобой в моей жизни будет на ее совести. Не ангел она, а самое настоящее проклятие. Хотя бы потому, что я никак не могу перестать ее спасать.
— Для чего? — Сойка делает удивленное лицо, вновь переходя на тон отличника.
— А то ты не знаешь.
— Что случилось? — Ярослава выпрыгивает между нами, как черт из табакерки. Ее сияющие испугом глаза почти меня слепят. — Алан… Что случилось?
— Парень твой мудила, вот что случилось, — чеканю я, ощущая на себе взгляды всех присутствующих. Только основательно расшатанное состояние могло сподвигнуть меня на оскорбления без каких-либо обоснований. Да и как тут обоснуешь? Если только рожу Сойки сфотографировать в тот момент, когда он все это говорил.
— Не надо, пожалуйста, — умоляюще бормочет она, упершись в меня руками. — Не ссорьтесь.
Пульс барабанит так, будто я минимум сотню раз отжался. Сойка стоит как ни в чем не бывало, с той же фальшивой растерянностью на лице: мол, не пойму, что это с ним.
— Сука… — цежу я сквозь зубы.
— Алан! — взрывается Ярослава. — Хватит его обзывать…
— Друг, ну ты чего? — это уже Лелик. Как сговорились, херовы миротворцы. Будто я здесь один агрессивный дебил.
Отступив, смотрю на нее. Побледнела, но полна решимости его защищать. Какой мне еще знак нужен, чтобы перестать лезть в ее жизнь? Сказал же себе: она уже совершеннолетняя. Нравится ей быть орудием мести — пусть будет. Она же мазохистка, как выяснил. Может быть, для нее отношения без любви — особый вид наслаждения?А я, кажется, по-настоящему устал.
— Ничего-ничего. Все в порядке. — Усмехнувшись, я поднимаю руки в пораженческом жесте и, ни на кого не глядя, возвращаюсь за стол.
Выкладываю пятитысячную купюру — чтобы хватило для оплаты пива и дорожки, засовываю телефон в карман и молча бреду к выходу. Никто ни о чем не спрашивает, не окликает — напротив, стоит гробовая тишина. Оно и к лучшему. Состояние такое, что сейчас я мог отпинать даже Лелика.
31
Я слышал, что лет в тридцать пять-тридцать семь в жизни многих настает переломный момент, когда вдруг меняется род занятий, место жительства, а порой и семейное положение. Похоже, такой момент наступил для меня раньше. Наверное, недаром в школе я считал себя вундеркиндом.
Вот уже неделю я всерьез подумываю, чтобы уехать из Питера. В смысле, не попутешествовать, а насовсем. Собрать вещи, погрузить их в Яго и двинуть в Европу. Австрия, Германия, Бельгия — куда-нибудь туда, чтобы поближе к моему нордическому темпераменту. Дать себе пару недель, чтобы оглядеться, после арендовать жилье. Начать жизнь с нового листа. Меня тут, как выясняется, ничего особо и не держит, а с друзьями и родителями можно отношения и на расстоянии поддерживать. С последними вообще идеальный вариант.
Последние полторы недели я провел в затворничестве. По утрам ездил в спортзал, а после садился работать. Домработница глаза вытаращила, когда увидела количество упаковки от еды из доставки. Несколько раз звонил Лелик, дважды — Богдан, но заслышав мой не слишком расположенный к общению голос, предпочитали быстро свернуть разговор. Однажды набрала Ярослава, но я не взял трубку. Не намеренно, а потому что был в душе. Правда, перезванивать не стал.
Телефонное напоминание о дне рождении Сойки, пришедшее этим утром, лишь подкрепляет мою идею о переезде. Как бы странно ни звучало, но мне тошно жить с ним в одном городе. И вдвойне тошно, что приходится делить с ним друзей. Никто не обязан вставать на мою сторону — мозгами я это прекрасно понимаю, но упрямо отказываюсь принимать. Поэтому я и не могу пока разговаривать с Леликом. С Дисом понятно — он всегда и во всем придерживается нейтралитета, а Лелик — мой лучший друг, и к нему мои требования выше. Что тоже неправильно, конечно, но так уж вышло.
Два раза подряд Сойка отмечал день рождения в загородном доме родителей, так что с большой вероятностью повторит. В прошлом году я был там с Женей. Помню, пока мы трахались, она не переставала сокрушаться, что скрипит кровать и нас могут услышать. Будто мы единственная пара, кто занимается этим вне дома, и утром все станут показывать на нас пальцем.
Кстати, если Ярослава до сих пор не рассталась с девственностью, то день рождения Сойки — отличный способ это сделать. И на подарок тратиться не нужно, и вечер получится незабываемым.
Удивительно, что я все еще об этом думаю. Включись уже, холодный рацио, и вытащи меня из этого дерьма. Я слишком надолго в нем застрял.
В пять вечера я заставляю себя закрыть ноутбук, запихнуть коробку с недоеденной паэльей в мусорку и выйти из дома. Шум пятничного города непривычно режет уши, а солнце слепит глаза. Опустив солнцезащитные очки, я сажусь за руль припаркованного во дворе Яги и еду в ближайший кинотеатр. На какой сеанс — разберусь на месте. Сейчас мне просто необходимо отвлечься от мыслей о том, как мои друзья едут поздравлять этого мудака.
Запасшись попкорном и энергетиком, я занимаю места «для поцелуев» и в течение целого часа прилежно смотрю в экран. В анонсе был указан жанр «триллер/драма», но происходящее на экране никак не располагает ни погрустить вместе с актерами,
