Подозвав начальника штаба, Громов сказал:
— Прыжки в воду отменяются. Отходим в Геленджик. Передайте командирам.
Поредевшая эскадра кораблей пришла в движение.
Не мигая, смотрел полковник на темный берег, на котором осталась группа десантников лицом к лицу с сильным противником.
Вскоре сопки Южной Озерейки исчезли из вида.
Полковник сел, обхватив голову руками.
— Позор. Позор, — несколько раз произнес он.
В недоумении смотрели на исчезающий берег разведчики.
— Мне непонятен этот маневр, — проговорил Уральцев.
Прикусив губу, Глушецкий повернулся к нему.
— Сорвалось, — произнес он.
Ему было понятно — десант не удался. На берегу остались моряки, судьбе которых не позавидуешь. Их положение будет не лучше, чем у тех, кто в июле прошлого года был прижат к скалам Херсонеса. «Неужели и Медведкин среди них?» — подумал Глушецкий.
Отойдя от борта, Глушецкий сел на ящик с патронами и задумался.
«Почему так получилось? — размышлял он. — Неужели прав Тимофей Сергеевич, говоривший, что мало иметь желание наступать, надо уметь наступать? Да, он прав! Победы нам достаются все еще большой кровью. Надо учиться воевать…»
Начал накрапывать дождь. Его капли, как слезы, скатывались с корабельных надстроек, с плащ-палаток десантников, сидевших на палубе. Темные силуэты кораблей затянуло, словно паутиной. Небольшие волны били о борт канлодки, и Глушецкому казалось, что они глухо стонут…
Глава восьмая
1
Всю ночь мыс Мысхако сотрясался и пламенел от взрывов.
Высадившись у причала рыбного завода, пять групп десантного отряда майора Куникова развернулись веером и начали сокрушать вражеские огневые точки, захватывать орудия, вышибать немцев из домов.
Штаб Куникова разместился в отбитых у противника землянках, метрах в пятистах от причала. Здесь, вдоль берега, проходило полотно железной дороги.
Это было невдалеке от того места, где батальон моряков сражался в сентябре 1942 года. Тогда моряки, зажатые в камнях на берегу моря, дрались четверо суток. Позади них находилась Цемесская бухта, а впереди вражеские танки. Несмотря на неравные силы, гитлеровцам так и не удалось сбросить их в море. На пятую ночь подошли катера и забрали поредевший, но все же боеспособный батальон. На память фашистам моряки оставили пустой деревянный ящик, на котором написали: «Мы еще вернемся! Черноморцы!»
И вот они вернулись…
Куников стоял у насыпи железнодорожного полотна, всматриваясь в темноту. Впрочем, не так уж было темно. Снаряды летели густо. Около причала рыбозавода и вокруг него бушевал огненный смерч. От частых взрывов полыхали бледно-красные зарницы, быстро угасавшие и вспыхивающие вновь. Наметанному взгляду достаточно было и такого освещения, чтобы оценивать обстановку на том или ином участке.
Таня стояла невдалеке от Куникова. Майор не разрешил ей примкнуть ни к одной группе, заявив, что на рассвете он сам укажет ей место, где должен быть снайпер. В первые минуты после высадки на берег ее пробирала нервная дрожь. При каждом близком разрыве снаряда она сжималась, а ее сердце замирало. Потом, глядя на невозмутимо уверенного майора, Таня успокоилась.
Подозвав радиста, Куников сказал:
— Передай: «Полк высадился благополучно, без потерь, продвигаемся вперед. Жду пополнение». Передавай открытым текстом.
Радист повторил приказание.
— Не забудь — полк, — подчеркнул Куников.
Таня недоумевала: зачем майор преувеличивает силы? В отряде не более двух рот. Но она быстро догадалась, зачем он это сделал. Переданное открытым текстом донесение противник, конечно, перехватит. Слово «полк» внесет замешательство в его ряды, и десантники умело воспользуются этим. «А дальше что последует? — стала рассуждать Таня. — Допустим, противник замешкается до утра, но утром-то он оценит обстановку и подбросит силы, достаточные для отражения действительного полка. Сколько же тогда вражеского войска навалится на горстку десантников!»
Из боевых групп стали прибегать связные и докладывать Куникову. Тане было слышно, о чем они говорили. Первое донесение: старшина второй статьи Романов и восемь матросов атаковали вражескую позицию, где находились два пулемета и орудие. Уничтожив их расчеты, матросы повернули орудие и пулеметы против врага. Вскоре поступило сообщение от лейтенанта Пшеченко о том, что отбито еще одно орудие. Затем сообщили, что матрос Лукашев подполз к немецкой пушке и забросал гранатами прислугу, орудие бьет по врагу.
В течение нескольких часов десантники оказались хозяевами девяти пушек.
Куников радостно потирал руки.
— Пушечек-то сколько у нас, — довольным голосом сказал он начальнику штаба Котанову. — Теперь мы и сами с усами.
Котанов кадровый офицер, отлично знал штабную работу, и Куников относился к нему с уважением, ценя в нем те знания, которых у самого не было.
— К утру дивизион будет, — заверил Котанов. — Подберу человека на должность командира.
Связной группы старшего лейтенанта Ботылева подал Куникову письменное донесение, в котором сообщалось, что отряд занял в Станичке несколько кварталов и вышел к Азовской улице.
— Добро, добро, — вслух рассуждал Куников, пряча донесение в полевую сумку. — Дела идут неплохо, лучше, чем я ожидал. Кусочек отвоевали неплохой. Теперь важно, чтобы днем устоять… Да, устоять, — добавил он в задумчивости.
Только он один знал, да, пожалуй, догадывался об этом Котанов, что больше ему помощи не подбросят, что он должен рассчитывать на имеющиеся силы и драться до тех пор, пока основной десант зацепится за Южную Озерейку и пойдет вперед. Тогда его отряд, выполнив роль отвлекающего десанта, сможет присоединиться к основным десантным силам.
Зайдя в землянку, Куников отметил на карте занятые боевыми группами участки. Несколько мгновений он сидел, раздумывая, потом подозвал начальника штаба и сказал:
— Организуйте доставку раненых к берегу. А я пойду по группам. Надо посмотреть, как там у них.
Надев на шею автомат, он вышел из землянки. Заметив Таню, майор окликнул ее и, когда она подошла, сказал:
— Вам пора выходить на исходный рубеж. Пойдете вон туда, — он указал рукой направление. — Тут сначала будет лощина, пройдете метров восемьсот и увидите холм, заросший кустарником. Оттуда просматривается дорога из города на Мысхако. Возьмите ее на прицел. Как стемнеет, вернетесь. Все: ясно?
— Все, — подтвердила Таня. — Разрешите идти?
— Подождите, — остановил ее Куников. — Вам нужен напарник. — Он посмотрел по сторонам и крикнул: — Беленко!
Перед майором появился приземистый боец с автоматом на шее, в заломленной на затылок кубанке.
— Пойдешь вместе со снайпером, — сказал ему Куников. — Прихвати побольше гранат. Не исключено, что придется схватиться врукопашную.
— Есть идти со снайпером, — с радостью, как показалось Тане, отозвался Беленко.
Раньше Таня предпочитала действовать одна, но на этот раз не стала отказываться от напарника. Что ни говорите, а жутковато одной ходить по земле, где противник может встретиться на каждом шагу.
— Ни пуха ни пера, — сказал майор и кивнул головой, давая понять, что можно идти.
Таня и ее напарник перешли насыпь и спустились в лощину. Здесь земля раскисла от дождя, и ноги по щиколотку вязли в грязи. Берег и море исчезли из вида, и Тане показалось, что в лощине темнее, да и намного страшнее, чем у берега.
Автоматчик вышел было вперед, но Таня властно распорядилась:
— Беленко, идите позади меня.
— Это почему? — остановился он.
— Без рассуждений.
Он уступил ей дорогу и сказал!
— Меня, кстати, зовут Миша…
Таня ничего не ответила и пошла вперед, держа винтовку на изготовку. Впереди была сплошная темнота. Таня чувствовала, как колотится сердце. В любой момент можно встретиться лицом к лицу с врагом или наступить на мину. Сапоги чавкали в грязи, и казалось, что эти противные звуки слышны далеко. Однако Таня не замедляла шага, чтобы автоматчик не заподозрил ее в трусости. А то потом пойдут разговоры: «Девка — она и есть девка. Не стоило брать с собой в десант».
Наконец лощина кончилась, и они поднялись на бугор. Отсюда опять можно было увидеть море, и стало как будто светлее. На берегу по-прежнему рвались снаряды.
Таня обошла бугор, подбирая место для засады. Кругом росли кусты колючего держидерева, почва была каменистая. Беленко разыскал небольшую яму и предложил:
— Можно, пожалуй, тут устроиться.
Таня согласилась. Вдвоем они углубили яму и замаскировали кустами держидерева.
В ожидании рассвета сидели на дне ямы. Посмотрев на нахохлившуюся девушку, Беленко сказал:
— Поспать бы вам. Я подежурю.
