— Диана, ты делаешь только хуже, — произнес Игорь и, схватив меня за руку, вывел в прихожую. Почти вытолкнул из квартиры и указал на лестницу вниз. До боли впился жесткими пальцами в плечи и вкрадчиво проговорил. — Ждите меня в машине. И не суйтесь сюда.
Отрывисто кивнула и, утирая слезы рукавом куртки, сбежала вниз и села в машину на переднее пассажирское сиденье.
Вилка лежала сзади.
Прижимала колени к груди и тихо всхлипывала, словно не заметив моего возникновения.
— Что вы делали? — спросила я, севшим голосом
— Пили, — ответила она коротко.
— И всё?
— И всё.
— Почему он перестал дышать? Подавился? — немигающим взглядом гипнотизировала подъезд и стоящую рядом с ним машину скорой помощи.
— Мы просто пили, — повторила Вилка, продолжая прятаться сзади.
Внезапно потрескавшаяся подъездная дверь распахнулась и на улицу вышел Игорь. Суровое лицо не выражало никаких эмоций, кроме злобы.
— Что с Тёмой? — спросила я, выскочив на улицу.
— Сядь в машину! — крикнул Игорь и сам устроился за рулём.
Послушно сделала, как было велено, так как иного плана действия в голове, звенящей пустотой, не имелось.
Двигатель взревел, машина сорвалась с места и понесла нас прочь от дома, в котором, возможно, всё еще без сознания находился мой друг и Вилкин парень.
— Что с Артёмом? — повторила я вопрос, глядя на строгий мужской профиль.
Ответом мне стало молчание и полное игнорирование моего здесь нахождения. Он был сосредоточен на дороге, словно только она сейчас важнее всего.
— Что с Артёмом? — в отчаянии выкрикнула я и ударила Игоря по плечу, снова теряя его за пеленой слёз. — Что с ним? Не молчи!
— Он мёртв! — крикнул на меня Игорь и толкнул на сиденье, впечатав в кожаную спинку.
Сознание погрузилось в вакуум. Весь мир сжался до маленькой невидимой точки и остался лишь отголосками городской жизни с бесконечным шумом шуршащих шин проезжающих машин.
— Что? — спросила едва слышно. Гордо драло колючей проволокой.
— Врачи ничего не смогли сделать. Слишком поздно, — припечатал Игорь последними словами и бросил быстрый взгляд в зеркало заднего вида, где всё так же молча лежала Вилка.
Глава 18
Еще вчера нас окружала промозглая осень со своими холодными ветрами и гнетущим свинцовым небом над головой, а сегодня не по-осеннему солнечно, тепло и кажется, что вот-вот снова распустится черемуха.
«Хорошего парня хороним, солнечного» — сказал кто-то из толпы людей в черном пальто.
Сегодня все в черном. Головы опущены, унылые взгляды заплаканных глаз то и дело возвращаются к свежей земле, недавно вскопанной могилы.
Все тактично смотрят на землю только для того, чтобы не смотреть на безутешную мать, рыдающую на крышке уже заколоченного гроба.
Я миллионы раз слышала о том, что нет ничего ужаснее, чем хоронить собственного ребенка, но даже в самом страшном сне не могла себе представить, что это может быть настолько больно.
Больно всем. Всем, кто сегодня собрался здесь и с трудом прячет слезы в вороте пальто. Потому что больше, чем потеряла мать, здесь никто не потерял.
Отец Артема не явился на похороны сына. В толпе прошел слух, что он вовсе отрекся от него, заявив, что не воспитывал наркомана.
Вскрытие показало, что Артём был буквально «напичкан» наркотическими средствами и алкоголем, что вызвало передозировку и остановку и без того слабого сердца.
Мне и еще пятерым одногруппникам не верится в то, что он действительно мог подсесть на что-то подобное. Слишком принципиальным и прямолинейным он был всегда и во всем.
А это…
Что это? Может, он хотел на личном примере показать Вилке, что её пагубная страсть, действительно, способна погубить? Но не слишком ли велика и неразумна жертва?
Глупо всё это и неправдоподобно. Если бы Вилка явилась в его квартиру хоть с малейшим намеком на запрещенные вещества, то он бы ее и на порог не пустил.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Чем дольше я раскручиваю в голове возможный сценарий событий, тем меньше нахожу логики в действиях обоих.
Но никому нет интереса разбираться в обстоятельствах гибели молодого парня. На него просто повесили ярлык «наркоман», который заигрался на окраине города в съемной квартире.
Вилка не приехала на похороны. Игорь сказал, что она закрылась в своей квартире и не пускает никого, кроме доставщиков еды.
С одной стороны её страхи и прятки можно понять, но с другой… хочется взять ее за волосы и притащить на кладбище, чтобы показать, к чему привело её баловство, безответственность и безалаберность.
Но сделанного, к сожалению, уже не исправить.
На крышку опущенного гроба падает земля, которую горстями бросают близкие, родственники и одногруппники Артема. Все хоть и не смирились с этой потерей, но приняли её.
Все, кроме матери. Которую удерживают трое мужчин, чтобы она не прыгнула в могилу в безутешных попытках воскресить собственного сына, заменив его собой.
— Поедем? — шепотом спросил одногруппник, на машине которого мы все и приехали в родной город Артема, чтобы проститься с другом.
— Да, — кивнула я коротко. — Дальше мы будем лишними.
Домой возвращались в абсолютном молчании. Четыре часа тишины не прерывали даже магнитолой. Каждый из сидящих в машине был занят своими мыслями, переоценкой ценностей или думал о том, что же такое — его жизнь? Каков ее смысл? В чем предназначение каждого из нас? И какая ошибка может стать столь же фатальной?
Одной из последних у подъезда дома высадили меня. Снова молча. Не прощаясь.
Сквозь пелену слёз бездумно проследила за тем, как машина скрылась за поворотом. Не чувствуя ног и своего тела, вошла в подъезд. Медленно стала подниматься по ступенькам и вздрогнула, когда в кармане зазвонил телефон.
Игорь.
— Да, — ответила я тихо и прислонилась плечом к стене, так и оставшись стоять на одной из ступенек.
— Как ты? — спросил он участливо.
— Не знаю. Никак. Пусто.
— Хочешь, я приеду?
— Нет.
Молчание. Рука, держащая телефон, порывалась повиснуть плетью вдоль тела.
— Съезди к Вилке, — произнесла я, наконец, глотая острый ком, царапающий горло. — Думаю, ей сейчас гораздо тяжелее, чем мне.
— Съезжу, — отрезал он уверенно. — Хорошо. Отдохни, пока, если понадоблюсь — звони.
— Хорошо, — отозвалась эхом и сбросила вызов.
Сжимая в руке телефон, придерживаясь за стену, поднялась на свой этаж. Непослушными пальцами открыла дверь и наткнулась на красный чемоданчик, стоящий почти у самого порога.
— Мама! — хотела крикнуть, но вышел сухой обессиленный хрип.
Торопливые шаги из гостиной и четкий силуэт мамы в ту же секунду размыло солеными слезами.
— Иди ко мне, — шепнула она и крепко прижала к себе, окружая нужным мне прямо сейчас материнским теплом.
- Посиди дома еще денёк. Никуда твой университет не денется, если ты в него немного не походишь, — настаивала мама, одновременно надевая пальто и застегивая высокий сапог.
— Нет, мам, — опираясь плечом о дверной косяк кухни, наблюдала за тем, как она красочно опаздывает на работу. — Еще один день в четырех стенах и у меня поедет крышечка.
— Ладно, Диана, — сдалась она. — Если ты уверена, что отошла после той трагедии с твоим одногруппником, то, конечно, можешь вернуться на учебу, но если что, знай, что я буду не против, если ты посидишь дома еще денек.
— Хорошо, мам.
— Хочешь, я с тобой останусь? Прогуляю работу?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Нет, мам, — покачала головой и подошла к ней, чтобы поправить воротник пальто и обнять. — Ты итак уже один день прогуляла, думаю, нам обеим этого будет достаточно. Пора возвращаться в цивилизацию с канализацией.
— Хорошо сказала, — чмокнула она меня в щечку. — Надо запомнить. На работе козырну как-нибудь. Ладно, зайка, тогда я поскакала на работу, а ты обязательно звони, если что-то пойдет не по плану.
