Рейтинговые книги
Читем онлайн Кофемолка - Михаил Идов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 60

В конце концов мы отбили октябрьскую арендную плату на частной вечеринке в честь дня рождения одного из менеджеров магазина мехов. По-моему, они собирались приглядывать за лавкой во время празднования, что существенно ограничивало выбор подходящих мест. Вечеринка была тематической: хотя имениннику исполнялось пятьдесят пять, его коллеги решили, что будет ужасно смешно украсить кафе как будто в честь новорожденного. Они надругались над «Кольшицким» как могли. Воздушные шарики печально бодали потолок, как отставшие от стайки сперматозоиды. Картонные аисты с бумажными гармошками на месте крыльев и телескопическими шеями присели на полки с идеально упакованным дорогим кофе. Транспарант «У НАС МАЛЬЧИК повис в дверях — лицом, слава богу, вовнутрь.

Организатор вечеринки не заметил, что у нас нет лицензии на продажу алкоголя, но к этому моменту законы меня уже не волновали. Я просто брал заказы у отмечающих и бежал в ближайший винный. Меховщики, включая стодвадцатикилограммового новорожденного, напились до поросячьего визга, и кого-то вырвало на витрину с пирожными. Я не могу сказать, что меня сильнее напугало тем вечером — бесчинства, которым мы потакали, или моя плохо скрытая радость, что теперь мы сможем заплатить булочнику и еще на один месяц отложить разборку с Ави.

Задабривание плеяды кредиторов требовало ежедневной перетасовки приоритетов. Я наловчился правильно оценивать людское терпение: кому нужно заплатить сейчас, с кем можно проканителить лишнюю неделю. Кого, в самом крайнем случае, можно вообще прокатить без ощутимых последствий. (Веселого корейца, моющего нам окна? Легко. Молчаливого господина в спортивном костюме, отвечающего за вывоз мусора? Ни в коем случае.) Оптовые поставщики больше не хотели заморачиваться нашими крохотными заказами, так что большинство продуктов закупалось в бодеге на углу. Некоторые вещи мы вообще перестали покупать впрок. Если кто-то заказывал салат, я несся за зеленью. Хозяин лавки, скрытный индус по имени Прашант Суперсад, оказался отцом мальчика, продававшего носки с лотка. Он находил мои периодические появления с языком на плече занимательными и вскоре начал пропускать меня без очереди. «Разойдись, народ, пропускаем кофевара, — нараспев объявлял он. — Как дела, кофевар?»

Наше меню тихой сапой мутировало. Цветастые описания оставались те же («Паштет из дикого кабана в пергаменте с растопленным бри и органическим розмарином»), но за шторкой, в кухнетке, все упрощалось и ставилось на поток. Все более сомнительные элементы отвоевывали себе место на полках. Кабаний паштет, например, изначально приходивший в виде дрожащего от собственной свежести кирпичика из фирмы «Три поросенка», теперь превратился в простой «деревенский паштет» из универмага: свинина в пластиковом корытце, проложенная куриной печенью и еще бог знает чем, стынущая в желе, бессмертная, четыре бакса в розницу. Он был гораздо ближе к холодцу, чем к шедевру, расписанному в меню.

И все же определенные стандарты у нас сохранились. Кофе от «Цайдля» был неприкосновенен. Шоколадные круассаны, которые в нью-джерсийской интерпретации выглядели как свернутые в рулон использованные подгузники, мы просто вычеркнули из меню; я надеялся, что в качестве побочного эффекта это положит конец ежедневным визитам Кайла Свинтона. Вместо этого он переключился на обычные круассаны, чьи доморощенные достоинства, давно уже не существующие, он прилежно продолжал восхвалять. (Лучше бы он просто признался, что приходит глазеть на Нину.) Большинство принятых мной мер по уменьшению затрат были основаны не на тайном разбодяживании ингредиентов, а на устранении любых излишеств. Фасад кое-как держался, но за кулисами «Кольшицкий» выглядел как сосисочная: наше меню состояло из бесконечных комбинаций пяти-шести предметов. Из каждого ингредиента выжималось максимальное количество блюд. К примеру, грюйер — то есть сыр «особый» — подавался в круассане, на тосте, в ватрушке, в блине, к салату и, наконец, как одна третья «сырной тарелки» (где он снова и снова встречался, как троица алкашей вокруг бутылки, с дешевым бри и нашим вторым по работоспособности сыром, манчего). Иногда, пытаясь увеличить соотношение блюд и ингредиентов, я становился до безумия изобретателен. Ранее Нина сочинила так называемый «Вермонтский мокко» — это был обычный мокко, но с ложкой кленового сиропа в эспрессо и еще одним зигзагом сиропа по припудренной какао пене. Этот напиток позволял нам частично задобрить любителей ароматизированного кофе, не опускаясь до продажи такового. Так как у нас теперь был в запасе кленовый сироп, я брал сардельки, кромсал их на дольки, валял в сиропе, кидал в духовку и называл результат «глазированные сосиски к завтраку» или, если меня тянуло на экстравагантность, «поросячьи монетки в сладком соусе». Мы все еще пытались быть утонченными — люди любят утонченность! — но утонченность теперь вынималась из консервной банки. Мы полюбили продукты вроде копченой форели (срок годности: 28 дней; приготовление: положи на салатный лист, добавь дольку лимона), фуа-гра из банки, маринованной селедки, икры и ее заменителей. Удивительно, если подумать, как много предметов роскоши продаются в такой же упаковке, как кошачья еда.

Волшебное слово «трюфеля» добавляло не менее пяти долларов к цене блюда (что бы вы предпочли, «бутерброд с яйцом» или «яйцо пашот с трюфелями на поджаренной бриоши с ростками подсолнуха и тертым грюйером»?), но означало оно только то, что мы вытряхивали на яйцо пару капель масла из белых трюфелей. Это масло, хоть и действительно дорогое — около ста долларов за бутылку, — было достаточно ароматным, чтобы взять всё остальные ингредиенты в заложники и высадить их где-то в районе Монте-Карло. Год спустя на две трети полная бутылка все еще смотрит на меня с кухонной полки.

В целом наша кухня напоминала некогда модный городской район в состоянии упадка. Сначала откидываются бутики и галереи, и на их место въезжает «Гэп»; затем «Гэп» уступает место «Олд нэйви», «Олд нэйви» — магазину «Все за 99 центов»; не успеешь оглянуться, как молодежь в огромных куртках начинает топтаться у закрытой бодеги и женщина в мини-юбке склоняется к пассажирскому окну «форда-тауруса» для делового разговора с нервным водителем.

Настоящий район вокруг нас тем временем становился ощутимо богаче. По вечерам рубашки от Пола Смита явно превалировали над ироничными майками. Наш «европейский» завтрак (с десяти до полудня) давно отмер, но внезапно участились заказы на двойной эспрессо поздними вечерами: в район стали просачиваться ночные трейдеры. Ближайший бар отменил «рок-н-ролльную викторину» и установил два плазменных телевизора, вечно настроенных на спортивные каналы. «Джазовый бранч» поднял свою заспанную голову.

Лаконичный серб, торгующий дорогой оптикой в конце нашего квартала, расширился, вытеснив из соседнего помещения гадалку. Пуэрториканский портной, подшивавший подолы за четыре доллара, уступил место очкастому британцу, который строил из себя Элвиса Костелло, специализировался на пошиве костюмов за четыре тысячи долларов с ужайшими лацканами и пурпурной подкладкой и втайне скидывал всю работу своему предшественнику.

Чуть дальше происходили еще более странные вещи. «Тоник» через пять улиц от нас, клуб, в котором мы с Ниной (в те дни, когда у нас были время и энергия ходить на концерты) переслушали всех от гитариста Марка Рибо в дуэте с необъявленной Йоко Оно до набирающего популярность Вика на разогреве у еле стоявших на ногах «Шпилерфрау», закрылся. Устрашающий кондоминиум сапфирного цвета пробился сквозь асфальт с южной стороны; чуть меньший теснил его с севера. Через день после закрытия «Тоника» Марк Рибо взломал забитую дверь, вышел на сцену и играл, пока полиция и приехавшие сносить здание рабочие не вытащили его на улицу. Разговоры об отеле на Орчард-стрит шли годами, но теперь на Орчард-стрит был отель, или по крайней мере скелет оного — серая бетонная клетка, рассевшаяся над гаражами и пятиэтажками. В Индиане мои родители, внезапно охваченные желанием перебраться в лучший климат, безрезультатно пытались продать двухэтажный дом, в котором я вырос. У Беллы появилась аллергия на холод — странное заболевание для уроженки Ленинграда, — и они хотели переехать к ноябрю; они урезали цену и продолжали кромсать, дойдя в конце концов до пятизначных цифр. На моем же острове этой суммы, умноженной на десять, еле хватило бы на однокомнатную квартиру. «Пузырь», о котором все заговорили, казался защитной сферой, силовым полем, мерцающим вокруг Нью-Йорка.

Вдобавок ко всему «Таймс» напечатала благоговейную статью об Ави Сосна, поставив ее — из всех возможных разделов — в рубрику «Стиль». Сосна выходил провидцем, мастером цайтгайста и чуть ли не общественным деятелем. По мнению автора, Ави уже оставил свой след в поп-культуре в середине восьмидесятых, когда стал снабжать хип-хоповскую тусовку трениками на заказ; теперь, в качестве миллионера-домовладельца, он якобы делал это опять, сдавая «со скидкой» помещения «модным» бутикам и галереям. От статьи создавалось впечатление, что Ави не просто владел куском района, но каким-то образом его курировал. Для тех, кто когда-либо встречал Сосна с его подтяжками и кругами пота под мышками, сама идея Ави как продвинутого трендсеттера — само упоминание слов «Ави Сосна» и «стиль» в одном предложении — звучала уморительно. Месяцем раньше мы с Ниной прохихикали бы над этим целую неделю. Сейчас, когда «Кольшицкий» находился практически в закладе у Сосна (еще один дохлый месяц означал бы разорванный договор аренды и потерянный залог), все это не казалось таким уж смешным. Меня впервые в жизни подмывало написать письмо редактору. Хотя что я мог сказать? Что мы и такие же, как мы, люди пришли в этот район по собственной воле и вкалывали как лошади, чтобы здесь остаться? Я даже не знал, было ли в этом что-либо похвальное.

1 ... 40 41 42 43 44 45 46 47 48 ... 60
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Кофемолка - Михаил Идов бесплатно.
Похожие на Кофемолка - Михаил Идов книги

Оставить комментарий