— Нет-нет, — смутился парень. — Всё в порядке.
Чувствовалось, что он хочет ещё что-то сказать, ищет повода, но Надя смотрела сухо, поджав губы, так что ему ничего не оставалось, как повернуться и уйти.
Она с лёгкой грустью смотрела ему в спину. Хорошо, что он ни на что не решился. Пришлось бы его ставить на место, это было бы неприятно и ей, и ему. Странно только, что вместо удовлетворения она испытывает чувство грусти и сожаления…
Ладно, бог с ним, надо переключиться на что-то другое. Всё эта проклятая весна…
Вон за окном уже темнеет, скоро пора закрываться.
Надя встала, подошла к Алёше.
— Ну, как успехи?
Сын с гордостью предъявил ей покрытый мало разборчивыми каракулями лист бумаги.
— Вот! — объявил он.
— Это что ж ты написал? — улыбнулась Надя. — Я чего-то не разберу.
— Как что? — удивился Алёша. — Письмо.
Действительно, что тут непонятного, как же она сразу не сообразила. Он ведь видел, что она часто пишет письма, вот и обезьянничает. Правда, она их потом рвёт.
— Да, конечно, письмо. И кому же?
— Тёте Вере. Про которую ты рассказывала. Я сначала хотел папке написать, но только его ж нету. Тогда я решил тёте Вере…
Улыбка постепенно сползла с Надиного лица.
Да, конечно, она рассказывает ему про Веру. Чуть ли не каждый вечер. То есть не только про Веру, а и про Николая, конечно, и про Мишу, и про дядьку покойного, и про тётю Анисью, но про Веру, пожалуй, чаще всего. Вдохновенно рассказывает, как про что-то прекрасное и замечательное. Но ведь и вправду всё лучшее в её жизни было так или иначе связано с Верой…
Вот и доигралась!
Теперь Алёша уже сам ей пишет…
— Очень хорошо, — похвалила Надя. — Молодец.
— А когда мы к ней поедем? — тут же спросил сын.
Правильный вопрос, между прочим.
Действительно, когда?
Сколько можно тянуть?! Так и жить всё время в страхе и лжи?
— Вот лето настанет, и поедем, — вздохнула она.
И тут же сама поверила, что да, летом непременно поедет. Чего там письма, надо поехать, и всё. Тут ведь недалеко, каких-то три часа их разделяет, а кажется, будто между ними бесконечное пространство. Но она его обязательно преодолеет. Этим летом.
— Летом в Дарьино знаешь как хорошо!.. — загорелась Надя. — Купаться будем в Пусти. Тебе понравится.
— Честное слово? Обещаешь?
Алёша радостно подпрыгивал, смотрел её, Вериными, глазами. Он вообще всё больше становился на неё похож.
— Обещаю, — серьёзно ответила Надя. — Конечно, поедем. Я там выросла, и ты там родился. Да и с Верой мне самой надо обязательно увидеться. Так что поедем, повидаемся, убедимся, что всё у неё в порядке, и будем дальше с тобой спокойно жить-поживать…
Сказала и сама тут же испугалась своих слов, призадумалась.
Нет, так наобум ехать нельзя. Может, Вера и не хочет с ними встречаться. Может, она страшится любого напоминания о том, что было. Сначала обязательно нужно списаться с ней…
— Мне надо только вот с силами собраться, — вздохнула она, — и тоже письмо ей написать…
— А когда ты с силами соберёшься? — настойчиво поинтересовался сын.
Надя усмехнулась.
Хороший вопрос. Только ответа на него нет.
Если бы самой знать, когда…
— Скоро, — заключила она. — Пошли домой, Алёшка! Поздно уже.
Глава 52
СУПРУГИ
В Дарьино тоже наступил вечер. В это время года сумерки сгущались быстро.
Как только солнце закатывалось, сразу резко холодало, тающий снег снова схватывался, хрустел под ногами, как будто возвращалась зима. Переругиваясь, хрипло и долго лаяли собаки. То тут, то там вспыхивали загорающиеся окна, вытягивались по палисадникам и дорогам длинные тёмно-синие тени.
Вера и Михаил уже поужинали, теперь укладывались спать. Как обычно, они всё делали молча, молча расстилали постели, молча раздевались, ложились, потом неподвижно лежали в мучительной тишине.
— Я так больше не могу, Миш, — вдруг жалобно сказала Вера.
Она говорила негромко, но сам звук голоса производил странное впечатление, как будто внезапно на полную катушку врубили радио.
— Мы с тобой, считай, почти полгода не разговариваем…
Михаил ответил далеко не сразу, сначала вообще думал промолчать:
— А о чём говорить, всё уж сказано.
Вера привстала на кровати, повернулась к нему, угадывая в темноте его лицо.
— Ни в чём я перед тобой не виновата. А если и виновата, то ты либо меня прости, либо если не можешь, то давай разойдёмся. Так жить больше нельзя. Это и для тебя мука, и для меня… Мне и работа не в радость, и всё не в радость… Да и ты через день выпивши…
В голосе её зазвенели слёзы. Она замолчала, прислушалась.
С его стороны доносилось тяжелое мерное дыхание, больше ничего, ни звука.
Вера в отчаянии откинулась обратно на подушку. Всё было бесполезно, она не могла пробить эту стену. Неужели это давящее, сводящее с ума молчание — все, что ей осталось?!
Вдруг тихо прозвучали глухо сказанные два слова:
— Иди сюда!
Вера испуганно приподнялась, ей показалось, что она ослышалась.
— Ты что, Миш?
На этот раз услышала вполне отчётливо.
— Иди!
Вера обмерла. Она совсем была не готова к этому. Вот так, внезапно, после полугодичного молчания…
— Я так не могу… — пролепетала она.
И ничего не услыхав в ответ, призналась:
— Я боюсь, Миш…
— Иди, говорю, — настойчиво произнёс он.
Вера не двигалась.
Руки похолодели, тело отказывалось подчиняться. Она вдруг превратилась в маленькую робкую девочку, которую выгоняли наружу из тёплого спасительного убежища.
— Я ребёнка хочу, — гулко донеслось с того конца комнаты. — Пока не старый… Роди мне сына…
Вера встала. Забыв про тапки, пошла босиком по холодному полу. Шла к его постели, будто поднималась на эшафот.
Наконец нащупала край, присела. Он приподнял одеяло, и она скользнула, легла рядом, чувствуя, какие ледяные у неё ноги, и стараясь не касаться его этими ледяными ногами.
— Я боюсь, Миш… — снова шёпотом повторила она. — Я…
Он не дал ей договорить, единственной рукой резко задрал рубашку, раздвинул ноги.
Вера задохнулась, вся закаменела, напряглась от грубого прикосновения. Она не узнавала его руку, это была совсем не та рука, что когда-то ласкала её.
Слёзы, чёртовы слёзы, опять без спроса покатились по лицу, обжигая щёки.
Вера повернулась, обняла его, прижалась всем телом, впитывая знакомый родной запах, чувствуя бедром, как напрягается, крепнет, растёт у него в паху.
— Сядь! — хрипло приказал он, откидывая одеяло.
Она приподнялась, уселась верхом, с тяжким стоном-выдохом впустила его в себя и начала медленно двигаться вверх и вниз.
Она ждала его слов, тех самых интимных слов, которые он так любил произносить в подобные моменты. Она так нуждалась в них сейчас.
Но слов не было.
Глава 53
КОНСУЛЬТАЦИЯ
В левом крыле поселковой больницы ещё в конце прошлого года разместилась женская консультация. С тех пор тут всегда было людно, шумно. Казалось, все дарьинские бабы внезапно энергично бросились рожать.
Вера вышла из кабинета, медленно пошла по коридору, с завистью поглядывая на односельчанок. Несмотря на то что с той ночи её супружеские отношения с Мишей возобновились, счастливыми их никак нельзя было назвать. Он по-прежнему разговаривал с ней крайне редко, небрежно, спали они всё также по отдельности, и она совершенно терялась, не понимала, отчего при этом он с такой настойчивой регулярностью зовёт её в постель.
Вернее, она подсознательно догадывалась, в чём тут дело, но ни за что не могла принять это.
Догадка же Верина состояла в том, что Михаилу остро, во что бы то ни стало хотелось иметь ребёнка, и он тем самым просто использовал её. То есть она должна была автоматически выполнить задачу воспроизведения потомства.
Такое объяснение, впрочем, представлялось ей настолько диким и кощунственным, так противоречило их прежней, нормальной жизни, что она изо всех сил отталкивала от себя подобные мысли. Но они снова и снова лезли ей в голову.
Однако настойчивые, происходившие в напряжённом молчании соития не приносили никакого результата, она не беременела.
Михаил нервничал, раздражался, отправлял её в консультацию, где ей ничем не могли помочь, только сочувственно разводили руками.
Вера вышла на улицу.
Муж, отчего-то решивший в этот раз сопровождать её, стоял неподалёку от двери, курил.
— Ну что? — спросил он, как только её увидел.
Вера печально покачала головой. Она постоянно жила с чувством вины перед ним, которое всё увеличивалось по мере возрастания их бесплодных попыток.
