Величко отдал еще несколько распоряжений и велел расходиться. Проводить Алексея до калитки вышли Маруся и Воронько. Во дворе Воронько сказал:
– Соскучал я по тебе, парень! Поговорить даже толком не пришлось. Ты как, здоров?
– Как видите, Иван Петрович.
– Вижу, молодцом! Смотри, не сорвись!
– Нет, он не сорвется! – сказала вдруг Маруся с такой горячей уверенностью, что Воронько удивленно хмыкнул.
ПОСЫЛКА ОТ МАРКОВА
Белая тряпка на окне почты появилась через день, утром.
– Ну, Алеша, начинается! – объявила Дина, когда они остались одни в служебной комнате за почтовым залом. – Все произойдет сегодня! Как вы себя чувствуете?
– Нормально.
– Через некоторое время сюда доставят ту вещь, о которой вам говорил Марков. Она будет иметь вид почтовой посылки. Вы придете к концу дня и получите ее в общем зале. Это никому не покажется странным. Затем отнесете в штаб. Механизм поставлен будет на десять часов вечера, запоминайте. В девять Марков велел вам обойти людей по следующим адресам… Нет, не записывайте, это опасно… – Она сказала три адреса, которые Алексей несколько раз повторил. При этом он заметил, что адрес постоялого двора, где он был с Севой, Дина не назвала.
– Пароль всюду один и тот же. Вас спросят: «Что надо?» Отвечайте: «Ищу, где переспать до десяти часов». Вам скажут: «Принимаем только на сутки». И все. Когда сделаете это, приходите ко мне домой.
– А потом, Дина?
– Остальное я вам скажу вечером.
– Почему не сейчас? Вы мне не доверяете?
– Не в том дело, у Маркова свои планы, я и сама не все знаю. – Она с досадой насупилась. – Вы, кажется, очень сильно опасаетесь за свою персону? Не бойтесь! Я рискую больше: у меня мать, отец, дом… Я, я сама отвечаю и за вас и за себя! В самом худшем случае у нас есть куда скрыться. Короче говоря, как только побываете по всем адресам, сразу ко мне. А там – мое дело.
– Но где будет Марков?
– Повторяю вам, Алеша: вас это сейчас не касается! Будет там, где нужно! Да не тревожьтесь вы! – Дина улыбнулась и, точно успокаивая капризного ребенка, провела ладонью по его щеке. – Ну ладно, ладно, скажу: он будет у меня. Вы удовлетворены? Только не волнуйтесь. От вас зависит успех всего нашего дела. Вы вдумайтесь, Алеша, какая необыкновенная миссия вам предстоит! – Она перешла на возвышенный тон. – Выполните ее, и тогда… – Дина не договорила, считая, что остальное должны сказать ее глаза.
И они действительно говорили многое. Они выражали как раз то, что, по всей вероятности, погубило когда-то душу местного телеграфиста, и Алексей еще раз вынужден был признать, что у Соловых есть если не смягчающие, то, во всяком случае, объясняющие его вину обстоятельства.
Он пробормотал:
– Я готов…
Раздался голос папаши Федосова:
– Ди-на!
– Иду! – отозвалась она. – Ступайте, Алеша, ничего не забудьте! В половине шестого – за «посылкой». Если мало народу, я выпущу вас через почту.
Она подошла к двери, выглянула в зал и повернулась к Алексею:
– Идите через двор. Он уже тут.
– Кто?
– Человек, который должен был привезти эту самую «посылку». Вам незачем встречаться.
Слегка отстранив ее, Алексей заглянул в приотворенную дверь и быстро убрал голову.
– Что такое? – встревожено спросила Дина.
– Ничего… Так я пойду.
– Постойте. Почему вы так побледнели?
– Я?.. Разве?
– На вас лица нет! Что случилось? Вы знаете этого человека?
– Впервые вижу. Просто… – Алексей криво усмехнулся и развел руками, как бы говоря: «Сами понимаете, момент ответственный, можно слегка и поволноваться».
– Ну, идите. Я вас провожать не буду. Итак, в половине шестого…
У крыльца почты стояла линейка с запряженной в нее сытой каурой кобылой, привязанной вожжами к стойке крыльца. Ветер гнал по улице песок и опавшие листья. Прохожие оплевывали набивавшуюся в рот песчаную пыль. Лошадь до земли опускала морду, перебирала тонкими ногами.
Недалеко от почты хромой старик крестьянин скреплял веревкой треснувшее ярмо бычьей упряжки. Рядом, покуривая и подавая советы, стоял Храмзов.
Алексей прошел мимо, коротко бросил:
– Иди за мной.
За тополями, росшими у дороги в конце квартала, он подождал Володю. Храмзов остановился в двух шагах от него и, наклонившись, стал поправлять голенища своих коричневых сапог, сшитых из той же кожи, что и сапоги Алексея.
– Видел, кто на линейке приехал? – опросил Алексей.
– Толстяк в кацавейке, хуторянин…
– Арестуй и доставь к Величко. Только не здесь, подальше… Смотри не упусти! Пусть Величко допросит: он адскую машину привез. Один справишься?
– Угу…
– Скорей, он сейчас выйдет!
Володя еще разок поддернул голенища и пошел назад. Алексей, стоя за тополями, следил за ним. В дверях почты показался приезжий. Глянув по сторонам, он сошел с крыльца, отвязал вожжи и грузно взобрался на облучок. Лошадь тронула, клонясь вперед и подставляя ветру лобастую голову.
Алексей видел, как Храмзов догнал линейку и пошел рядом, что-то говоря приезжему.
«Просит подвезти», – догадался Алексей. Володя договорился и вскочил на линейку. Они скрылись за поворотом.
В половине шестого, перед самым закрытием почты, Алексей получил от Дины обмотанный бечевкой дощатый ящик. Он был невелик, но очень тяжел.
Алексей хотел положить ящик в принесенный им мешок.
– Не надо! – сказала Дина. – Так лучше…
Она была мертвенно-бледна. Лицо заострилось, руки дрожали. Передавая «посылку», она шепнула:
– Счастливо, Алеша, благослови вас бог! Жду… Несите осторожно…
…Ящик водрузили на стол в кабинете начальника штаба. Собралось человек десять: Саковнин, Туляковский, трое из Особого отдела; из чекистов-Алексей, Величко, Илларионов и Воронько.
Ящик вскрывал комендант штаба, сапер старой службы, угрюмый бородач в морской форме. Он перочинным ножом расковырял древесину, поддевая ногтями за шляпки, вытащил несколько гвоздей и осторожно приподнял крайнюю доску. Лоб его заблестел от пота. Присутствующие молчали, и треск отделяемой доски казался пронзительным. Под доской лежала плотная оберточная бумага.
Воронько, желая разрядить напряженную тишину, сказал:
– Упаковка что надо! Образцовая! Никто ему не ответил.
Комендант снял верхние доски, аккуратно отвернул бумагу. Под ней обнаружилась матерчатая прокладка. Комендант наклонился к ящику.
– Стучит, – проговорил он.
Было так тихо, что все услышали постукивание часового маятника,
– Фланелью обернули, чтоб заглушить, – заметил Илларионов.
Комендант вспорол материю, обнажилась серая шершавая поверхность мины. Минут десять он оглядывал и ощупывал ее, едва касаясь пальцами, и наконец отвинтил сбоку небольшой металлический кожушок. Открылся круглый, как блюдце, белый циферблат с тремя стрелками. Все сдвинулись к столу.
Стук маятника был похож на дребезжание плохо натянутой струны. Размеренно и неумолимо он отбивал короткие секунды. Комендант, щурясь, старался разобрать надпись на циферблате. Написано было не по-русски. Воронько, знакомый с латинским шрифтом, по слогам прочитал:
– Бла-се-мер-гохн, енг-ланд…
– Блесмергон, Ингланд, – поправил его Илларионов. – Английского происхождения. Известная фирма.
– Разрядить сумеешь? – спросил Саковнин коменданта.
– Не знаю. Опасная штука, устройство незнакомое.
– Что же делать?
– Может быть, остановить часы? – предложил молодой сотрудник Особого отдела. – Придержать стрелку- и все, остановятся.
– Нельзя, – возразил комендант. – Почем я знаю, какой взрыватель. Задержишь стрелку – тут она и сработает. Вернее всего унести в степь, пусть там и взрывается.
– Погоди. Пусти-ка. – Величко, отстранив коменданта, присел к столу.
Осмотрев мину и циферблат, опросил:
– А это что за стрелка, третья?
– Регулятор, – объяснил комендант. – Вроде дистанционной трубки. Поставили ее на определенное время, как дойдет, так она и сработает.
– Михалев, поди-ка сюда, – позвал Величко. Алексей подошел.
– Смотри, на когда поставлено…
Длинная серебристая стрелка острым концом стояла двумя минутными делениями ниже цифры 8.
Алексей, не веря своим глазам, наклонился к самому циферблату. Сомнений не оставалось: взрывная машина была настроена на восемь часов, даже немного раньше…
– Когда же, по-твоему, она должна рвануть? – негромко спросил коменданта Величко.
Комендант подумал.
– Минут этак без двадцати восемь.
Все одновременно посмотрели на циферблат. Было двадцать две минуты седьмого.
– Что же ты говорил – в десять? – вырвалось у Илларионова.
– Тихо! – осадил его Величко. – А скажи, товарищ комендант, перевести эту стрелочку подальше, часиков этак на двенадцать, нельзя?
– Кто ж его ведает, – сказал комендант, придвигаясь к столу. – Попробую…
– Э, нет, – остановил его Саковнин, – разворотишь мне все тут к чертовой матери! У тебя еще больше часу. Бери эту чертовщину и неси подальше, в степь, пробуй там. В крайнем случае – взрывай.
