– Жрать хочешь?
На ящике, заменявшем стол, стояли тарелки, бутылка со спиртным и два горшка с какой-то едой. Алексей отказался.
– Что нового? – поинтересовался Марков. – В штабе тебя не трогают?
– Нет, пока ничего. Никому и в голову не приходит.
– Хорошо. Слушай, для чего я тебя вызвал. Сюда понаехало чекистов до черта. Начались аресты. Вчера и сегодня они забрали человек двадцать. Народ больше пустяковый. Если и попались два – три таких, что более или менее – он покрутил в воздухе сухими цепкими пальцами, – так и они ничего толком не знают. Но как бы то ни было, стало опасно. Мне с Севой нельзя до ночи соваться на улицу. А время подходит горячее. Слушай: на днях наши начнут наступление по всему фронту!
– Да ну? – не удержался Алексей. – Откуда ты знаешь?
Марков по-своему понял его волнение.
– Знаю! Можешь быть уверен, на этот раз большевикам солоно придется! Заваруха затевается, как никогда! Наши ударят на правобережье, а из Польши пробивается ударная армия генерала Юзефовича. Покрутятся большевички! На Киевщине их Петлюра поджимает, в Белоруссии Булак-Булахович. А союзники?.. Словом, будет им по первое число! В такой момент зевать нельзя. Есть дело. Если выгорит – нет нам цены! И главное, просто. – Он придвинулся, облокотясь на колено, снизу вверх заглянул Алексею в лицо.
– Что? – чуть осипшим голосом проговорил Алексей.
– Вот какое… Перед нашим наступлением… – Марков точно вырубал слова, – …нужно, чтобы здешний штаб разнесло к чертовой матери! Понял?
– Нет.
Марков нетерпеливо поправил тулуп на плечах.
– Объяснять надо? Слушай как следует… Есть у нас одна штучка… Не наша, не русская. Вот такой величины, – он раздвинул руки, – с чемодан. И в ней приспособленьице… Вроде часов – циферблат, стрелочки. Можно поставить на любой час…
– Адская машина?
– Вот-вот.
– Ну и что?
– Положишь ее в мешок и – в штаб. Оставь где-нибудь в закутке, неважно, лишь бы не сразу обратили внимание. Остальное тебя не касается. Адрес, где эта штука хранится, получишь от Доси, когда подойдет срок. Это надо сделать. Кроме тебя, некому.
– Так, – проговорил Алексей, забираясь пальцами под фуражку и поскребывая голову. – А дальше?
– Что дальше?
– Сам-то я… куда?
– О себе не беспокойся. Когда рванет, мы далеко будем. Для начала – к Смагину, ты видел его вчера, а от него – за линию фронта. Можно и за границу махнуть, если хочешь. Есть там одно местечко, где нас, как родных, примут. На всю жизнь будешь обеспечен, можешь поверить! Только, откровенно скажу, я уходить не собираюсь. Если выгорит, что мы задумали, мы и тут неплохо устроимся!
По лицу Алексея было видно, что его «убедили» эти доводы.
– Слушай дальше, – продолжал Марков, – может случиться, что мы больше не увидимся… до взрыва, – добавил он, заметив, что Алексей быстро поднял голову, и расценив этот жест, как боязнь за свою судьбу. – И так как нам с Севой нельзя показываться в городе, тебе придется самому предупредить кое-кого… возможно. Это еще не точно.
Алексей насторожился. Вот они – явки! Но Марков не спешил их называть.
– В свое время Дося сообщит тебе адреса и пароль. Надо будет обойти их часа за два до взрыва… Подробности узнаешь от Доси. Условимся так: по утрам, завтра и послезавтра, наведывайся на почту. Зря ходить и туда не надо. Если понадобишься, Дося, предположим, повесит на окно белую тряпку. Повтори, что я сказал.
Алексей повторил.
– Ну, Михалев, обещать не люблю, но так и знай: если удача – будешь представлен самому главнокомандующему! Об этом я сам позабочусь!
Алексей, конечно, поблагодарил за такие блестящие перспективы.
– Всяческого успеха! – приподнято пожелал Марков.
Сева высунулся из-под шинели:
– Ни пера тебе ни пуха, длинный!
– Иди-ка ты!..
Через час в штаб фронта ускакал нарочный с донесением, а Храмзов с первым же пароходом уехал в Херсон за авторитетной поддержкой против Илларионова. Он нашел ее в лице Величко и Воронько, на днях вернувшегося с облова членов крамовской организации.
В ту же ночь они приехали в Алешки на катере военной речной флотилии.
В хате у Маруси произошел крупный разговор. Илларионов с места в карьер напал на Алексея. Он исчерпал весь запас «красивых» слов и юридических терминов, обвиняя его в медлительности, в неумении работать, в том, что он не желает признавать дисциплины и все стремится делать самостоятельно, не согласовывая своих действий с ним, начальником опергруппы, который несет ответственность за все.
Приходилось признать, что в его претензиях есть известная доля справедливости. После первого разговора, когда позиция, занятая Илларионовым, едва не поставила всю операцию под угрозу провала, Алексей не слишком баловал его доверием. Он, правда, сообщил ему через Храмзова о встрече с Марковым на острове и о маневре с картой, но подробности этого маневра Илларионову пришлось выяснять самому у начальника штаба. Что же касается постоялого двора, куда Сева водил его вчера, то о нем Алексей и вовсе не упомянул, боясь, как бы пылкому начальнику опергруппы не вздумалось немедленно затеять облаву.
– Отвечаю я за операцию или не отвечаю? – кричал Илларионов. – Кто должен делать ко-ор-ди-нацию, гм… не я, черт меня побери?!
Алексей молчал: расскажи он о своих опасениях – Илларионов полезет в бутылку, и тогда договориться будет совсем невозможно.
Положив локти на стол, Величко устало глядел мимо начальника опергруппы, поглаживал рубцы на своей двупалой руке, и было непонятно, как он относится к сказанному. Другое дело Воронько. Этот слушал во все уши и кивал головой, когда Илларионов произносил свои излюбленные словечки: «координация», «согласованность операций» и «взаимодействие». Завзятый книжник, он питал уважение к людям, умевшим красиво выражаться.
Величко дал Илларионову выговориться досыта. Когда тот кончил и с шумом опустился на табурет, уверенный, что вконец разгромил Алексея, он опросил:
– Все? – И повернулся на скамье: – Докладывай, Михалев, по порядку.
Вид у Величко при этом был такой, будто разговор только начинается. По-видимому, Володя успел уже кое-что ему рассказать.
– Верно, не все передавал Илларионову, – начат Алексей. – Может, я и не прав, но только…
– По существу говори, обрисуй обстановку, – оборвал его Величко, чем сразу привел Илларионова в замешательство. Казалось, его ничуть не интересовали взаимоотношения его подчиненных.
Алексей подробно доложил, что произошло с момента его отъезда из Херсона, о явочной квартире, на которой встретил Смагина, о поручении взорвать штаб и о сведениях относительно предстоящего контрнаступления белых. Сделано было немало. Это понимали все, даже Воронько, только что восхищавшийся красноречием Илларионова. И когда Алексей сказал, что слишком поспешные действия, а также слежка, установленная за Федосовой и уже замеченная ею, могут все погубить, Воронько первый согласился с этим.
– Лихорадка у тебя, что ли, Семен Степаныч, – сказал он Илларионову. – Говоришь красиво, а у самого точно-те шпильки в заду, ей-богу!
– Спросите у него лучше, почему я только теперь обо всем узнаю! – закричал Илларионов, покрываясь красными пятнами.
– После! – нахмурился Величко. – Ну-ну, Михалев…
– Почему, например, нужно обойти явки, предупреждать? – продолжал Алексей. – Думаю, они, кроме взрыва, еще что-то затеяли.
– Адреса явок знаешь?
– В том то и дело, что нет! Адреса получу, когда и взрывчатку. Понимаете, товарищ Величко, самые важные сведения поступят только в последний момент!
– Да-а… Надо ждать…
Снова раскричался Илларионов, обвиняя Алексея. За Алексея вступилась Маруся, Храмзов поддакивал ей. Воронько что-то неясно гудел в усы.
Величко отсутствующим взглядом скользил по их разгоряченным лицам, тискал пальцами нижнюю губу. Наконец, шлепнув ладонью по столу, водворил тишину.
– Раскудахтались, стыдно! У тебя, Илларионов, одна забота: свой фасон соблюсти, а в деле фасон забывать надо, не на пользу это. Сообщал тебе Михалев, что сделано? Сообщал. Знал ты, в какую он кашу залез? Знал. Чего тебе еще? Ему помогать надо было, а не контролировать. Чтобы человек уверенность чувствовал. Не перебивай! Мне копаться в вашей сваре некогда. В Херсоне будет время – разберемся… До конца операции остались считанные дни. На это время всю группу беру на себя. Завтра посмотрим, кого ты нахватал, Илларионов, половину, должно, выпустить придется, знаем твои манеры! Слежку за Федосовой уберем. Храмзов как ходил за Михалевым, так пусть и ходит. Он при случае и за Федосовой присмотрит. Теперь главное – спокойствие, словно мы и не подозреваем ничего…
Величко отдал еще несколько распоряжений и велел расходиться. Проводить Алексея до калитки вышли Маруся и Воронько. Во дворе Воронько сказал:
– Соскучал я по тебе, парень! Поговорить даже толком не пришлось. Ты как, здоров?
