Идеальная фабула. И неизменно увлекательное чтение.
Но существует другая, менее известная версия повести «Абеляр против Трухильо». Тайная версия, которая гласит, что Абеляр попал в беду вовсе не из-за неотразимой попки своей дочери и не по причине легкомысленной шутки.
Согласно этой версии он попал в беду из-за книги.
(Врубаем терменвокс, делаем пассы – и понеслось.)
Году примерно в 1944-м, когда Абеляра одолевало беспокойство по поводу аппетитов Трухильо, он начал (будто бы) писать книгу о Шефе (а о ком еще?). К 1945-му уже существовала целая традиция неофициальных сочинений «вся правда о режиме Трухильо». Но книга Абеляра была якобы сочинением иного рода. Абеляр, если верить слухам, выявил сверхъестественные корни режима! Книга о темных силах, коими повелевает президент, книга, в которой Абеляр настаивает на том, что рассказы о Трухильо, популярные среди простого народа, – о его сверхъестественной, а вовсе не человеческой природе – могут быть в некотором смысле истинными. И возможно, Трухильо был – если не фактически, то по сути – существом из другого мира!
Хотел бы я почитать эту книжечку. (Оскар тоже хотел, я знаю.) Наверное, полный и запредельный улет. К сожалению (и удобству для авторов версии), после ареста Абеляра это руководство по магии было уничтожено. Ни единый экземпляр не сохранился. Жена и дети понятия не имели о том, что он пишет. В курсе был только слуга, тайком помогавший Абеляру собирать фольклор, и т. д. и т. п. Что вам сказать? В Санто-Доминго рассказ не рассказ, если он не отбрасывает магическую тень. Это одна из тех литератур, где много проповедников, но мало верующих. Оскар, как вы понимаете, нашел «книжную» версию краха очень, очень занимательной. Взывающей к глубинным структурам его фанатского мозга. Таинственная книга, сверхъестественный, а возможно, инопланетный диктатор, воцарившийся на первом Острове Нового Света, а затем отрезавший эту землю от всего остального мира и насылающий проклятья на врагов, когда он задумает их уничтожить, – чем не историйка в духе нью-эйдж и Лавкрафта?[98]
Утерянная главная книга доктора Абеляра Луиса Кабраля. На мой взгляд, это очередная выдумка нашего островного, гипертрофированно вудуистского воображения. И ничего более. «Девушка, которую возжелал Трухильо» – сюжет, конечно, затасканный, с учетом основополагающих мифов, но по крайней мере в это можно реально поверить, разве нет? Как в нечто реальное.
Странно, правда, что, когда все уже было сказано и сделано, Трухильо так и не пришел за Джеки, хотя Абеляр был у него в кулаке. Эль Хефе славился своей непредсказуемостью, и все же это как-то совсем уж против правил, верно?
Странно также, что все книги Абеляра – и те четыре, что он сам написал, и сотни других, что стояли у него на полках, – все пропали. Их нет ни в архивах, ни в частных коллекциях. Либо утеряны, либо уничтожены. Каждая бумажка, найденная в его доме, была конфискована и якобы сожжена. Хотите мурашек по коже? Не осталось ни единого образца его почерка. Ладно, Трухильо был дотошен. Но чтобы ни одного клочка бумаги с каракулями Абеляра? Это больше чем дотошность. Надо было очень бояться сукина сына либо того, что он насочинял, чтобы так усердствовать.
Но послушайте, это всего лишь байка, не имеющая никаких солидных доказательств, та фигня, что только НФ-фану и понравится.
Приговор
Но какую бы версию вы ни предпочли, в феврале 1946-го Абеляр был признан виновным по всем пунктам и приговорен к восемнадцати годам. Восемнадцать лет! Изможденного Абеляра увели из зала заседаний, прежде чем он успел что-то сказать. Сокорро, глубоко беременную, пришлось держать за руки, чтобы она не кинулась на судью. Может, вы спросите: а почему газеты не подняли шум, почему правозащитники бездействовали, а оппозиционные партии не устраивали митингов? Я вас умоляю, не было ни газет, ни правозащитников, ни оппозиционных партий – был только Трухильо. И кстати, об юриспруденции: хватило одного звонка из дворца, чтобы адвокат Абеляра тут же передумал подавать апелляцию. Лучше не высовываться, посоветовал он Сокорро, так он дольше проживет. Высовывайся, не высовывайся – какая разница. Крах совершился. Четырнадцатикомнатный особняк в Ла-Веге, роскошную квартиру в Сантьяго, конюшни, где свободно помещалась дюжина лошадей, два процветающих супермаркета и обширные сельхозугодья смело ударной волной; все было конфисковано и в итоге распределено между Трухильо и его прихвостнями, двое из которых были вместе с Абеляром в тот вечер, когда он «плохо» отозвался о Трухильо. (Я мог бы назвать их имена, но, полагаю, один из них вам уже известен – тот самый сосед и лучший друг.) Однако не бывало еще исчезновения более тотального, более бесповоротного, чем исчезновение Абеляра. Кража дома и всего имущества отлично укладывалась в политическую доктрину Трухильо – но арест (либо, если вы больше по части фантастики, книга) ускорил беспрецедентное уничтожение семьи. Словно на каком-то космическом уровне вырубили подачу энергии. Назовите это катастрофическим невезением, неслыханной кармической задолженностью или чем еще. (фуку́?) Чем бы это ни было, несчастья посыпались на семью убийственным камнепадом, и есть люди, что уверены: этот камнепад никогда не прекратится.
Последствия
С точки зрения семьи, первым признаком погибели явилось то, что третья и последняя дочь Абеляра, увидевшая свет в самом начале герметизации ее отца, родилась черной. И не какого-нибудь оттенка черного. Но черной-пречерной – как конголезка или замбийка, как сапожная вакса или злая волшба, и никакая игра доминиканского расистского воображения не могла затушевать этот факт. Вот к какой культуре я принадлежу: черную кожу своих детей люди принимали за дурное предзнаменование.
Сказать вам, что было реальным первым признаком?
Спустя два месяца после рождения третьей и последней дочери (нареченной Ипатией Бели́сией Кабраль) на Сокорро нашло затмение: раздавленная горем, исчезновением мужа, поведением Абеляровой родни, что теперь сторонилась его жены с детьми как типа фуку́, и послеродовой депрессией, она шагнула под колеса несущегося на полной скорости грузовика для перевозки боеприпасов; водитель проволок ее аж до рынка, прежде чем сообразил, что что-то не так. Если она не погибла мгновенно от столкновения с грузовиком, то, когда ее тело отскребли от осей, она была определенно мертва.
Хуже ничего не могло быть, но куда деваться? Когда мама умерла, папа в тюрьме, родня рассеялась (и рассеял ее, понятно, Трухильо), дочерям не приходилось выбирать, и девочек поделили между теми, кто согласился их взять. Джеки отправили в столицу к состоятельным крестным, Астрид же приютили родственники в Сан-Хуан-де-ла-Махуана.
Больше им не довелось увидеть ни друг друга, ни отца.
Даже те, кто не верит в фуку́ любой разновидности, призадумаются: что, во имя Создателя, тут творится? Вскоре после жуткого происшествия с Сокорро Эстебан по прозвищу Галл был заколот насмерть в окрестностях популярного кабака; нападавших не нашли. Затем умерла Лидия, одни говорят, от горя, другие – от рака ее женских органов. Ее тело обнаружили несколько месяцев спустя. Она ведь жила одна.
В 1948 году Джеки, «золотое дитя» семьи, была найдена утонувшей в бассейне ее крестных. Накануне бассейн осушали, оставив воды на полметра. До этого момента Джеки была неукоснительно весела и общительна, этакая несокрушимая умница, что даже в газовой атаке отыщет позитивный момент. Несмотря на пережитое, несмотря на почти сиротство, она никого не разочаровала и превзошла все ожидания. В школе она училась лучше всех, переплюнув даже детей из частных школ американской колонии; столь потрясающе умна, что у нее вошло в привычку исправлять ошибки учителей на экзаменах. Она была заводилой на дискуссиях в классе, капитаном команды по плаванию, и в теннисе ей не было равных – ну чистое золото. Но с крахом семьи она так и не смирилась либо со своей ролью в случившемся – вот ходячее объяснение ее гибели. (Странно, однако: за три дня до того, как она «убила себя», ее приняли в медицинскую школу во Франции, и все подтверждают, что Джеки не могла дождаться, когда же уедет из Санто-Доминго.)
Ее сестре Астрид – мы едва знаем эту малышку – повезло не больше. В 1951-м на молитве в церкви в Сан-Хуане, где она жила с тетей и дядей, по проходу порхнула шальная пуля и вонзилась ей прямо в затылок, убив девочку на месте. Никто не видел, откуда стреляли. Никто даже не слышал выстрела.
Из семейного квартета Абеляр прожил дольше всех. Какая ирония, если учесть, что все в его окружении, включая Ла Инку, поверили властям, когда те объявили о его смерти в 1953-м. (Зачем они это сделали? Затем.) И лишь когда он действительно умер, выяснилось, что все это время он находился в тюрьме Нигуа. Отсидел четырнадцать лет в системе исправительных наказаний Трухильо. Истинный кошмар.[99] Много чего мог бы я порассказать о тюремном сроке Абеляра – тысячу историй, что выжали бы сольцы из ваших ясных глаз, – но я пожалею вас и опущу муки, пытки, одиночество и тоску этих четырнадцати никчемных лет, опущу события и познакомлю вас только с последствиями (и вы будете вправе задаться вопросом, точно ли я вас пожалел).
