Аржанцев решил выручить его и, выйдя на середину перед строем, спросил, кто желает выступить.
Из строя вышли сержант Тузловцев, Еж и несколько бойцов из других взводов. Но выступить не пришлось: прибежал связной.
- Роту немедленно на митинг батальона.
- Пошли митинговать, - бурчали некоторые бойцы. - Отдохнуть бы лучше дали, чем языком чесать.
- Митинговать - не воевать, - бросил другой.
На опушке леса подковой выстроились роты. Аржанцев подал команду и бегом повел туда свою роту.
- Ну и потеха, там кто-то за нас воюет, а мы тут по митингам вперегонки гоняем, - сказал на бегу один из бойцов.
- Товарищи бойцы, сержанты и командиры! - звонкий и тревожный голос заместителя командира батальона по политчасти Бурунова сразу привлек к себе внимание. - Вчера в четыре часа ночи мы, выполняя приказ, выступили на защиту наших границ. Нанеся коварный удар по-бандитски, из-за угла, фашисты надеются быстро сломить нашу способность к сопротивлению, посеять среди нас панику, подавить боевой дух и заставить нас капитулировать. Над Родиной нависла грозная опасность. Враг развернул свои войска и повел яростные атаки. Он вводит все новые и новые силы пехоты и танков, а его авиация непрерывно обрушивает смертоносный груз бомб на наши города и села, убивая мирных жителей, женщин, детей и стариков. Наши братья по оружию - пограничники, истекая кровью, несколько дней сдерживали бешеный натиск вражеских полчищ. И наше место там, рядом с ними, - показал рукой Бурунов на запад. - Мы будем стоять на том рубеже, на котором нам прикажут. Родина надеется на нас, товарищи. Не посрамим ее святой чести! - призывно и клятвенно закончил он свою речь и, окинув строгим взглядом ряды бойцов, сержантов и командиров, коротко бросил: - Коммунисты - ко мне!…
- Разойдись! Становись! Равняйсь! Смирно!…- метались эхом разноголосые команды.
Еж наклонился к уху Андрея и, обдавая его жарким дыханием, указал глазами на политрука Куранду и стоявшего рядом с ним Бурунова:
- С одной насести, да разные вести.
Андрей утвердительно кивнул головой.
2
Миронов долго разыскивал Жигуленко. «Куда он запропастился?» - думал лейтенант, возвращаясь в роту. По пути он встретился с Дубровым.
- Ты кого ищешь? Наверно, Евгения? Злой он сегодня. Пререкался с Курандой. Назвал его Микитой-приписником. Политрук грозился пожаловаться в политотдел…
По лицу Дуброва нельзя было угадать, говорит ли он это с радостью за то, что попало его недругу, или безразлично относится к этому случаю.
- А ты гранаты и патроны на взвод получил? - спросил, зевая, Дубров. - Приказ пришел перебросить наш полк на машинах. Говорят, немцы где-то прорвались, - сказал он об этом с таким равнодушием и спокойствием, будто все это не имело к нему никакого отношения.
Поговорив с Дубровым, Миронов заторопился во взвод и только вышел на опушку леса, как столкнулся с Евгением.
- А я тебя уже больше часа разыскиваю.
Оба молча сели на траву.
- Ну, как тебе речуга нашего Куранды Баланды понравилась? Ты не смотри удивленно, не я автор… Это ему бойцы уже прозвище придумали.
- Немного прихвастнул, конечно, насчет двух недель, - ответил Миронов, - а так вообще чем скорее, тем лучшее
Жигуленко лег на живот, подпер подбородок рукой.
- Вот за это хвастовство мы с ним и сцепились… Слыхал?
Саша утвердительно кивнул головой.
- Он меня мальчишкой обозвал, а я его приписником… Отрастил живот и ходит важничает: «Я журналист… Мне все известно…» - «Давайте, - говорю ему, - реально смотреть на войну. До Берлина все-таки семьсот километров. Минимум надо месяц, а вы такие сроки берете, будто нам не воевать с фашистами придется, а катить по асфальтовой мостовой с победными маршами, как они по Европе».
Миронов сорвал одуванчик, пожевал горьковатый стебелек губами, сплюнул и спросил:
- А как думаешь, почему Бурунов ни слова о Берлине? Что он, меньше Куранды знает, что где творится?
- Бурунов людей мобилизовать хочет, а наш-то оратор - патефонная пластинка.
- Как думаешь, Евгений, если скоро войну окончим, дадут отпуск домой?
В холодно-тусклых глазах Жигуленко тяжелое раздумье.
- Вчера Наташу убило, - сказал он тихим, приглушенным голосом.
- Наташу?! - вскрикнул, не удержавшись, Миронов. - Убило? - не веря словам, вцепился Саша в руку товарища, сжав ее до боли. - Да говори же, где убило, - тряс он Евгения, чувствуя, что не в силах больше владеть собой.
- В военном городке, во время бомбежки…
Миронов вскочил, намереваясь бежать, но его ухватил Жигуленко и с силой притянул к себе.
- Куда ты, чудак? Никому ни слова… Об этом еще никто не знает, кроме меня…
Миронов сел на землю.
Никогда еще за всю его жизнь не было ему так тяжело и противно глядеть на белый свет. И на это яркое солнце, и на задумчивый лес, и на Евгения, сообщившего ему эту горькую новость.
3
На лесной опушке приютилась одинокая бревенчатая изба. За столом сидит полковник. У двери с винтовкой и противогазом стоит красноармеец в форме войск НКВД. Полковник делает знак рукой, и конвоир вводит молодого лейтенанта. Голова его забинтована. Его обнаружили спящим в сене представители заградотряда. Один из них был в форме капитана, другой - лейтенанта. Обвинив лейтенанта в дезертирстве, они долго допрашивали его, грозили расстрелять. А потом отобрали документы и посадили в погреб.
- Лейтенант Нежинцев, - полковник смотрит в лежащий перед ним документ, - мы точно установили, что вы не дезертир, а командир-выпускник училища и направлялись в часть. - Полковник пронизывает взглядом лейтенанта,- Почему же вы, лейтенант, были пьяны и спали в сене? Объясните!
- Товарищ полковник!… - виновато твердит Нежинцев. - Я… мы… я… с товарищем следовал…
- С каким товарищем?
Лейтенант мнется: видно, ему не очень хочется вспоминать об этом.
- Я и мой товарищ лейтенант Кочура позавтракали утром в ресторане и выехали в часть на попутной машине, так как поезда на Брест теперь не ходят: говорят, немцы захватили Кобрин…
- Да при чем тут немцы? - ударяет по столу рассерженно полковник. - Вы когда должны были прибыть в часть, лейтенант? Двадцатого июня, а сегодня двадцать четвертое. Вы увиливаете от службы… прячетесь…
- Товарищ полковник, - пытается возразить Нежинцев, - мы ведь не виноваты, что попали под бомбежку…
- Да, но где же ваш товарищ? Не оправдывайтесь, лейтенант.
Нежинцев, глядя в строгие глаза полковника, морщится от колючего взора.
- Моего товарища убило, - понижает он голос, - шофера убило и бойца… А меня,- развел он руками, - сами видите.
- Но почему вы оказались спящим в скирде, когда кругом немцы и мы отступаем?
Нежинцев удивленно глядит на полковника. «Разве я виноват?» - говорит его наивный, мальчишеский взгляд.
- Я… я, товарищ полковник, очень устал… Ну, прилег отдохнуть на минутку - и уснул.
- Хорош командир! Идет война, он отдыхать вздумал.- Полковнику надоел этот детский лепет лейтенанта, и он махнул рукой.- Ладно, лейтенант. Ваше счастье, что вы были ранены. Подойдите ко мне ближе.
Нежинцев удивленно посмотрел на полковника и приблизился к столу. На столе развернута карта пятидесятитысячного масштаба. Километров десять южнее областного города начерчен синим карандашом парашютик. Город опоясывает красная зубчатая шестерня. Она обозначает круговую оборону.
- Вы меня не знаете, лейтенант?
- Нет, - отрицательно качает головой Нежинцев.
- Я начальник штаба армии, в которую вы направлялись служить.
Лицо Нежинцева оживилось. Ему приятно, что с ним, лейтенантом, разговаривает такой большой начальник.
- На вас возлагается ответственное поручение.
- Я вас слушаю, товарищ полковник, - вытягиваясь, отчеканил Нежинцев.
- К вечеру вы должны быть в городе, разыскать там самого старшего командира и передать от моего имени эту карту и приказание немедленно уничтожить вот здесь, - ткнул он карандашом в нарисованный парашютик, - немецкий воздушный десант. Численность его точно не установлена, но, по данным нашей разведки, там не меньше полка. Вам все понятно, лейтенант?
- Ясно, товарищ полковник.
Полковник сказал красноармейцу:
- Дайте ему лучшую лошадь… И предупреждаю, лейтенант, если вы опять попадетесь в пьяном виде или будете отдыхать при исполнении служебных обязанностей, я расстреляю вас.
- Приказ будет выполнен, товарищ полковник.
Нежинцев торопливо сложил карту и, не помня себя от радости, - еще бы, ему удалось выпутаться из такой непредвиденной неприятности! - выскочил из избы.
«Подозрительный полковник, - подумал Нежинцев, когда вышел. - Вроде с лица русский, а говорит с каким-то странным акцентом».
Нежинцеву дали коня. Черная атласная шерсть его блестела. Он гарцевал на тонких упругих ногах и удивленно косил на лейтенанта глазом, выгибая лебединую шею.
