Выражение его лица было хитрым и воодушевленным, пока он не заметил мою неловкость. Он растерялся, но потом на него снизошло понимание.
— Ааа, Эмель, я наблюдал за тобой в качестве ахиры долгие годы. Тебе не надо беспокоиться. Я знаю, что у тебя есть обязательства перед отцом.
— Теперь всё иначе.
— Ты беспокоишься обо мне? — он улыбнулся довольной улыбкой.
Я смущенно пожала плечами.
— Ты ничего мне не должна, кроме, пожалуй, одного…
Он нагнулся и снова поцеловал меня. Он запустил пальцы мне в волосы и прошёлся рукой по моей спине и талии. Мы ещё немного побыли в объятиях друг друга. Я положила голову ему на грудь, а он прижался щекой к моей макушке. Это было прощальное объятие, так как мы не знали, когда увидимся снова.
— Ты должна вернуться к сестре. Она почти закончила, — сказал Саалим, отпрянув.
Он быстро повязал платок вокруг моей головы и лица. Я поправила его, изменив то, что не смогли сделать его неопытные руки.
— Надеюсь скоро снова увидеть тебя.
— Я постараюсь это устроить. Но если я не смогу этого сделать, если понадобится какое-то время, прежде чем мы сможем увидеться снова, знай, что я рядом и что я тоже думаю о тебе.
Я положила руку ему на грудь туда, где билось его сердце.
— И я.
— Я знаю, — проговорил он, поцеловав меня в губы.
И тут же всю мою спину обдало теплом, словно на неё вылили горячего масла.
Он протолкнул меня сквозь брешь в шатре, и я снова оказалась в пустой лавке и смотрела на оживленную базарную улицу. Я вернулась к шатру предсказательницы и начала было садиться на песок, как появилась Рахима.
— Сестра! — закричала Рахима.
По её глазам я поняла, что на её лице была широкая улыбка.
— Я скоро встречу кого-то, и мы влюбимся друг в друга! — промурлыкала она. — И она хотела, чтобы я тебе тоже кое-что сказала.
Она подняла палец вверх и закрыла глаза, словно пыталась произнести всё слово в слово.
— Она сказала, чтобы ты обратила внимание на мужчину в золотом, так как он украдёт твоё сердце.
Я рассмеялась в душе, задумавшись над тем, многое ли из слов предсказательницы наколдовал джинн.
— О, неужели?
— Думаешь, этот мужчина в золотом и есть тот самый мужчина, о котором говорил лекарь? — спросила Рахима с серьёзным видом, когда мы направились обратно.
Я запнулась. Неужели это было так?
Рахима щебетала что-то о деталях предсказания, пока мы шли домой. Моя милая сводная сестра, с которой жизнь обошлась так жестоко — мечты о любви и надежда на будущее изливались из неё прямо в ночное небо. И хотя я была рада преподнести ей такой подарок, я также испытывала сильную боль, зная, что завтра она снова станет ахирой Короля, пешкой в его бесконечной игре в борьбу за власть. Так же как и я.
ГЛАВА 14
Свернувшись калачиком на своём тюфяке и закрыв глаза, я думала о Саалиме — о его губах на моих губах, об ощущении его бороды на моей щеке, о его пальцах на моей талии.
Мне в лицо ударил яркий луч света.
— Мухами сегодня вечером! — сообщила с воодушевлением прислужница и исчезла.
Я застонала.
— Уже тренируешься перед ночной встречей? — подразнила меня Тави.
Я села.
— Эйкаб знает, что мне не нужны тренировки.
Она принесла наши абайи.
— Что на тебя нашло в последнее время?
Рахима ухмыльнулась.
— Не понимаю, о чём ты, — сказала я и, сощурившись, посмотрела на Рахиму.
После похода к лекарю мы стали ещё ближе. В первый день после принятия тоника ей было так плохо, что я переживала, что совершила ошибку. Она держалась за живот, схватки сотрясали изнутри всё её тело. А потом из неё шла и шла кровь, и она почти ничего не ела. Я уже была готова пожелать, чтобы она излечилась, но эгоизм заставлял меня молчать. Я не знала, куда это может ее перенести. После двух ужасных дней, она начала выздоравливать. Она стала больше улыбаться, больше есть и больше пить. И вот теперь она почти пришла в себя. То, что дал ей лекарь, сработало не хуже магии.
Тави начала перечислять мои проступки, загибая пальцы:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты почти не стараешься перед гостями. Ты беспокойная. Ты часто улыбаешься.
Рахима согласилась с ней, и я повернулась к ней.
— Не потакай нелепым предположениям Тави.
Каждый раз, когда мы оставались один, Рахима, пользуясь случаем, шепталась со мной о базаре, о предсказательнице, о Фирозе. Она так широко улыбалась, описывая то, что видела, и людей, с которыми разговаривала. Она часто спрашивала у меня про Фироза. Я уверяла её, что он не мой любовник, а только друг.
— Да будет тебе известно, — продолжала Тави, — что если что-то случится, и я узнаю, что ты промолчала об этом, я больше не назову тебя своей сестрой.
Я затянула свой хиджаб.
— Ну, значит, когда я закончу копать свой туннель в оазис, я не возьму тебя с собой.
Я разгладила свой тюфяк, удостоверившись, что ни один человек, зашедший в шатер в наше отсутствие, не смог бы заметить мой мешочек с солью, карту и зелье лекаря.
Рахима внимательно посмотрела на меня, в её взгляде читалось совершенно ясное желание. Это было похоже на каплю мёда на языке. Вкусив свободу хотя бы один раз, хотелось сделать это снова. Я знала, что она хотела увидеть и другие части поселения. Она жила в нём и ничего про него не знала. Но мне показалось, что ей так же хотелось убедиться, что тот мир, что она видела, не был сном. И я её понимала. Живя в заточении во дворце, было сложно поверить в реальность всего остального мира.
— Когда ты закончишь туннель, я пойду с тобой, хочешь ты этого или нет, — сказала Тави.
— И я, — добавила Рахима.
— А я и не рассматривала другие варианты.
Всё то время, пока мы шли до отца и его гостя, моим единственным утешением было то, что я надеялась мельком увидеть Саалима.
Несмотря на зимнюю прохладу, внутри шатра было тепло. Гость оказался молодым аристократом, который неловко стоял рядом с моим отцом. Оглядев нас, пока мы заходили внутрь, мужчина неловко улыбнулся, после чего опустил взгляд на ковры.
Я отошла в дальнюю часть помещения и села с другими ахирами на подушки. Ожидая окончания дня, мы болтали о банальных вещах — о гобеленах и одеялах, и о том, как сложно даются некоторые узоры на коврах. Рахима быстро обратила на себя внимание гостя. Он осторожно приблизился к ней. Он стал очередным мужчиной, которых привлекала её девственная юность. На самом деле, просто юность.
Желание защитить её отвлекло меня, и я уже не могла продолжать разговор со своей сестрой. Она тоже повернулась к нему. Мужчина поприветствовал Рахиму. Казалось, он боялся коснуться её, но понимающая Рахима встретила его нерешительность с теплотой. Она наклонилась к нему и широко улыбнулась, хотя я видела, что её улыбка была натянутой. Кто был этот человек? Как он собирался отнестись к моей сестре? Когда он взял её за руку и отвёл туда, где они могли поговорить наедине, я отвернулась. Я ничего не могла поделать. Она была ахирой, и это была её судьба.
Я осмотрела помещение, вглядываясь в каждого прислужника, в каждого раба. Никто не дал мне понять, что он был тем, кого я искала. Разочаровавшись, я оставила свои поиски и вместо этого принялась слушать болтовню сестёр, сидевших рядом.
Мне захотелось пить, и я встала, чтобы найти чай или вино, как вдруг рядом со мной появился раб.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вино для принцессы? — тихо спросил он, присев рядом и выставив перед собой серебряный кубок.
Мои сёстры подняли свои взгляды, удивившись смелости раба. Рабы редко напрямую разговаривали с ахирами во время сватовства, и почти никогда не предлагали нам еду или питьё. Так вели себя только новые рабы, которые не знали, что наша роль при дворе была почти такой же, как и у них.
Взглянув на кубок, который протянул мне раб, я заметила знакомые золотые браслеты, которые выглядывали из-под белого рукава. Только на этот раз они не впивались в его кожу. Они заканчивались у него на запястье, и не тянулись вдоль его рук. Цвет его кожи был таким же, как у меня, а его лицо было мне не знакомо. Только магические браслеты говорили о том, что это был джинн. Саалим.
