как обычно и держатся люди, за которыми никто не наблюдает. Но потом капитана Журавлева не стало видно, потому что он скрылся за углом хирургического корпуса.
Подполковник Россомахов стал мысленно провожать Игоря Олеговича по всей длине тротуара. Так он довел его до противоположного угла, за которым можно уже было передвигаться быстро. Видимо, Журавлев так и сделал. Вскоре он появился со стороны больничного двора, но тоже не выскочил сразу на открытое пространство. Сначала капитан залез в кусты, окружающие другой газон, по траве переполз вперед и посмотрел, что делается за ближайшим углом. Только после этого он выпрямился, перескочил через подстриженные кусты и улегся на траву рядом с капитаном Русинским.
– Что там происходит? – осведомился тот.
– Возможны два варианта, – начал объяснять ситуацию капитан. – При первом из второго микроавтобуса кто-то вышел, подался в больницу или через дорогу. При втором не вышел никто. Все спрятались в глубине салона, поэтому нам их не видно. Но это заметили люди, находящиеся в первом микроавтобусе. Теперь они ждут, когда вторые уедут, а курить они выходили специально для того, чтобы себя продемонстрировать. Наверное, думают, что если эти типы сюда приехали, но из машины не выходят, значит, появились они тут ненадолго. Их и поторопить не грех.
– Понятно. Тогда заберемся пока на крышу. Пусть они друг другу мешают, – сказал Россомахов и хотел было встать, уже даже одну ногу под себя подтянул.
Но в это время заскрипела дверная пружина на входе в приемное отделение, и на крыльцо снова вышел врач. Покурить захотел так не вовремя. Или, наоборот, в самый подходящий момент. Ведь если бы он появился здесь всего на пару минут позже, то застал бы под лестницей людей и обязательно окликнул бы их, поинтересовался бы, что здесь собираются делать совершенно посторонние личности. Ситуация могла бы сложиться далеко не самая приятная. Офицерам пришлось бы этого врача на какое-то время, мягко говоря, изолировать от общества. Но тогда понадобилось бы приставить к нему одного из капитанов. А это уже было бы распылением сил. Но пока можно было подождать.
Россомахов залег так же резко, как и вскакивал. Капитаны подняться еще не успели.
Покурить как следует врачу не удалось. Его кто-то позвал изнутри. Он сначала обернулся, вслушался в голос, потом щелчком затушил сигарету и бросил окурок не в урну, стоявшую рядом с дверью, а на газон, чуть не угодил за шиворот подполковнику Россомахову и был таков.
– На третий раз в меня точно кирпичом кто-нибудь бросит и постарается по затылку попасть, – пробурчал подполковник.
Офицеры молча прождали еще с пять минут. Врач, видимо, удовлетворился недокуренной сигаретой и больше на крыльце не появился.
– Журавлев, вперед! На крышу, – дал команду подполковник.
Капитан среагировал на это быстро. Он легко перескочил через кусты, оказался под лестницей, подпрыгнул, ухватился за нижнюю перекладину, подтянулся и стал легко взбираться наверх.
– Русинский, вперед! – прозвучала команда, когда Журавлев был уже на середине лестницы.
Штора на окне приемного покоя, как и надеялся Россомахов, была плотно задернута. Изнутри увидеть их никто не мог.
Капитан Русинский поднимался по лестнице еще быстрее. Он почти догнал Журавлева, когда тот взобрался на верхнюю площадку.
Теперь подошла очередь Россомахова. Однако Виктор Васильевич задержался, потому что услышал шаги за дверью приемного покоя. Теперь курить вышла медицинская сестра. Как и всякая женщина, она делала это неторопливо, со вкусом, но, опять же, как большинство милых дам, не стала выкуривать всю сигарету полностью, удовлетворилась половиной. Окурок эта особа бросила не на газон, как врач, а в металлическую урну.
Виктор Васильевич сорвался с места одновременно с тем, как медсестра отпустила руку от двери и вошла внутрь. Створка под действием пружины звучно хлопнула. Толчок двумя ногами подбросил тело до перекладины. Подтянуться для тренированного человека было делом одной секунды. Потом уже стремительно заработали руки и ноги Россомахова. Он поднимался по лестнице в таком темпе, что капитаны только-только успели выбраться на крышу, как подполковник оказался рядом.
Он сразу стал искать место, где можно было бы укрыться от взглядов тех людей, которые последуют за ними. Прежде всего Виктор Васильевич подумал о будке, в которой располагался выход на крышу. Но она располагалась по центру самой крыши. Это было далековато от места над окном палаты Анны. К тому же дверь будки находилась с противоположной стороны от лестницы и не давала возможности вести постоянное наблюдение. Требовалось бы постоянно выглядывать или оставлять кого-то одного снаружи, на посту.
Стены самой будки были сделаны непонятно из чего. Изнутри и снаружи они были обшиты досками и обклеены рубероидом. Что было под досками, оставалось неясным. Долбить отверстие для наблюдения, скорее всего, тут было бы сложно. Да и подходящего инструмента офицеры с собой не взяли.
Поэтому подполковник сразу выбрал один из грибков вентиляционной системы и спрятался за ним. Там же вполне хватило места и для двух капитанов. Грибок этот вытянулся на пару-тройку шагов по длине корпуса, был сантиметров семьдесят шириной и около двух метров в высоту. Но высота эта относилась только к верхней части грибка, имеющего от середины корпуса конусную форму. А самое главное состояло в том, что он был расположен примерно против окна палаты Анны Ярославны, только ближе к краю на другой половине крыши. Оттуда был хорошо виден выход на площадку пожарной лестницы.
– Капитан! – позвал подполковник Журавлева. – Вот тебе начальное задание, персональное и чрезвычайно ответственное. Ты высоты не боишься?
– У меня за спиной почти тысяча прыжков с парашютом, товарищ подполковник. Кто высоты боится, тот с парашютом не прыгает.
– Нормально. Но в спецназе прыгают все. Разница только в том, делаешь ты это сам или валишься с неба, летишь после крепкого пинка под зад. Однако даже я понимаю, что тысячу пинков ни один зад не выдержит, даже самый крепкий. У меня у самого пока тысяча триста тринадцать прыжков. Думаю до пенсии до полутора тысяч догнать. Правда, не так давно норму ввели. Люди старше сорока пяти лет должны совершать по два прыжка в год. Только нигде не сказано, это минимальная норма или максимальная. У нас ее стараются рассматривать как минимальную, поскольку выполнение этой нормы дает дополнение к стажу. Тогда год за полтора считается. Но это все понятия отвлеченные. Ты сейчас ложись на край лестничной площадки и смотри сверху вниз. Что будет интересного, докладывай. Русинский!
– Я, товарищ подполковник.
– Выглядывай с крыши со стороны фасада. Докладывай каждую мелочь. Все, что из нормы выходит. Сообразил?
– Так точно, товарищ подполковник. Сообразил.
– Работай.
