Более того, Кудрявцев не просто одобрил план своего нового знакомого, но сказал, что войдет в долю, обеспечив начальный капитал для предприятия. А капитал был нужен – предварительные затраты предстояли немалые.
– Это в Рыбинске, – говорил Артем. – Там у меня все схвачено. Проблем не будет. Я уже почти договорился. А как с вывозом?
– Посмотрим, – уклончиво отвечал Толик, до конца еще не поверивший в успех довольно авантюрной затеи.
– Ты же говорил, что у тебя на питерской таможне все концы схвачены!
– Ну да… Но надо пробить тему. Я давно не обращался.
На самом деле Толик знал, что следователь Буров уже не работает в Петербурге. У него случились какие-то неприятности с новой городской администрацией, и Бурова перевели в Московскую городскую прокуратуру. Связь с ним у Толика была совершенно потеряна. Неплохо зная кухню подпольного вывоза произведений искусства за кордон, Толик не без оснований полагал, что Буров "засветился" на своих темных операциях и, видимо, его прикрыли какие-то большие начальники из Москвы. В любом случае он должен был полностью сменить направление своей деятельности или, во всяком случае, круг клиентов. Обратись к нему сейчас Толик с просьбой посодействовать в вывозе за границу одной штуковины – и не картинки какой-нибудь, которую можно свернуть в трубочку и сунуть в чемодан, а чугунной скульптуры весом в несколько тонн, – Буров его откровенно не понял бы.
– Разберемся, – уклончиво говорил Толик. – Сначала нужно определиться с деньгами.
Дело оказалось не таким простым, как живописал его "красный художник". Кудрявцев действительно дал им денег – вернее, вручил непосредственно Толику. И крайне удивил Бояна тем, что взял с него расписку.
– Извини уж, дружище, – сказал Роман. – Мы друзья, конечно… Но сумма слишком большая. И времена, знаешь, такие стремные… Ты не обижайся. Это чистый бизнес. Я же даю тебе без процентов.
– Да я и не обижаюсь, – ответил Боян, однако нехорошие предчувствия поселились в его душе еще до выезда в Рыбинск. Именно там находилась та самая бесхозная статуя Ленина, которую по замыслу Артема нужно было вывезти в Нью-Йорк, где ее с руками оторвут владельцы местных художественных галерей. Артем уверял Толика, что в Америке у него куча знакомых, что он уже провел предварительные переговоры, что покупатели ждут и товар нужно представить, так сказать, лицом.
– Они думают, будто бы Ленина все еще нельзя вывозить из "совка", – говорил Артем. – Считают, что здесь по-прежнему свирепствует КГБ. А мы им привезем настоящий памятник соцреализма. Весь кайф в том, что это не наше с тобой творение, а настоящий памятник. Подлинный, фабричный, артефакт эпохи. Вот это их цепляет. Такого нет нигде в мире – никто еще "Лукичей" не вывозил. И кайф в том, что он огромный. Метров шесть. Представляешь, какая махина!
Толик представлял и тихо приходил в ужас от того, как они попрут эту махину через океан.
Сложности начались уже в Рыбинске. Городские власти не испытывали ни малейшего пиетета перед столичными художниками и поначалу отказались даже обозначить место, где, по словам Артема, лежал брошенный, никому не принадлежавший памятник Ильичу.
В конце концов, посредством необременительных для карманов художников взяток, розданных мелкому персоналу городской администрации, они определили это место и, взяв такси, приехали на захламленный пустырь за каким-то заводом, где должен был находиться сверженный с пьедестала, увековеченный в чугуне вождь мирового пролетариата.
Таксист, всю дорогу прислушивавшийся к оживленной беседе на заднем сиденье, понял, зачем прибыли столичные гости, и к концу путешествия из дружелюбного мужичка-работяги превратился в злобного молчуна. Уже получив деньги, провожая глазами молодых художников, прыгавших через кучи мусора, он что-то пробурчал. Толику показалось, что водитель вымолвил слово "бляди", но это не смогло испортить ему настроение так, как его испортил неожиданно выросший на пути сторож, охранявший пустырь.
Сторож оказался плечистым ладным парнем лет под тридцать, в камуфляже, с кобурой на бедре и с резиновой дубинкой в руках. Хранитель городского хлама не стал церемониться с непрошенными гостями и, угрожая немедленной и страшной расправой, отвел их в вагончик, где, по его словам, находилась какая-то "контора".
Там, поговорив с хмурым начальником – явно близнецом сторожа, таким же молодым, в камуфляже, только без кобуры и резиновой дубины, зато с фиксой, угрожающе поблескивавшей во рту, – Толик с Артемом выяснили, что пустырь вместе с валяющимся на нем металлическим хламом, включая искомый памятник, приватизирован некой фирмой "Молния".
– Частным лицам мы ничего не продаем, – зевая, молвил начальник. – Мы торгово-закупочная фирма. Нам нужны ваши банковские реквизиты, лицевой счет…
Все это было выше понимания Толика и Артема.
Вечером Артем позвонил из гостиницы в Москву, проговорил около получаса и, вернувшись в номер – единственный работавший телефон находился на стойке администратора, – сообщил Толику, что им необходимо вернуться в столицу, там он быстро все уладит.
– С кем ты говорил? – печально спросил Толик.
– Есть у меня в Москве люди… Помогут.
Толик давно уже понял, что операция под кодовым названием "Ленин" ему совсем не нравится. Теперь же его едва не тошнило от мысли о том, сколько возни еще предстоит с этим несчастным Ильичом и чем все это может закончиться.
В Москве, однако, Артем развил сумасшедшую деятельность, и настроение Бояна слегка улучшилось. Он с удивлением наблюдал, как безумный художник, которого Боян привык видеть вальяжно развалившимся на диване в кабинете Кудрявцева с папиросой или трубкой в зубах, звонит в приемную Лужкова, мечется по Москве в своих неизменных красных одеждах с портфелем, одолженным у Романа, заходит в престижные банки и в отделения милиции, шушукается с адвокатами и таинственными представителями еще более таинственных РЭУ и ПРЭУ – аббревиатуры, которые для Толика так и остались нерасшифрованными.
В результате месячной беготни Артема по столице образовалась торгово-закупочная фирма "Арт", удачно совмещающая в своем названии начальные буквы имени одного из учредителей и намек на то, что заниматься она будет, помимо основной, обозначенной в уставе, деятельности, еще и искусством. Вторым учредителем, как торжественно сообщил Артем, стал Анатолий Боян.
Расходы на операцию "Ленин", вызванные неожиданной и срочной регистрацией предприятия, неизмеримо возросли, но снова выручил Кудрявцев.
Второй раз друзья появились в Рыбинске уже в новом качестве. На Артеме теперь был отлично сидящий серый костюм, белоснежная рубашка, дорогой галстук и ботинки из змеиной кожи. Толик предпочел более демократичный наряд – джинсы и кожаную куртку. Он помнил, как предпочитала одеваться молодежь в этом городе, и решил на всякий случай не слишком выделяться из толпы.
Прием, оказанный новоявленным бизнесменам, поразил их радушием и деловитостью. Художников поселили теперь в другой гостинице. По московским понятиям, этот отель был весьма далек от роскоши, но по крайней мере в номере имелись телефон, телевизор и холодильник. Городские власти не чинили ни малейших препятствий в предоставлении транспорта до Санкт-Петербурга – груз должен был идти спецвагоном в товарном поезде, чуть ли не с охраной.
– Конечно с охраной! – воодушевился Артем. – Обязательно! А как же! Это ведь произведение искусства!..
– С охраной, думаем, вам поможет эта… как ее… "Молния".
Мусорная фирма "Молния" тоже не доставила проблем. Молчаливые парни в камуфляже подписали все документы, подогнали трейлер и мобильный подъемный кран, погрузили статую и отвезли на вокзал. Они же действительно обеспечили охрану до Санкт-Петербурга.
– Вы, вообще, обращайтесь, ежели что, – сказал на прощанье директор "Молнии" – тот самый молодой парень, который во время первой встречи ужасно не понравился Толику, а теперь производил самое благоприятное впечатление. Директор оказался человеком воспитанным, незлобливым и легко идущим на переговоры, особенно если противная сторона подкрепляет свои финансовые обязательства некой суммой в наличных долларах, которая нигде не проходит по документам и прекрасно умещается в нагрудном кармане камуфляжной куртки.
Боян и Меттер доехали до Петербурга в мягком вагоне скорого поезда и поселились в гостинице "Прибалтийская".
Артем целыми днями пропадал в порту, завязывая знакомства и оформляя перевозку груза, который тащился из Рыбинска со скоростью черепахи, принявшей изрядную дозу транквилизаторов. Боян посетил американское консульство и очень легко – благо не в первый раз – сделал себе визу. Артем получил свою еще в Москве.
– Как у нас с деньгами? – спросил Толик Меттера, когда они, уладив все дела по отправке статуи, сидели в ресторане "Прибалтийской".
