Если бы кто-то сказал, что я так рано стану матерью, я бы покрутила пальцем у виска. Назвала этого человека сумасшедшим. Знаете, раньше меня сильно пугало материнство. Я ещё слишком молода, через пару недель мне будет всего двадцать один. Моя жизнь только начинается. Я любила деток и до сих пор люблю, но не так сильно, как своего собственного.
Ожидание стоило того. Стоило палитры эмоций, которую я сейчас ощущаю, глядя на Дана. Дима поднимает свои раскосые глазки на отца, не отводит пару секунд. Между ними возникает первый зрительный контакт, первое знакомство. Складывается ощущение, что они невербально понимают друг друга, общаются на уровне мыслей, а я не могу прочитать их. Жаль.
— Добро пожаловать, Дмитрий, — произносит официальным голосом Дан, но его лицо кажется мальчишеским, довольным, никак не похожим на лицо дипломата, приветствующего человека, пришедшего в наш мир. Полные губы растягиваются в улыбке, руки слишком напряжены. Или нет? В ответ Димочка моргает пару раз.
— Кажется, ты ему понравился, — замечаю я.
Но Дан молчит, ничего не отвечает на мой комментарий, а спустя пару секунд улыбка сходит с его лица окончательно. Он молча кладет малыша в бокс, молча возвращается ко мне, точнее просто поворачивается, когда я закрываю крышку бокса.
Мы стоим так еще долго. В боксе засыпает маленький Дима. Такой маленький и хрупкий. Красивый. Буду сотню раз утверждать, что он пошёл в Дана. Они очень похожи. Даже слишком. Идиллия. Я, Дан и наш сынок. На этой ноте должна закончиться наша история, прошлое должно остаться позади, а впереди…
Впереди счастье, разделённое на троих. Наш маленький мир, где нет горя, где наши родители не донимают нас, а семейные тайны не преследуют по пятам. Я не хочу спрашивать, чем закончилась драка с Григорием Викторовичем, не хочу спрашивать, как так вышло, что в документах мы значились как родные брат с сестрой, а на деле оказались абсолютно чужими по крови и слишком близкими духовно.
Или нет?
— Мне нужно уехать.
Всего три слова, разрушающие иллюзию спокойствия. Всего три слова, которые я надеялась не услышать от него. Я чувствовала, что с ним что-то не так, но не удосужилась спросить вовремя, а сейчас поздно. Слишком поздно. Он принял решение
— Я оплатил палату и ваше пребывание в клинике. На днях подписал договор с риелтором. Вы будете жить в комфортных условиях. Ежемесячно я буду перечислять деньги, вы ни в чем не будете нуждаться.
— А ты?
— Я приеду, как только улажу свои дела.
Если бы он обнял меня, сказал, что все будет хорошо, успокоил, убедил, что эту поездку никак нельзя отложить, я бы поверила его словам и поверила бы в призрачное будущее. Но не в этот момент, когда голос Дана звучит для меня, как раскат грома. Нет, не громко, а болезненно. Он словно рассекает невидимым ножом мою душу, разделяет ее на части.
— Когда приедешь? — в голосе сквозит последняя надежда на него. На нас…
— Не знаю.
Это его «не знаю» снова разбивает меня. Ломает. Только маленький Дима в боксе заставляет взять себя в руки и не расплакаться. Я так надеялась, что мы поняли друг друга. Что мы будем вместе. Что наш малыш соединит нас. Но это ложь. Многие говорили, что дети объединяют семьи. Тот, кто придумал эту ложь — наглая скотина. Димочка не всесильный, а я слишком слаба для того, чтобы бороться за него. Слаба, чтобы играть в одни ворота и вечно проигрывать.
— Пожалуйста, Дан…
— Так надо, ты справишься. Прощай, Эльза.
Напоследок он осторожно приобнимает меня, оставляет нежный поцелуй на макушке и уходит. Дан поворачивается только у дверей, окидывает меня чарующими глазами. Яркими, какими я помню их еще с первой встречи. В которые когда-то влюбилась без памяти. И которые буду помнить до конца жизни, даже если он покинет меня навсегда.
— Вот мы и остались одни, малыш.
Мы одни…
Прости нас, родной. Ты не заслужил быть несчастным в первый день своей жизни. Мы справимся. Я сделаю все, чтобы ты был счастлив, чтобы твоя жизнь не казалась серой. А если кто-то посмеет обижать тебя из-за болезни, то я просто морды буду бить. Я не позволю никому обижать тебя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Подхожу к боксу, гляжу через стекло на своего малыша. Он так мило посапывает, в свете из окна его густые ресницы отбрасывают тень на щечки. Может, Дан прав, и малыш пошел в меня? Но я этого не узнаю, пока…
И тут я замечаю, что дыхание малыша замедляется…
— Нет!
Быстро добегаю до кровати и нажимаю на кнопку вызова медсестры и доктора, но у меня ощущение, что эта система отказывается работать. Черт возьми! Я не могу оставить своего малыша. Хотела сама взять на руки и отнести в кабинет, но в палату резко влетает Виктория Андреевна, натягивая на ходу халат.
— В чем дело?
— Он не дышит! — резко выкрикиваю я, чувствуя, как дрожит голос, дрожит мое тело, мои руки.
— В первую реанимацию!
— Что с ним? Что случи…
— Эльза, ждите.
И его увозят от меня. Моего малыша увозят. Только не оставляй меня, хотя бы ты…
Глава 37. Последний шаг
Вы знаете, что такое настоящая боль? Ощущали когда-нибудь, как это чувство съедает вас изнутри? Оно поглощает все живые клетки, заставляет их болезненно сжиматься, выбрасывая из себя все нужные компоненты. А затем умирают. Окончательно. Организм умирает, но вы никак не сможете остановить этот процесс или замедлить, пока не примете решение.
Вот и я не могу…
В голове крутится одна мысль, от которой я не могу избавиться:
«Вас будут преследовать».
Слова отца перед возвращением к Эльзе. Я считал, что это бред, что его слова — выдумка. Кому мы нужны? Зачем? Скандал как скандал. Походят пару раз, будут доставать, но для этого существуют закрытые территории, больницы, куда не пускаю СМИ. Однако они как пираньи, готовы съесть все на своем пути и пробраться к цели.
Стоило только выйти на рассвете на улицу, как меня тут же окружили желтые акулы пера и требовали комментарии. Фотографировали, выкрикивали вопросы, ослепляли вспышкой фотокамер. В тот момент порадовал одно: Эльза ничего о них не знает. Тогда, возле клиники, отец что-то кричал ей о статье в интернете, я сам слышал его рев. Надеюсь, она не потребует объяснений. Надеюсь, эти уроды не станут пробираться в палату под видом медсестер и просить прокомментировать наши отношения.
Я обязан защитить их.
Теперь не только Эльза может пострадать, но и наш сын. Если от нас не отстанут, она не переживет. Наш малыш будет страдать, а мне будет больно, потому что моим родным плохо. Они — моя семья, Эльза и Дима. Единственные люди на свете, которых я хочу уберечь от зла. Плевать, что происходит у отца и Марты, плевать на того, кто слил информацию о нашем родстве.
Я обязан защитить их.
Я многое не сказал Эльзе, многое не сделал с Димой, но у нас будет время. Я найду лучшую сиделку, чтобы она научила нас справляться с воспитанием Димы, куплю прекрасный дом в пригороде Нью-Йорка, где нас не будут донимать русские любопытные носы.
Я сделаю все, чтобы уберечь мою семью от боли.
Когда я увидел Эльзу с малышом в руках, я почувствовал, как сердце поневоле сжимается от счастья. Она так красива с ним вместе. На полных губах, которые я целовал с удовольствием, появилась улыбка, на ее миловидном личике читалось столько эмоций, что невозможно описать словами. От счастья до страха, от безумной любви до сумасшествия.
Я никогда не думал, что стану отцом так скоро, а тем более, что захочу как можно скорее подержать своего ребенка. Он такой крошечный, беззащитный. Еще не улыбается, но в скором времени покажет, как он это может делать. В интернете прочитал, что дети начинают выражать эмоции через месяц-два. Не могу дождаться, когда настанет этот час. Надеюсь, к этому времени я решу все проблемы и увезу их сюда, через океан.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Мистер Богатов, вы меня слышите?
Строгий голос риелтора заставляет меня вернуться в реальность. Да, сейчас я стою у окна на тридцатом этаже высотки в Нью-Йорке. Почему здесь? Потому что здесь не так жарко, не так солнечно, как в том же Лос-Анджелесе или Майями. Эльза говорила, что любит Нью-Йорк, и всегда хотела сюда приехать. К тому же главный офис фирмы, с которой она работает, находится именно здесь. Надеюсь, ей понравится этот пентхаус.
