– Я немного разомнусь, – сказала Лидия и направилась к пруду.
Прошлой ночью заглянул Карсон. Это стало настоящим кошмаром. Она устроила ужасную сцену. Зачем? Непонятно. В этом не было никакой необходимости.
Руфус возился у ее ног. Иногда он бывал ужасно надоедлив.
Она наклонилась и подняла собаку. Весь вчерашний день она пыталась избавиться от мыслей о том, что появление Грабовски может означать нечто зловещее. Но они продолжали вертеться у нее в голове, как белье в бесконечном цикле стирки: по кругу, быстрее и быстрее, смешанные, спутанные, несвязные. К моменту появления Карсона она довела себя до такого состояния, что сжалась, когда он ее поцеловал.
У нее даже язык не ворочался.
– Послушай, если тебе нужно поговорить, не стесняйся. Обо всем. Я здесь. Я с тобой, – непривычно тихо произнес он.
У нее возникло желание заорать на него. Нет, она не может говорить с ним обо всем. Не может ничего ему сказать.
– Спасибо, – процедила она.
– Нет, правда.
Искренность в его взгляде обжигала. Это невыносимо!
– Если не хочешь – не надо. Будем продолжать, как раньше. Но я на многое готов ради тебя. И хочу, чтобы ты это знала.
– И что ты способен сделать ради меня? – выплюнула она. Что за чушь он несет? – Что ты можешь сделать?
– А ты попытайся, – мягко сказал он, взяв ее за руку.
– Готов ты все бросить? – почти выкрикнула она. – Свой дом. Свою работу. Своих друзей?
Он не понял. Но она должна заставить его осознать, что, когда он бросается подобными обещаниями, за свои слова нужно отвечать.
– Пожертвуешь ты всем на свете, чтобы быть со мной? Я так не думаю.
Она выдернула руку. В случае разоблачения вся ее жизнь необратимо изменится. И вряд ли Карсон останется с ней. Если придется внезапно бежать, поедет ли он с ней, без всяких объяснений, по первому требованию? Она не так глупа, чтобы на это надеяться. А если все же ему объяснить? Но нет, это безнадежно…
Он пытался ответить, но она не позволила.
– Все это – переливание из пустого в порожнее. Нам было хорошо вместе. Мы спим вместе. Утешаем друг друга. Но это все. И не говори, будто ты на многое способен ради меня, так как ты ничего не знаешь. Понятия не имеешь.
Ее трясло. Хотелось, чтобы он ее обнял и сказал, что все будет хорошо. И тогда она зальет его грудь слезами. Если бы в эту минуту Карсон попросил рассказать ему все, она выложила бы правду. Все, как есть. Чему быть, того не миновать. Ее уже тошнит от необходимости контролировать каждую мелочь.
Но Карсон не проронил ни слова. Только потер затылок и уставился в потолок.
Немного погодя, когда она уже поняла, что слишком поздно и момент прошел, Карсон сказал:
– Я серьезный человек, Лидия. Когда ты начнешь обращаться со мной, как с таковым? Я не желаю никаких игр.
Только тогда она заплакала. Он обнял ее. Но пропасть между ними стала гигантской. Ее не заполнить никакими слезами. Да и как она может все объяснить? Если и попытается, разве он способен понять? И это не ее вина. Иногда одному человеку трудно понять другого. А в ее случае… она слишком много просит у своих друзей…
Лидия вернулась на веранду, где Эмбер рассказывала о Филе, вспоминая, куда они ходили в последний раз.
– Значит, – уточнила Сьюзи, – ты полагаешь, из этого что-то выйдет?
– Прошлым вечером за ужином, – сказала Эмбер, – он говорил, а я слушала и отвечала, ну сами знаете. То один, то другой.
– Это называется беседой, – напомнила Тевис.
– Но я не столько беседовала, сколько размышляла и думала о том, что наш разговор ужасно скучен и эта женщина знает, что делает. И надеюсь, она не останется с этим типом, который сидит здесь и рассуждает о своем СРТК.
– СРТК? Это еще что? – удивилась Сьюзи.
– Синдром раздраженной толстой кишки, – пояснила Тевис. – Ты еще даже не спала с ним, а все, о чем он может говорить, – СРТК!
– Ему нужна строгая диета, – хихикнула Эмбер.
Лидия снова села за стол.
– Но у тебя был такой взволнованный голос, когда ты рассказывала о последней встрече.
– Знаю. Наверное, я кажусь легкомысленной и ветреной, – вздохнула Эмбер.
Лидия погладила ее по руке.
– Ты самый благородный человек из всех, кого я знаю. Считаешь всех славными и хорошими.
– Но в большинстве случаев именно так и есть, – возразила Эмбер.
– И ты кое-чему меня научила, – продолжила Лидия. – Вернее, я по-прежнему пытаюсь это усвоить.
– Значит, все кончено? – спросила Сьюзи.
– Надеюсь аккуратно свести все отношения к нулю, – решила Эмбер.
– Но конец достаточно драматичен, – улыбнулась Сьюзи. – Все эти разговоры о раздраженной толстой кишке! Черт, да ты должна была сделать из этого домашнее видео!
– Дьявол! – воскликнула Тевис. – Совсем забыла о десерте. У меня в холодильнике два огромных тирамису. Кто хочет?* * *
Лидия прибирала на кухне, пока Тевис мыла посуду и выкладывала тирамису в десертные чашки.
Грабовски точно не следил за ней. Каждый день она оглядывалась, проверяя зеркало заднего вида, выискивая преследователя. Пока что в роли преследователя выступала она.
Опасность уничтожить ее мир исходила только от одного человека. От нее самой. Она была себе злейшим врагом. Через год после того, как она вплыла в новую жизнь, ей показалось, будто соседка обо всем догадалась. Что тогда с ней было! Настоящий приступ паранойи!
В душе собирались грозовые облака. Сколько еще ей придется прожить вот так, в страхе?
Она взяла грязную разделочную доску и нож. Вымыла и продолжала вертеть нож в руках. Представила струйку крови, сочившуюся из пальца на ноге, до щиколотки… алый цветок распускался, рос…
Лидия уставилась на нож.
Выпустить все это на волю. Если бы она только могла это сделать! Маленький прокол, крохотный клапан, кровопускание, вскрытие вены…
– Оставь посуду, – велела Тевис. – Несем десерт.
Лидия вытерла руки. Нужно успокоиться.
– Готова? – спросила Тевис.
Она не хотела успокаиваться. К чему? Неужели так будет продолжаться до самого конца? Вечно пугаться собственной тени. Вечно ходить на цыпочках.
Ее трясло от желания восстать, прилива адреналина, почти отрывавшего ее от земли. Как давно она не взмывала ввысь. И когда в прежние дни ее сбивали наземь, разве она не вскакивала тут же на ноги?
– Тевис, – попросила она, отбрасывая полотенце, – погадай на картах Таро. Нельзя ли сделать это до десерта?
Гостиная стала пещерой восточных сокровищ: индийские настенные драпировки, индонезийская мебель, большой Будда из оникса, стоявший на японском чайном сундучке.
Тевис достала колоду карт и уселась на пол у журнального столика в позе лотоса. На столешнице красовалась мозаичная русалка. Лидия уселась напротив.
– Ты что-то хочешь узнать? – осведомилась Тевис. – Не говори мне. Просто думай об этом.
На ней был жатый розовый топ и галстук-шнурок, заканчивавшийся маленькими золотыми колокольчиками.
– Сейчас разложу «кельтский крест», – пообещала она. – Ты когда-нибудь пробовала гадать?
– Да, только очень давно, – пробормотала Лидия. Она пробовала все.
Тевис чувствовала себя так свободно в своей коже… и никогда не заботилась о мнении окружающих. Сейчас она выглядела безмятежно.
Тевис разложила крестом семь карт.
– Вот эта часть называется посохом, – пояснила она, выкладывая еще четыре карты.
Но карты не могли сообщить того, что она хотела знать. И Тевис не могла сказать. Никто не мог. Нужно убираться отсюда. Куда угодно. И прямо сейчас.
Прибежал Руфус, узнать, что происходит, и хвостом сбил одну из карт.
– Давай лучше не будем, – сказала Лидия и, смешав карты, уложила обратно в колоду.
– Не важно, я все сделаю снова, – пообещала Тевис.
– Знаю, но я передумала. Руфус все решил за меня. Он очень умен.
Лидия деланно рассмеялась. Неплохо бы поплавать. Освежить голову.
Тевис сунула колоду в ящик стола.
– Надеюсь, ты не исповедуешь дурную философию хиппи?
– А ты в это веришь? Таро, руны, гороскоп, чакры, каналы…
– За эту неделю, – ответила Тевис, собирая волосы в узел и скрепляя его карандашом, – я показала пять домов, сделала около пятидесяти звонков, прочитала и послала около сотни е-мейлов. Выпила пятнадцать чашек кофе, провела шесть совещаний с коллегами, двенадцать раз сбегала в ванную, прочитала новые инструкции условного депонирования определенной суммы у третьего лица. Сделала три новых оценки и приготовила с полдюжины контрактов. Порвала две пары колготок. Самым светлым моментом недели стал тот, когда, к всеобщей радости, прибыл новый кулер.
Она помолчала, выпятила нижнюю губу и пожала плечами.
– Не знаю, что из всего этого безумнее: то, чем занимаюсь вне работы, или то, что делаю всю неделю.
Лидия припарковалась и пошла по Альберт-стрит к аптеке, чтобы купить аспирин. Головная боль усилилась. Она примет несколько таблеток, поплавает, и голова немного прояснится. Тогда она и решит, что и где делать.
Альберт-стрит замерла. Ни малейшего движения. Сколько еще она будет хоронить себя в этой дыре? Давно пора вспомнить, что она на самом деле не умерла.
