Обращаясь к эстетическому отражению действительности, мы видим, что и здесь правильность познания, непосредственным свидетельством достижения которой является ощущение красоты, заключается в раскрытии внутренней диалектической взаимосвязи форм и процессов, вопреки тому случайному, незакономерному, дисгармоничному в явлениях, сквозь которое объективно пробивается гармоническое начало саморазвития материи. В случайном и более или менее внешне дисгармоничном явлении или процессе эстетическое восприятие раскрывает внутреннюю закономерность и гармонию бытия, что и определяет правильность эстетического отражения, его истинность.
Конечно, мы можем воспринять непосредственно и поверхностное скопление случайностей, можем не ощутить за внешней случайностью всеобщность и закономерность гармонического, необходимого начала диалектического саморазвития. Такое непосредственное восприятие разорванности, хаотичности, голой количественности, внешности явлений не способно вызвать чувства красоты, так как здесь нет факта непосредственного проникновения сознания в глубинные, закономерные связи бытия, нет эстетического познания как непосредственно-образного раскрытия сути и смысла явлений.
Подобное эстетическое равнодушие соответствует теоретической беспомощности обыденного мышления.
Однако бывают случаи, когда эстетическое восприятие при столкновении с дисгармоническими явлениями не остается равнодушным, но доставляет нам острое чувство безобразности, порой доходящее до глубокого физического отвращения. Это происходит тогда, когда акт непосредственного проникновения сознания в гармоническую суть явлений настолько активно отрицается дисгармоничностью частного случайного объекта, что, сталкиваясь с ним, эстетическое восприятие теряет способность за данной дисгармонией ощутить саму возможность существования всеобщей гармонии. Когда, созерцая дисгармоничное, случайное в общей гармонической взаимосвязи бытия явление, мы как бы невольно теряем «эмоциональную веру» в гармоническое начало мира, начинаем ощущать последний хаотичным, незакономерным, дисгармоничным по существу.
Ощущение безобразности возникает в нас уже не просто как свидетельство нашей неспособности в данном конкретном явлении воспринять гармонию мироздания (такое явление, как отмечалось, оставляет нас эстетически равнодушными). Ощущение безобразности вызывается случайным, дисгармоничным в общей цепи развития явлением, когда и силу тех или иных причин оно производит на нас гнетущее впечатление неразрешимой в принципе дисгармоничности, то есть дисгармоничности пак бы уже не случайной, но дисгармоничности закономерной, дисгармоничности вытесняющей, побеждающей общую гармонию, дисгармоничности торжествующей над миром п, следовательно, над нашим собственным человеческим, разумным его началом, дисгармоничности как бы покушающейся на саму необходимость, под знаком которой развивается материя.
Но поскольку в действительности дисгармоничные явления и дисгармония в явлениях, сколь бы не были они значительны, все же остаются в общей цепи закономерного диалектического развития случайными (иначе ни о каком положительном развитии не могло бы быть и речи), постольку эмоциональное потрясение, вызванное дисгармонией, которая парализует вообще ощущение гармоничности чего-либо, есть не что иное, как эстетическая форма принятия случайного за закономерное, что, как мы видели, характеризует ложность познания. Если ощущение красоты свидетельствует как о внутренней гармоничности явления, так и о правильности, дееспособности эстетического познания, а отсутствие этого ощущения — об отсутствии познания вообще, то чувство безобразности объекта восприятия, с одной стороны, констатирует исключительную дисгармоничность последнего, а с другой — свидетельствует о парализации эстетического восприятия, осознавшего частную дисгармонию как крушение всего гармоничного развития.
Но означает ли эта ложность эстетического восприятия, принявшего случайное за закономерное, неправильность отражения действительности? Ведь и ошибаясь в гносеологическом смысле, восприятие безобразного в то же время безошибочно точно сигнализирует об ущербности, вредности, опасности дисгармонического явления, о его несоответствии закономерному развитию природы и общества. Явление, представляющееся нам безобразным, потому и представляется таковым, что его сущность находится в вопиющем противоречии с гармоническим ходом развития, что оно враждебно самому человеческому существованию.
Здесь мы сталкиваемся с внешне парадоксальным, а по сути специфическим для эстетического восприятия вообще феноменом, характеризующим это восприятие. Напомним, что в отличие от логического познания эстетическое отражение действительности есть отражение непосредственное, отражение, познающее внешний мир не в абстрактно-теоретической форме, но раскрывающее его в эмоциональной реакции сознания на те или иные жизненные явления. Причем в этом восприятии, как уже неоднократно отмечалось, познание органически слито с отношением познающего сознания не только к той внешней причине, с которой последнее столкнулось, но и к самому факту познания. Именно поэтому в ощущении красоты раскрывается гармоническая сущность явлений действительности и одновременно фиксируется правильность ее познания.
Возникнув как инструмент для ориентации непосредственно в явлениях без отвлечения от них и вне их теоретического осмысления, эстетическое восприятие как бы несет в самом себе и эмоциональный критерий правильности познания. И в этом заключен огромный практический смысл.
Ведь если теоретическая ошибка, вызванная запутанностью, неясностью, незакономерностью явлений исследуемого процесса, может быть обнаружена и исправлена в результате последующей ее рациональной или практической поверки, то ложность эстетического восприятия, так же имеющая своей причиной исключительные претензии незакономерного, случайного в явлении, ставящего под сомнение всеобщую гармонию как глубинную сущность всех развивающихся процессов действительности, непосредственно не может быть обнаружена иначе, как энергичным эмоциональным сигналом, подобным внезапно вспыхнувшему красному сигналу светофора. Таким сигналом и оказывается то отвращение к дисгармоничному явлению, которое мы испытываем в чувстве безобразности. По существу, можно сказать, что ощущение безобразности есть эмоциональный сигнал перегрузки эстетического восприятия, выхода его из строя под воздействием явления, дисгармония которого превосходит известную норму, безопасную для общего гармонического развития явлений.
Если допустимо такое сравнение, хочется сказать, что чувство безобразия подобно сигналу перегрузки лифта, который одновременно свидетельствует и о том, что груз слишком тяжел, и о том, что подъемная система автоматически выключилась в виду тяжести груза. И подобно тому как сигнал перегрузки лифта недвусмысленно предлагает кому-то выйти из кабины, то есть нацеливает на практическое изменение сложившейся ситуации, так и ощущение безобразности явления практически нацеливает нас на преодоление последнего.
Впрочем, наше сравнение при ближайшем рассмотрении оказывается даже менее вольным, чем это кажется на первый взгляд. Ощущение красоты чего-либо, как и чувство безобразия, вовсе не суть эмоции, сопровождающие чисто созерцательное восприятие действительности. Как то, так и другое непосредственно связаны с практической человеческой деятельностью. А в этих условиях правильность познания, в том числе и эстетического, является залогом правильного практического преобразования действительности, тогда как ошибочность познания вполне соответствует отключению важнейшей движущей системы самодвижения материи на человеческом этапе ее развития.
Таким образом, хотя ощущение безобразности есть эстетическая форма ложного принятия случайного за закономерное, оно в то же время остается инструментом правильной ориентации, ибо, во-первых, констатирует исключительную дисгармоничность объекта восприятия, а во-вторых, эмоционально требует преодоления дисгармонии, выводящей из строя нормальное эстетическое сознание.
Преодоление дисгармонии безобразного явления может быть духовным, если ценой эмоционального и интеллектуального напряжения нам удается за внешним безобразием, за внешней дисгармоничностью все же «разглядеть» глубоко скрытую внутреннюю гармонию, как это случается, например, когда за отталкивающей внешностью мы различаем духовное богатство человека, примиряющее нас сего физическим уродством; это преодоление может быть и деятельным, практическим (вплоть до физического устранения явления), если при исследовании объекта мы убеждаемся, что его безобразие не внешнее, по закономерно вытекает из самой его дисгармоничной, порочной, уродливой сущности. Во всех случаях с ощущением безобразности примирение невозможно. Ибо это ощущение свидетельствует о том, что дисгармоничность объекта в непреодоленном виде превосходит способность восприятия гармонии мироздания, с одной стороны, предупреждая о грозящей опасности, а с другой — лишая нас правильной эстетической ориентировки в явлениях, делая нас неспособными непосредственно ощущать положительные, гармонические связи действительности. И то, и другое чрезвычайно важно в практической, творческой деятельности.
