– Похоже на фобию, – поставила я диагноз незнакомке.
– Не, она просто нервная, – выдвинула свою версию Маргоша, – вот Галка и Валька – те психические. Первая везде чертей видела, вторая любила сидеть в темноте, никогда свет не включала. Я уж и не говорю про Настю, Лизу, Карину и Марфу! Но все они меркнут перед Натэллой!
– Рита была еще хуже, – объявила Анфиса, – спортсменка, женский бокс.
– Еще про Альбину вспомни! – покачала головой Маргоша.
Анфиса хлопнула в ладоши.
– Та тоже спортом занималась! Фигурным катанием. Только о нем и говорила. Прихожу я домой, а Альбина в прихожей стоит и кажется слишком высокой. Я присмотрелась, а у девчонки к ногам утюги примотаны. Ну, такие, древние, со съемными ручками. Мы ими вместо ограничителей для дверей пользуемся. Можешь полюбоваться, в коридоре стоят. Я ей и говорю: «Биночка, зачем ты утюжки к тапочкам привязала?» А она мне: «Это коньки».
Маргоша кивнула:
– Чистая правда. Я следом пришла, рот разинула и сдуру заявила: «Ошибаешься, солнышко. Где у них лезвия?» А Альбина вниз посмотрела и ответила: «От частых тренировок растоптались». Ну, Димочка ее в больницу и спровадил.
– Не везет мальчику, – пригорюнилась Маргоша, – все его красавицы одна за другой в психушку отъехали. М-да.
– Излучение от компьютеров! – важно заявила Анфиса. – У него в спальне его полно. Мужскому организму это по барабану, а женский нежный, не выдерживает.
– Ты у нас восемнадцатая, – прошептала Маргоша.
– Двадцать вторая, – поторопилась уточнить Анфиса.
– Ошибаешься, – не согласилась Марго, – память тебя подводит.
– Это ты не способна запомнить Димочкиных невест за год, – возмутилась Анфиса, – слишком уж увлекаешься здоровым образом жизни, лишила себя необходимых для мозга жиров. Двадцать две их вместе с Региной, не считая Никиты.
Я вздрогнула. Как, еще и Никита? Димон начинает раскрываться с неведомой стороны. У него было, по одной версии, восемнадцать, по другой – более двадцати любовниц за год. И еще Никита. Коробок пытался подкатиться даже ко мне, говорил о мифическом друге, которому я понравилась, интересовался крепостью наших отношений с Гри. Вероятно, мне следует поживее уносить из его квартиры ноги. Хотя никаких активных действий в отношении меня Димон не предпринимал.
Из глубины коридора послышался кашель. Я спешно понеслась одеваться. Лучше умчаться по делам, не столкнувшись с хакером: боюсь, выражение моего лица покажется ему странным.
Здание детской больницы действительно напоминало гигантский зефир. Круглая ребристая конструкция с узкими окнами была выкрашена в белый цвет. Внутри тоже преобладал этот цвет, а персонал носил традиционные халаты и бейджики с именами.
Попасть на прием к главврачу клиники сложно, но секретарь, сторожившая дверь в его кабинет, бросила быстрый взгляд на мое удостоверение, ткнула пальцем в кнопку и сказала:
– Николай Романович, к вам милиция.
– Пусть заходят, – четко прозвучало в ответ.
Я знала возраст врача, но все-таки Акимов поразил меня своей моложавостью. Ему никак нельзя было дать больше тридцати пяти.
– Я ждал вас, – сказал Николай Романович. – Правда, чуть позже, после вскрытия завещания Степаниды Андреевны. Понимал, что она уйдет из жизни раньше меня, но так ужасно и внезапно! Она очень следила за своим здоровьем: посещала фитнес-клуб, держала диету, регулярно проходила обследование.
– Вы были близки? – без всякой предварительной подготовки спросила я.
Акимов взглянул в окно, побарабанил пальцами по столу и решился на откровенность:
– Теперь я могу не хранить тайну. Мы являлись мужем и женой на протяжении почти двадцати лет.
Я постаралась скрыть удивление.
– Никаких упоминаний о браке Гвоздевой и Акимова нет.
Николай Романович достал из ящика стола портсигар.
– Если не возражаете, я закурю и расскажу нашу историю.
– Сделайте одолжение, – кивнула я.
Коля Акимов, подающий надежды студент-отличник, поступил в аспирантуру и начал писать диссертацию о детском церебральном параличе. Его научным руководителем стала Гвоздева. Будущий ученый проявлял горячий интерес к знаниям, а профессор с радостью делилась ими. Как-то раз, поздней весной, Степанида поехала на научную конференцию в Питер. Вместе с ней отправился и Николаша, которому там впервые в жизни предстояло публично выступить перед аудиторией.
Профессор и аспирант поселились в одной гостинице, в соседних номерах, вечер они провели, тщательно готовясь к конференции. На следующее утро Николай блестяще прочел доклад, а после Степанида Андреевна позвала подопечного отметить успех. Николай зашел в номер Гвоздевой и вышел оттуда лишь к завтраку.
Так начался их роман, который обоим участникам сперва показался лишь мимолетной интрижкой. Степанида Андреевна в те годы выглядела ненамного старше Акимова. Она была активна, жизнерадостна, полна планов, имела вес в научном мире, много зарабатывала и оказалась страстной любовницей. Николаша жил с родителями, искренне хотел стать хорошим врачом и уже имел опыт общения с женщинами.
Степанида сняла квартиру, Николай перебрался туда с вещами, и любовники стали весело проводить время. Сначала их связь строилась исключительно на сексе, они оказались созданными друг для друга. Но потом Николай понял: со Степанидой ему интересно разговаривать, она умна, читала книги, о которых Акимов даже не слышал. В свою очередь, Коля научил Степаниду кататься на лыжах, летом возил ее на речку, водил в лес за грибами. Медленно, но верно завязалось чувство, которое любовники тщательно скрывали от всех. На людях Николаша величал Гвоздеву исключительно по отчеству, а она довольно сухо разговаривала с аспирантом. Во все времена, при любом режиме в университетах разных стран мира не одобряют неуставные отношения «преподаватель – ученик». Гвоздеву могли выгнать с работы, а Николаю не дали бы защитить кандидатскую. Но была еще одна, самая веская причина, по которой Степанида и Коля продолжали шифроваться даже после того, как Акимов получил все дипломы, а Гвоздева возвела собственный медцентр. Юра. Степанида была сумасшедшей, ревнивой матерью. Она обожала сына, опекала его, следила за каждым шагом и отпугивала от парня потенциальных невест. Любая женщина, с интересом посмотревшая на Юрочку, автоматически попадала в список врагов его матери. Николай лишь удивлялся терпеливости младшего Гвоздева, подчинявшегося домашнему диктатору. Степанида же в разгар романа жестко предупредила возлюбленного: «Не хочу, чтобы Юра переживал, узнав, что у меня есть сердечный друг». – «Может, он обрадуется, – возразил Николай, – вздохнет с облегчением. Мама устроила свою интимную жизнь и теперь признает право сына на личное счастье».
Степанида побагровела.
«Я не лишаю Юрия сексуальных отношений с бабами, – заявила она. – Но ему на пути попадаются наглые, алчные хамки. Дуры, желающие войти в семью, вертеть моим сыном в своих целях. Я абсолютно объективна, но Юрий лучший мальчик на свете. Как только я пойму, что у него появилась достойная девушка, которая любит Юрия, а не жаждет войти в обеспеченную семью, сразу уйду в тень».
Пламенная речь лилась и лилась. Николай сообразил, что есть болевые точки, на которые ему никогда не следует нажимать. Сын для Гвоздевой – свет в окне, мать не замечает недостатков парня, у нее при взгляде на «ребеночка» на носу возникают розовые очки, стекла которых чернеют, если в радиусе двух метров от сына возникает любая баба. Степанида – типичный пример ненормальной материнской любви, она душит Юру в объятиях и никогда не допустит его женитьбы.
Глава 27
Можете не верить, но Юра ни разу не высказывал матери претензий. Вероятно, он сам не хотел идти в загс, его устраивали легкие отношения без всяких обязательств. Юрий Игоревич уютно пригрелся под нежным материнским крылом, предоставил Степаниде возможность защищать его от любой непогоды.
Не следует считать его инфантильным капризником, представителем золотой молодежи, получающим от матери мешки с пиастрами. Гвоздев стал отличным врачом, он активно помогал Степаниде при строительстве центра, ни один человек не посмел бы назвать Юрия Игоревича лентяем или захребетником. Он дневал и ночевал на стройке, мотался по городам в поисках лучших врачей, потом твердой рукой управлял медпредприятием. Но все стратегически важные решения принимала исключительно Степанида. Она отдавала указания, сын их беспрекословно исполнял. Мать была мозгом бизнеса, Юра – руками и ногами. Вдвоем они составляли замечательный тандем, но ведущей всегда являлась Степанида.
Когда Гвоздева открыла центр, Коля предложил ей расписаться, но она категорически отказалась. «Юра ничего не должен знать, – твердила она, – у вас с ним пара лет разницы в возрасте, как он отнесется к отчиму-ровеснику?»