Cattell (328) утверждает, что, до тех пор, пока мы не сможем определять и измерять тревогу, появление и проверка теорий о ее причинах и следствиях есть «всего лишь суета». Качественные значения должны быть верифицированы метрическим подходом, который использует статистические методы для того, чтобы проанализировать отношения между точными измерениями. Я не считаю, что опросники тревожности являются точными инструментами, или что одновариантные корреляции, полученные при решении тестовых ситуациях, удаленных от реальной жизни, могут внести значительный вклад в понимание природы тревоги. Использование самим Cattell многовариантной методики помогло выделить психологические факторы тревоги, разграничивающие ее со стрессом, невротизацией и мотивационной направленностью, но все это не решает проблемы происхождения тревоги.
Можно начать с определения тревоги, предложенного May (330): Тревога – есть реакция индивида на угрозу ценностям, которые он считает единственно возможными для его существования как личности. Можно также принять предложение Cattell (328) о том, что в науке лучшим является открытие как можно больше переменных факторов, касающихся тревоги, а определение пусть сложится само по себе.
Факторы предрасположенности и предшествования. Отличается ли тревога от еще более примитивных механизмов? При желании, мы можем отнести происхождение тревоги к раздражимости протоплазмы. Grinker (331) придерживается мнения, что то, что присуще раздражимости, является фундаментальной функцией, из которой развивается человеческая тревожность. Kubie (333) убежден, что в жизни индивида тревога выступает в роли связующего звена между моделью испуга и началом всех мыслительных процессов. Является ли вигильность у животных биологическим предшественником тревоги, а у людей – ее мягко выраженной формой, или тем, что Freud называл «тревожною готовностью»? Ramzy и Wallerstein (355) высказали предположение, что боль и страх вызывают усиление чувства тревоги. Они видят тесную взаимосвязь между первым опытом боли и страха с характером и степенью последующего переживания тревоги[26]. Szasz (337), тем не менее, убежден, что на начальной ступени развития Эго боль и тревога сосуществуют как единое или недифференцированное неприятное ощущение. На следующей ступени развития, между 4-м и 9-м месяцами, ребенок уже различает свое тело и человека, который о нем заботится. С началом такого разделения можно говорить об эго, ориентированном на тело, или на объект (мать). Соответственно, примитивное эмоциональное состояние боль-тревога начинает дифференцироваться на боль, относительно собственного тела, и тревогу, относящуюся к объектам. В конечном итоге, третья ступень – это зрелое Эго, угроза теперь означает потерю объекта, в котором испытывается потребность, изначально матери, а боль означает предупреждение об опасности утратить часть тела, или все тело.
Младенческую тревогу можно рассматривать как предтечу «психологической» тревоги. Blau (338) указывает, что у младенца еще нет такого психологического явления, как аффект – ответные реакции чисто физиологические. Для обозначения такой примитивной, недифференцированной реакции он предлагает термин первичная младенческая тревога или примитивная тревога.
Изначальность реакции тревоги как проявление инстинкта самосохранения может быть принята как нечто само собой разумеющееся. По мнению Basowitz (339), состояние настороженности служит характеристикой всех живых существ, так как оно берет свое начало из раздражимости протоплазмы и вигильности животных, которые необходимы для выживания. Состояние тревоги – это усиление настороженности с целью подготовиться к решению специально ожидаемых задач, или тех задач, с которыми индивид сталкивается в обычной жизни. Что нас интересует, так это те стимулы, которые активизируют биологические способности. Психологически, пробуждение опасений берет начало в материнско-детских отношениях. То, что боль обычно связывается с тревогой и этими отношениями, не вызывает сомнения. Боль и тревога изначально могут выступать в качестве единого целого, дифференцируясь на относящееся к телу и относящееся к объекту. Но я убежден, что боль и мать постоянно неосознанно ассоциируются друг с другом по той причине, что младенец приписывает свое состояние дискомфорта или матери, или боли, которую она действительно причиняет, или своему интуитивному восприятию ее деструктивных импульсов. Некоторые из феноменов боли на более поздних этапах жизни, становятся понятнее, когда осознается глубокая ассоциация боли со страхом материнского наказания.
Нет свидетельств, доказывающих существование предрасполагающего генетического фактора в склонности к тревоге, и то, что кажется конституционной переменной, на самом деле является результатом жизненного опыта, начавшегося еще в утробе матери. Greenacre (340) убежден, что угроза присутствует еще до появления ребенка на свет и провоцирует реакцию плода, а различные обстоятельства, случающиеся в процессе родов могут усилить тревожную реакцию. Фрустрация и страдания, случающиеся во время первых месяцев после рождения, в дальнейшем оставляют «отпечаток» на характере ребенка. Этот отпечаток состоит из чувствительности, своего рода усилившейся неизбежной реакции на переживание, которая увеличивает тревожный потенциал, вызывая более выраженную реакцию на опасность в последующей жизни. Напряжение, созданное угрозой для жизни младенца, ведет к неправильному развитию Эго, и с каждым новым воздействием ситуаций, вызывающих появление тревоги, проявляются слабые стороны личности.
Ribble (341) придерживается мнения, что вызвать тревогу у младенца может неспособность со стороны взрослых полноценного удовлетворения его витальных потребностей – в кислороде, пище, во внешних стимулах. Материнская ласка – основной динамический фактор стимулирования физиологических реакций ребенка и условие преодоления им потенциальной угрозы. У детей, лишенных должной материнской заботы, необходимой для удовлетворения их, витальных потребностей и физиологической интеграции, развиваются состояния напряженности. К этому следует добавить заболевания и повреждения, которые не только повышают уровень тревоги, но и в этом раннем возрасте закладывают почву для особой чувствительности организма в будущем. Почти все обстоятельства, закладывающие фундамент для психологической реакции тревоги, связаны с матерью. Я уже показывал влияние матери на пренатальном этапе существования и в процессе рождения. Органические состояния напряжения и отсутствие ласки, несомненно, ассоциируются с качеством материнской заботы, и, по крайней мере, некоторые из болезней и травм могут проистекать из ее пренебрежения или враждебности. Но, возможно, самым важным фактором является восприятие младенцем агрессивных материнских импульсов.
Физиологическое изменения. Хотя определение тревоги почти всегда дают языком психологических терминов, нужно понимать, что она является реакцией всего организма. Ее биологическая сущность и ее начало в младенчестве делают тревогу как относящейся к организму, так и к психике, и это остается на протяжении всей жизни. Физиологические изменения – это не переменные, сопутствующие тревоге, а сама тревожная реакция в физико-химическом выражении. May (286) заявляет, что эта реакция является настолько фундаментальной и всеобъемлющей, что ее нельзя низводить только до специфической физиологической основы; любое изучение физиологического компонента должно проводиться с позиции, что реагирует весь организм в целом. По этой причине (физиологический) экспериментальный подход к проблемам тревожности значительно ограничен. Grinker (342) замечает, что иногда используемые в эксперименте условия настолько надуманны и ограничены, что возникает вопрос о их соответствии реальным стрессовым ситуациям. Кроме того, измеряются, как правило, однотипные переменные за короткие промежутки времени, в то время как многочисленные взаимосвязанные сопутствующие процессы остаются без внимания. Вне зависимости от того, насколько широкой является концептуализация, на практике можно наблюдать и измерить только фрагменты физиологических функций. Выводы, пытающиеся связать отдельные процессы, ведут к игнорированию механизмами, посредством которых нарушения в одной системе вызывают изменения в другой. Эти трудности могут быть соотнесены с попытками обнаружить первичный физиологический механизм реакции тревоги. Если мы будем рассматривать психологические и физические изменения как параллельные феномены, то можно будет принять физиологическое измерение как нечто само собой разумеющееся и сосредоточиться на самой важной проблеме – что же вызывает реакцию тревоги?
Подобные тревоге состояния у животных, вызванные экспериментальным путем, могут быть сопоставлены с человеческой тревогой посредством наблюдений, произведенных в свое время Masserman (343). Он считал, что, как правило, когда в данном окружении две или более мотивации вступают в конфликт в том смысле, что их привычные способы достижения цели оказываются частично или полностью несовместимыми, напряжение (тревога) накапливается и нарушается модель поведения. Но, как доказал Павлов, напряжение у животных не является результатом простого столкновения в мозгу процессов возбуждения и торможения. Как возбуждение, так и торможение следует рассматривать как модели ответной реакции в целом, возникшие одновременно в амбивалентной ситуации.
