Мое личное мнение таково, что не имеет большого значения, называется ли состояние беспокойства страхом или тревогой. Можно выделить страх как ответную реакцию на очевидную внешнюю угрозу, все остальное – это тревога. Что имеет значение, так это то, что у тревоги есть объект, что этот объект – угроза, и что у угрозы есть источник. Два вопроса, которые кажутся наиболее уместными по отношению к значению тревоги: чему угрожают? И что или кто угрожает? В самом начале под угрозой находится физическая целостность организма. В ходе дальнейшего развития под угрозу попадают и целостность личности, и ценности, идентифицируемые с индивидуальностью. Как замечают Basowitz и др., (339), в принципе, любой стимул может вызвать реакцию тревоги так как все зависит от того угрожающего смысла, который имеет данный стимул для индивида. Сигнал может психологически восприниматься индивидом как значимый символ, актуализирующий его воспоминания или по какой-либо другой причине значимой для него. Символ всегда означает угрозу какой-то существенной ценности. В отличие от May (349), я не уверен, что более поздние ценности, необходимые для существования человека как личности, возникают ab initio по образцу модели развития в случае необходимости; они берут свое начало в базовых ценностях, и, как признает сам May, это верно в случаях «невротической» тревоги. То, что угрожает, может быть реальной внешней опасностью, или чем-то, что предостерегает об опасности, но, в основном, это нечто угрожающее возродить младенческий ужас. Тревога стремится обрести значение в объективном мире для того, чтобы преодолеть чувство полной беспомощности перед уничтожающей силой, и для осознания того, что действующим компонентом этой силы является человек. Фобия, по моему мнению, это не просто попытка создать объект, для того чтобы пополнить конкретным содержанием непонятные предчувствия, но отрицание реального и (бессознательно) известного источника опасности, так как механизм вытеснения сохраняет угрозу в ее первоначальном виде.
Что касается общих связей страха и тревоги, преобладающее мнение таково, что базисная тревога необходима для последующего развития реакций страха. Goldstein (350), например, придерживается мнения, что тревога является первичной и изначальной реакцией. Первые ответные реакции младенца на тревоги не дифференцированы, а страхи являются более поздним образованием, по мере того, как ребенок учится выделять и особым образом взаимодействовать с теми элементами своего окружения, которые могут ввергнуть его в «катастрофическое состояние». May утверждает, что способность организма реагировать на то, что угрожает его существованию и его ценностям, и есть тревога в общем и печальном виде. Позднее, когда организм становится достаточно зрелым, чтобы дифференцировать конкретные специфические объекты опасности, защитные реакции тоже могут стать более конкретными. Эти дифференцированные реакцией на специфические объекты угрозы и являются страхами. Таким образом, тревога – это базисная реакция, общее понятие, а страх – это выражение той же самой способности, но в специфической, объективированной форме.
Нормальная тревога и невротическая тревога. Психологическая проблема тревоги становится еще сложнее, если попытаться разграничить нормальную, рациональную тревогу и патологическую, невротическую тревогу. Психиатры склонны относиться к любой тревоге как к невротической, не принимая во внимание то, что тревога, как уже было сказано, является неотъемлемой частью человеческого состояния. Эту точку зрения критикует Tillich (25), который убежден, что в теории тревоги существует путаница из-за того, что в ней нет разграничения между экзистенциальными и патологическими формами. Установить такие различия невозможно лишь глубинным психологическим анализом. Без понимания человеческой природы в свете онтологического развития, невозможно создать доступную теорию на основе психологических исследований.
В целом, философы-экзистенциалисты и психологи, придерживающиеся этого же направления, рассматривают тревогу как неотъемлемую часть человеческого существования, а невротическую тревогу как ее производное фрустрации в самоутверждении. Къеркегор (351) говорил, что человеческая способность к свободе порождает тревогу. Во всех ситуациях, когда у индивида есть способность совершить действие, потенциально присутствует тревога. Невротическая тревога является результатом того, что человек не может воспользоваться свободой в ситуациях, вызывающих нормальную тревогу. Tillich (25) видит патологическую тревогу как следствие неспособности личности принять на себя экзистенциальную тревогу. Для экзистенциалистов почти любая человеческая деятельность включает в себя тревогу, а невротическая тревога возникает в результате неспособности человека реализовать эту свободу в ситуации нормальной тревоги. Просто существовать – уже достаточная причина, чтобы ощущать тревогу. Allport (352) выражает точку зрения экзистенциалистов следующим образом: «Человек обнаруживает, что его «бросили» в океан, непостижимого мира. Ему очень трудно избежать подводных течений страха с водоворотами острой паники. Он живет в бурных водах нестабильности, одиночества, страдания, преследуемый призраками смерти и небытия».
Психиатры довольно долго отрицали проблему разграничения нормальной и невротической тревоги. Horney (353) говорит, что разница между невротической тревогой и общечеловеческой тревогой (Urangst) лежит в том, что последнее есть выражение человеческой беспомощности перед лицом существующих опасностей (болезнь, нищета, смерть, природные силы, враги), в то время как первая является беспомощностью, в значительной степени спровоцированной подавленным чувством враждебности, и то, что ощущается как источник опасности. Kelman (354) также заявляет, что ощущение тревоги является естественным жизненным переживанием человека. Тревога является иррациональной настолько, насколько иррациональными являются ее источники, функции и установки по отношению к ней. Ostow (355) указывает, что общим как для реалистической, так и для невротической тревоги является их тенденция к актуализации, когда Эго охватывает поток интенсивной энергии или появляются признаки, что это произойдет. В случае реалистической тревоги травмирующая ситуация и то, что ей предшествует, действуют извне, в случае невротической формы тревоги происходит воздействие потока интенсивной энергии. Реалистическая тревога вынуждает субъекта к поиску путей спасения от угрожающего объекта, а при невротической тревоги, и субъект избегает борьбы. May (286) описывает нормальную тревогу как свободную от вытеснения и не требующую защитных механизмов, в то время как невротическая тревога требует вытеснения и действия различных механизмов ограничения активности. Portnoy (356) подчеркивает, что в случае нормальной тревоги мы сталкиваемся с ограниченностью наших сил и уязвимостью, которые присущи человеческой природе. Мы испытываем нормальную тревогу, сталкиваясь с такими реалиями как смерть, старость и болезнь, по мере того, как мы осознаем свою фактическую беспомощность; когда бы мы ни уходили в сторону от уже известного, проверенного и несомненного. Тревога является неизбежным спутником взросления и изменений в сторону приобретения большей свободы, автономии и креативности; она является уникальным человеческим стремлением найти смысл существования. В нашей культуре любая угроза любви, свободе, равноправию, престижу и успеху может вызвать тревогу.
Точно также, как и в случае тревоги и страха, отделить нормальную тревогу от невротической гораздо легче в теории, чем на практике. В первую очередь необходимо провести различие между реакцией на объективную опасность. Реакцией на реальную объективную угрозу является страх, и если к нему примешивается тревога, основанная на оценке интрапсихических процессов то эта реакция может рассматриваться как невротическая. Присутствует ли здесь «всеобщий человеческий феномен» тревоги, универсальное беспокоящее понимание ограниченности и уязвимости, это уже другой вопрос, и вопрос спорный. Почему среди людей существует такие большие различия в отношении к субъективно интерпретируемым источникам тревоги «Urangst» в подверженности их воздействию? Некоторые люди живут спокойно в таких условиях, которые другие называют причиной своей обеспокоенности. Экзистенциалисты, которые говорят нам, что тревога присуща индивидуализации к свободе при этом, иногда указывают, что тревога восходит к отношениям между детьми и родителями. И даже если существует тревога, свойственная каждому человеку, она настолько отличается от клинической тревоги с ее межличностным источником происхождения, с ее подавлением и защитами, что ее не следует называть тревогой, а скорее это беспокойство или озабоченность. Отделить ее от невротической тревоги в реакции данного человека на данную ситуацию является практически неразрешимой задачей, так как чем больше мы исследуем значение ответной реакции, тем более ясным обычно становится то, что не ситуация вызвала опасения, а человек сам нашел рационализированную причину своей «безобъектной» тревоги. Тревога по поводу трагической гибели может быть определена как танатофобия, или, в менее огорчающей форме, как осознание конечности жизни. May (286) заявляет, что непреложной истиной является то, что танатической тревоги является символом невротической тревоги. Это может быть тем самым случаем, когда индивид относит любые конфликты к символам беззащитности человека перед лицом возможной смерти. Я не могу согласиться с Portnoy (356) в том, что любая попытка определить природу и значение тревоги должна начинаться с утверждения о том, что тревога является естественным явлением, и что более важным является проведение различий между нормальной тревогой и невротической. Тревога «естественна» в том же самом смысле, в каком естественной является боль, но не в смысле того, что она неизбежна. Базовая тревога, являющаяся патологической, – это фундаментальное явление и сущность реакции тревоги на протяжении всей жизни, включая «нормальную» или «экзистенциальную» тревогу.
