— Решил стать кандидатом наук? — хмыкнул робот. — Забери заявку из института!
Втянув голову в плечи, пряча глаза от робота, стыдясь собственных детей, Семен проговорил тихо, но упрямо:
— Своей идеей я распоряжусь сам.
— Она давно не твоя, — здраво сказал робот. — Твоей была до момента, пока ты не передал ее в управление. Мы воплощаем ее в практику. Не один ты, а десятки людей занимаются ею. Обдумывается она уже в областных партийных инстанциях, в трестах, в нашем министерстве.
— Какое мне до этого дело! — тихо проговорил Семен. — Время уходит, а денег нет… Если идею прокручивать в верхах год, то она просто опоздает. Все подразделения встанут на вторую очередь старым методом… Чего мне-то ждать? Получит государство от идеи миллиард или один миллион, мне от этого ни жарко ни холодно, и детям моим точно так же. Не хочу я быть пешкой в чьих-то руках.
— Ага! Хочешь стать ферзем! — заметил робот.
— Совсем нет. Только не желаю, чтобы меня обезличивали. Я не нарушаю кодекса, все в пределах законодательства…
— А я вот рисковал! — остановил его речь робот. — Ты переметчик, предал свою идею! Теперь в проектном институте примазываются к ней хитрецы, выхолостят к чертовой матери выгоду! Ты без конца мечешься, хитришь…
— Да это и есть жизнь! — робко заметил Семен. — Приходится искать деньги, придумывать варианты, выбирать выгодные…
— Подлец! — громко выругался робот. — Саботируешь выполнение задания заместителя министра! Ты давно плетешь интриги против меня! Не случайно геолог прилетел с Севера, кто-то его вызвал. Зачем? Чтобы лишить меня личной жизни? Ты давно злобствуешь, изорвал заявку в моем кабинете, а теперь сидишь на даче в рабочее время!
— По вашему заданию! — оправдывался Семен. — Пишу отчет…
— Признавайся, ты миллиардную идею позаимствовал у Зота Митрофанова?
— Да какое это имеет значение! — Семен топтался на месте, озираясь то на веранду дома, то на детей. — Зот обладает невероятным даром… С ним не грех посоветоваться даже по отсыпке земляного полотна и по путеукладке…
— Может быть, спросить совета у твоего младенца? — Очки робота уставились в ограду, как бы ища там самого маленького наследника Заварухина. И оттуда вдруг донесся плачущий голос дитяти.
— Мужики-и-и, чай готов! — приветливо звала от летней кухни жена Заварухина.
Робот резко выкинул руку вперед, крепко зажал меж пальцев большой Семенов нос, дернул его из стороны в сторону, так что рыжая голова мотнулась, и брезгливо отпихнул его.
— Барыга! — прорычал он и, повернувшись спиной, не боясь, что Семен кинется сзади, зашагал к машине. Шофер удивленно глядел на происходящее.
— Зачем меня убивать! — взвизгнул Семен и метнулся к машине. — Мы же люди! Можно игнорировать истину, врать что угодно другим, но сами-то вы задумайтесь! Дождь не позволит укладывать рельсы… Это же бессмысленно! Послушайте себя, не Зота, не Квашу, а сами себя… Свою совесть! Не убивайте меня…
Сев в салон машины, робот, не закрывая дверцы, глядел невидящими глазами сквозь Семена, который разводил руками.
— Зот знает то, что всякий может понять. Ярость и смелость обусловливаются выделением в кровь норадреналина… Вы сейчас кричите на меня, но это крик норадреналина в вашей крови! Большая доза влилась в кровь! Вы не управляете своим настроением! Не можете его регулировать! У вас страх перед начальством!
Робот захлопнул дверцу автомобиля.
— По дороге в вашу кровь выделится адреналин, и вы успокоитесь либо испугаетесь. Вы не можете управлять собою! — кричал вдогон автомобилю Семен. — Не убивайте меня…
Машина уже отъехала от дома, скрылась за поворотом в лесу, а Семен все еще возбужденно объяснял жене, что Зот Митрофанов умеет управлять внутренними процессами, которые происходят в его организме. Люди используют для возбуждения фантазии водку или гриб мухомор, для успокоения настойку корня валерьяны, для повышения давления — кофе, а для понижения — траву пустырник. Но они не знают, чем возбуждать орган мышления. А Зот знает, да не говорит. Он может открывать свой третий глаз и общаться с информационными полями систем! Если бы этот глаз да Семену, ох и зажили бы они: чертям тошно стало бы!
* * *
Несколько часов спустя дрезина со служебным вагоном вышла со станции Примыкания, что недалеко от Красногорска; в одном из трех купе ехали рабочие, в другом — физинструктор, в третьем — сам Павел. Спалось ему плохо, он слушал, как на станциях ухали тепловозы, скрежетали колеса товарных вагонов, глухо звенели буфера и автосцепки платформ — маневровые работы не прекращались, хотя стонала тайга от вспыхивавших молний, освещавших стенку купе, громыхали раскаты грома и сильный ливень бил в обшивку вагона. От окна тянуло сыростью. Через открытую в коридор дверь были слышны веселые восклицания рабочих, командированных Гончевой обслуживать путеукладочную машину; здоровые, задорные ребята во всю глотку хохотали над анекдотами — тоже не спали. На Павла накатывал страх: если в сухую погоду экскаваторы не прокопали траншею на Еланском болоте, не забутили ее песком, то теперь ни Кваше, ни Бородаю ничего не изменить! А ведь у них рядом Сузгунский холм… Выхолит, Семен прав, сидеть и ждать? Но за безделье выгонят с работы, и правильно сделают!
За окном брезжил рассвет; на просеке виднелись дымки костров. Кто-то работал. Страстное, неодолимое желание разбудить Зота и поговорить с ним овладело Павлом, хотя он уговаривал себя, что спрашивать физинструктора, будут ли построены одиннадцать километров пути до Искерской за две недели, все равно что гадать у цыганки.
В коридоре раздались легкие шаги, и в дверь купе заглянуло румяное в белом обрамлении волос и бородки лицо физинструктора. Павла окатило жаром изнутри, он стремительно сел на полке.
— Входи, входи! — торопливо пригласил раннего утреннего гостя.
Стрелецкий быстро надел брюки, снова сел.
— Послушай, Зот, — вежливо заговорил Павел, — ты действительно обладаешь каким-то секретом или занимаешься фокусами?
В купе царил полумрак, а свет зажигать не хотелось. Зот не спешил с ответом.
— В настоящее время меня тревожит одно: как перебросить рельсы до Искера, — продолжал Стрелецкий. — Хочу вот посоветоваться, хотя, возможно, и не поверю твоим словам…
— Вы походите на пловца, который взялся переплыть реку, — тихо отвечал Зот. — Если запаникуете, то утонете, если рационально используете физические силы, то достигнете берега.
— Байки твои мне не нужны, — оборвал Павел. — Если ты прогнозист, то ответь: придет поезд в Искерскую десятого августа?
— Придет.
— Но может и не прийти! Может?
— Не может…
— Как так? — Павел аж привстал. — Люди будут отсиживаться в вагончиках, а земляное полотно само собою насыплется, рельсы сами собою лягут, тепловоз сам собою пойдет?
— Река течет, она не может остановиться. Если бы вы, Павел Николаевич, вздумали сейчас остановить продвижение рельсов на Искер, то не смогли бы. Вас бы объявили саботажником…
— Считаешь, моя энергия не нужна?
— Спуск нажат, порох загорелся, пуля обязательно вылетит из ствола и достигнет цели…
— Это фатализм! Мистика!
— Напрасно вы, я ведь не предлагаю своих услуг, — беззвучно засмеялся в полумраке Зот. — Прогностика отличается от оккультных наук, от шарлатанства знанием закономерно происходящих процессов, наличием информации об этих процессах. Вы требуете от меня честного ответа или угодливости? Ваше воображение обгоняет события, но страх перед провалом так велик, что вы отдаете много ненужных приказов, распоряжений, которые не способствуют делу.
— Хорошо, — смирился Павел, — допустим, я устранюсь и подразделения Кваши и Бородай построят одиннадцать километров пути. Однако мне известно, что Кваша заинтересован сорвать штурм Еланского болота! Заварухин тоже не очень заинтересован… Если не осуществлять контроль, то все сорвется… Верно?
— Верно, — кивнул Зот и успокоил: — Но не сорвется.
— Как же не сорвется! — рассердился Стрелецкий. — Ты меня словно усыпляешь в критический момент. А не расскажешь ли, как ты прогнозируешь? Где у тебя этот самый третий глаз? На затылке? На носу? Или, может, на заднице?
— Третий глаз? — Зот долго молчал. — Это условное название, особый канал связи с информацией систем. Таким каналом связи обладают все люди. Конечно, бывают слепые, глухие, немые… Люди в большинстве не пользуются им. Интуитивное зрение и просветленное мышление невыгодно… Имея совесть, каждый может увидеть истину и следовать путем знания…
— Чушь! — не согласился Павел. — Я бы с удовольствием…
— Что ж, остается только тренироваться, — приветливо усмехнулся Зот. — Вестибулярный аппарат ориентирует нас, где верх, где низ, когда мы лежим, когда шагаем, а когда качаемся на качелях… Точно так же есть в нас механизм совести, тоже своеобразный аппарат, который подсказывает нам особым способом, когда мы хитрим, боимся, угодничаем, жадничаем, обманываем… И механизм невозможно ввести в заблуждение. Начни крутиться на чертовом колесе — и закружится голова, стошнит… То же самое с совестью, мы пытаемся обмануть себя и других, но за это расплачиваемся впоследствии…
