я провожаю его взглядом, пока он не исчезает в ночной темноте, и понимаю, что обязана сказать ему правду. Я принимаю решение рассказать ему все завтра за ужином в Принстоне. Так что даже если он будет расстроен, совесть не позволит ему бросить меня там. Ему придется отвезти меня домой. И возможно, за это время мне удастся убедить его дать мне второй шанс.
Я достаю ключи, открываю дверь коттеджа, включаю свет и обнаруживаю, что в моей постели лежит Тед Максвелл.
18
Он садится, рукой заслоняя глаза от света.
– Господи, Каролина, да выключи ты его уже.
Голос у него на октаву ниже обычного, хриплый со сна.
Я по-прежнему стою в дверях.
– Это Мэллори.
Он щурится меж пальцев и, похоже, изумляется, поняв, что находится у меня в коттедже, в моей постели, под моим одеялом.
– О господи. Вот черт. Прости.
Он спускает ноги с постели, встает и тут же теряет равновесие. Чтобы не упасть, он хватается за стену и ждет, пока комната вокруг него перестанет вращаться. Тед так пьян, что, похоже, даже не отдает себе отчета в том, что он без штанов, в одной только рубашке поло и черных трусах-боксерах. Его серые слаксы, вывернутые наизнанку, валяются в изножье кровати, как будто он стащил их прямо перед тем, как нырнуть под одеяло.
– Это не то, что ты думаешь.
Выглядит он так, как будто его обыскивает полиция: ноги широко расставлены, ладони обеих рук прижаты к стене.
– Может, позвать Каролину?
– Нет! Господи, только не это. – Он поворачивает голову в мою сторону. – Пожалуйста, не могла бы ты… о господи, нет. – Он снова поворачивается лицом к стене и делает над собой усилие, чтобы не упасть. – Не могла бы ты принести мне воды?
Я захожу в дом и закрываю дверь. Потом подхожу к раковине и наливаю воды в маленький пластмассовый стаканчик с белыми медведями и пингвинами, из которого обычно пою Тедди. Я отношу его Теду; от него разит перегаром и кислым потом. Он жадно пьет, проливая большую часть воды себе на шею и грудь, так что я наливаю ему еще воды, и на этот раз ему удается почти всю ее донести до рта. Но он все еще держится за стену, как будто не уверен в своей способности противостоять гравитации.
– Тед, может, вы останетесь здесь? А я уйду в большой дом. Переночую на диване.
– Нет, нет, нет. Мне нужно обратно.
– Я думаю, все-таки стоит позвать Каролину.
– Мне уже лучше. Вода помогает. Смотри.
Он распрямляется и делает нетвердый шаг в моем направлении. И тут же, пошатнувшись, взмахивает руками и пытается ухватиться за меня. Я беру его за руку и веду к изножью кровати. Он плюхается на матрас, но не отпускает моей руки до тех пор, пока я не присаживаюсь рядом с ним.
– Пять минут, – клянется он. – Мне уже лучше.
– Налить вам еще воды?
– Нет, я боюсь, что меня вырвет.
– Тогда, может, тайленол?
Мне очень хочется найти какой-нибудь предлог, который позволил бы мне встать и отодвинуться от него, поэтому я иду в ванную и приношу оттуда три детские жевательные таблетки аспирина. Я кладу их в потную ладонь Теда, и он послушно разжевывает их.
– Мы с Каролиной поссорились. Мне нужно было побыть одному, собраться с мыслями. Я увидел, что у тебя не горит свет, и решил, что ты ночуешь где-то в другом месте. Я не собирался засыпать.
– Я понимаю, – говорю я, хотя на самом деле не понимаю; представления не имею, зачем ему понадобилось забираться в мою постель.
– Ну, конечно, ты понимаешь. Ты очень эмпатичный человек. Поэтому из тебя получилась такая отличная мать.
– Я пока еще не мать.
– Из тебя получилась бы отличная мать. Ты добрая, ты заботливая, ты всегда ставишь интересы ребенка на первое место. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы это понять. На тебе что, Каролинино платье?
Он шарит глазами по моему телу, и я прячусь за кухонную тумбу, радуясь, что она отделяет нас друг от друга.
– Да, она отдала мне кое-что из своей одежды.
– Старье. Обноски. Ты заслуживаешь лучшего, Мэллори. – Он бормочет еще что-то, но я не могу разобрать, что именно, кроме самых последних слов. – Ты торчишь в этой дыре, в то время как там ждет целый большой мир.
– Мне здесь нравится. Мне нравится Спрингбрук.
– Это потому, что ты больше нигде не была. Если бы ты успела попутешествовать, если бы ты хоть раз побывала на острове Уидби, ты бы поняла.
– Это где?
Он объясняет, что это один из цепи островов у северо-западного Тихоокеанского побережья.
– Я провел там целое лето, когда учился в колледже. Лучшее лето в моей жизни. Я работал на ранчо, весь день проводил на солнце, а по вечерам мы сидели на пляже и пили вино. Никакого телевизора, никаких гаджетов. Только хорошие люди, природа и потрясающие виды.
И тут он замечает валяющиеся на покрывале слаксы и, видимо, понимает, что они принадлежат ему и должны быть у него на ногах. Он кое-как выворачивает их, пытается натянуть на ноги и, разумеется, немедленно роняет на пол. Я понимаю, что без моей помощи у него ничего не выйдет и, присев перед ним на корточки, подставляю ему штанины – сначала одну, потом другую. Он натягивает их до бедер, потом смотрит мне прямо в глаза.
– Клянусь тебе, Мэллори, если бы ты увидела Пьюджет-Саунд[9], ты и думать забыла бы о Спрингбруке. Ты поняла бы, что Спрингбрук – дыра, что тут нечего делать.
Я практически не слушаю, что он говорит. Когда растешь в Южной Филадельфии, регулярно имеешь дело с пьяницами и со временем начинаешь понимать, что, как правило, они несут всякую чушь, воспринимать которую всерьез совершенно не стоит.
– Спрингбрук – прекрасный город. И у вас здесь чудесная жизнь. Прекрасная семья, прекрасная жена.
– Она спит в гостевой комнате. Она меня не хочет.
Тед бормочет все это, опустив голову и глядя на свои слаксы, так что мне несложно сделать вид, что я ничего не слышала.
– У вас прекрасный дом, – продолжаю я.
– Это она его купила. Не я. Это последнее место на земле, которое я выбрал бы для жизни.
– Что вы такое говорите?
– Отец Каролины был очень богатый человек. Мы могли бы позволить себе жить где угодно. Хоть на Манхэттене, хоть в Сан-Франциско, хоть где. Но ей захотелось в Спрингбрук, так что мы живем в Спрингбруке. – Он говорит это так, как будто от него вообще ничего не зависело. – Не пойми меня неправильно, Мэллори. Она хороший человек. У нее доброе сердце. И ради благополучия Тедди она готова на все. Но эта не та жизнь, которую я хотел для себя. Я никогда на все это не подписывался.
– Может, налить вам
