Ярким свидетельством того, что мысль о необходимости реформы армии, возникшая в первой трети XVIII в., продолжала занимать умы государственных деятелей, служит памфлет турецкого дипломата второй половины XVIII в. Гиритли Ахмеда Ресми-эфенди «Сок достопримечательного», содержащий описание событий Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. Автор, участник войны, высказывал самые резкие суждения о турецких министрах, которые втянули страну в войну, не взвесив предварительно все политические и военные обстоятельства. О приближенных султана Ахмед Ресми писал так: «То ли дело наши государственные мудрецы! Не дал им Аллах ни ума, ни опытности – чтение истории не их занятие…» Он называл их бахвалами, пустословами и невеждами, не умеющими «предвидеть никаких последствий». Ахмед Ресми критиковал Порту за безответственное покровительство польским эмигрантам, принесшее огромные траты, за поддержку воинственных настроений крымских ханов, которые не в состоянии даже собрать сколько-нибудь боеспособное войско. Он приводил вопиющие примеры безответственности сановников при подготовке армии к боевым действиям, головотяпства и казнокрадства в деле ее снаряжения и снабжения. В неудачах Османской империи в Русско-турецкой войне Ахмед Ресми винил министров и военачальников, чьи поразительные некомпетентность и безответственность свидетельствовали о полном расстройстве государственных и военных дел. И хотя в памфлете не говорилось прямо о реформах, все его содержание, весь его пафос были направлены на то, чтобы внушить читателю мысль о необходимости серьезных преобразований во многих сферах жизни страны – в административном управлении и военном деле, в народном образовании и финансах. Наконец, в этом памфлете есть еще одна черта, появившаяся скорее всего как результат размышлений над горьким опытом отнюдь не победоносных войн империи в XVIII в. Ахмед Ресми многократно призывал к мирным отношениям между государствами, к умению «в нужном случае жить с неприятелем в мире и дружеских отношениях». В его памфлете прозвучало весьма нечастое в турецкой средневековой литературе осуждение войн, которые несут народу одни страдания.
Итак, XVIII век – век дальнейшего ослабления Османской империи, век военных поражений и экономических неурядиц, век падения международного престижа империи – принес первые размышления о путях выхода из тяжелейшего кризиса, которые переживала некогда могущественная держава. Они вылились в целую эпоху реформ конца XVIII – середины XIX в. Но не будет преувеличением сказать, что важнейшим фактором быстрого развития наметившейся тенденции к проведению реформ стали русско-турецкие войны XVIII в.
Глава 8
Османская империя и Россия
На рубеже XVII–XVIII вв. отношения с Россией становятся одним из внешнеполитических факторов, оказывавших значительное влияние на общее положение Османской империи. И хотя характер открытого военного противостояния русско-турецкие отношения приобрели только в XVIII в., острые конфликтные ситуации не раз бывали и в более ранний период – в XVI–XVII вв.
Первым известным нам официальным русским дипломатическим лицом, вошедшим в контакт с турками, был московский дьяк Федор Курицын. Произошло это довольно неожиданно. Дьяк был направлен с посольством ко дворам короля Венгрии Матьяша Хуньяди и воеводы Валахии Стефана. Когда он в 1484 г. возвращался из этой поездки в родные края, в районе Аккермана его взяли в плен турки. Впрочем, местный паша отнесся к Курицыну вполне доброжелательно и, отпуская на родину, просил передать великому князю московскому, что турецкий султан ищет с ним дружбы. В 1488 г. крымский хан сообщил Ивану III, что султан ищет «дружбы и братства» и хочет видеть русских купцов в турецких владениях, в частности в Кафе и Азове.
Начало непосредственных сношений между империей османов и Московским государством датируется 1492 г., когда Иван III послал через крымского хана грамоту «турскому салтану» Баязиду II. В ней речь шла о произволе азовского паши по отношению к русским купцам, которых этот султанский сановник принуждал к тяжелым работам («ров копати и камень на город носити…»), а также к продаже привезенных товаров за полцены. Иван III писал, что при таких условиях Москва не будет посылать русских купцов во владения султана турецкого. В ответ на это послание Баязид II в 1494 г. снарядил турецкое посольство к Ивану III, но до Москвы оно не добралось, будучи задержано великим князем литовским Александром, который не был заинтересован в русско-турецком сближении.
Прошло несколько лет, в течение которых турецкий султан и великий князь московский продолжали изучать возможность установления прямых контактов между их государствами. Наконец в 1496 г. из Москвы в Стамбул было отправлено посольство во главе со стольником Михаилом Плещеевым. Иван III поручил Плещееву провести с турками переговоры об улучшении условий для торговли русских купцов в Азове и Кафе, а также в прочих владениях султана турецкого. Плещеев привез в Москву ответные грамоты от султана Баязида II, в которых он заверял Ивана III, что стремится к дружбе, готов обмениваться посольствами, приглашает купцов русских торговать в его владениях. В специальной грамоте султан писал, что он прикажет своим провинциальным властям, в частности в Кафе и Азове, не притеснять русских купцов и не чинить произвола в отношении их товаров.
Иван III, продолжавший настойчиво стремиться к защите интересов русской торговли, шедшей через Азов и Кафу, весной 1499 г. направил в Стамбул новое посольство, на этот раз для урегулирования статуса русских купцов во владениях султана. Посольство во главе с Алексеем Голохвастовым тронулось в путь по Дону вместе с очередным купеческим караваном. В грамоте, которую Голохвастов отвез Баязиду II, великий князь приглашал турецкое посольство в Москву. В феврале 1500 г. посол вернулся к своему господину с грамотой от султана, в которой тот заверял великого князя московского, что русским купцам в городах султана будет предоставлена свобода торговли.
Когда в 1512 г. на трон взошел новый султан, Селим I Грозный, из Москвы в Стамбул прибыло посольство во главе с Михаилом Алексеевым. Селим I отправил великому князю московскому Василию III грамоту с заверениями в дружественном расположении и готовности обеспечить русским купцам беспрепятственную торговлю в своих владениях. С посольством Михаила Алексеева, вернувшимся в Москву весной 1514 г., прибыл и первый султанский посол – Камал. Во время его пребывания в Москве обсуждался вопрос о набегах на русские земли крымских ханов и отрядов турок из Азова. Для того чтобы положить конец этим непрекращавшимся набегам, было снаряжено новое посольство ко двору султана во главе с Василием Коробовым. Оно отправилось из Москвы в марте 1515 г. Вместе с ним возвратился в Стамбул и Камал. Посольство Коробова вернулось на родину в феврале 1516 г. Оно привезло султанскую грамоту, в которой Селим I еще раз подтвердил склонность к дружбе с великим князем московским и готовность обеспечить русским купцам полную свободу торговли в своих владениях. Но слова эти не во всем подкреплялись делами: набеги на русские земли продолжались, да и отношения султана с Крымским, Казанским и Астраханским ханствами, с ногайцами часто обретали антирусскую направленность.
Между тем в Москве так и не появилось ответное посольство из Стамбула. Василий III решил снарядить новое посольство к султану, но его ждала горькая участь: посол Дмитрий Степанов был убит татарами по пути в османские владения. Весной 1519 г. из Москвы в далекий путь двинулось еще одно посольство, во главе с Борисом Голохвастовым, которому было поручено выразить султану недоумение по поводу столь длительной задержки с прибытием турецкого посольства в Москву. Голохвастов вернулся в январе 1521 г. с ответной грамотой Селима I, подтверждавшей готовность к дружеским отношениям и торговле, хотя уже в то время султан и Порта вынашивали планы расширения турецкого влияния в Казани и Астрахани, направляли военные экспедиции на Дон.
В 1521 г. в связи со смертью (1520) Селима I и восшествием на престол султана Сулеймана из Москвы в Стамбул отправилось посольство, которое возглавлял Третьяк Губин. Наряду с обычными в подобных случаях поздравлениями новому султану московский посол имел поручение обратить внимание правителя Османской державы на неуместность притязания с его стороны и со стороны крымского хана на Поволжье и Казанское ханство. Когда посольство Губина возвратилось в Москву, с ним прибыло и турецкое посольство.
На протяжении первых нескольких десятилетий русско-турецких отношений они ограничивались обменом послами и грамотами, хотя московские послы пытались склонить султана к заключению письменного договора о дружбе. В 1523 г. в Стамбул было, в частности, направлено специальное посольство Ивана Брюхова с поручением склонить султана Сулеймана I к «учинению договорной записи», в которой были бы зафиксированы положения о дружественных отношениях сторон, регулярном обмене послами, свободе торговли. Султан, однако, уклонился от оформления такого договора.