— Это опасно, Петр. Тебе придется переходить на нелегальное положение. А опыта работы разведчиком у тебя нет…
— Я уже дважды выходил из окружения!
Кирпонос задумался.
— Ты везучий, этого не отнять… Ладно, под мою ответственность. Позаботься о документах. Пусть в контрразведке тебе сделают липовый паспорт и другие бумаги. Я дам команду.
— Нужны адреса явок и конспиративных квартир
— Это к Старинову. Там все подготовлено, я ему позвоню.
***
Я всю ночь провертелся с боку на бок: сон не шел, я всё думал о нашей базе в высотке на площади Калинина. А всё ли там хорошо устроено? А работает ли то, что натащил туда Ильяз? А наблюдательный пункт? А вот еще! Понимал, что дурь это, перепроверили же сто раз, в том числе и я, а покоя всё равно не было. Так что утром я был как вареный. Но на Крещатик помчался с раннего утра, только рассвело.
Часовой торчал на месте, затаившись в вестибюле и охраняя единственный вход. Я показал документы, хотя видел он меня здесь, наверное, раз десять, не меньше. Но поднявшись наверх, я услышал какую-то возню и приглушенные вскрики. Так что последние пару этажей я преодолел влёт, хотя ноги и гудели.
Ильяз вязал какого-то мужчину, бледного, будто он в погребе три года просидел безвылазно. Он настолько увлекся этим делом, что даже не услышал как я топотал по лестнице.
— И что здесь творится? — спросил я, чем, наконец, привлек внимание Ахметшина. Ну, я бы тоже захотел узнать, кто это вопит мне прямо в ухо.
— Шбиёна боймал, товарищ старший лейтенант! — бодро и радостно сообщил мне подчиненный. — В комендатуру сдадим или сами расстреляем?
— Ишь, кровожадный какой! А поспрашивать, кто, откуда, не собираешься? — я наклонился к мужчине. Лет тридцати, наверное, не больше. Лицо ему Ильяз отрихтовал немного, губу разбил, вокруг левого глаза наливался свежий синяк.
— Как зовут тебя? — спросил Ахметшин грозным голосом.
— Андреев Павел, — совершенно бесцветно ответил он, будто автомат говорил.
— Ты где живешь? — я задал вопрос уже поспокойнее, дав Ильязу отмашку помолчать, но задержанного, кажется, это не волновало.
— Раньше в Троещине жил, а сейчас в больнице имени Ивана Петровича Павлова, на Подоле.
О больнице имени Павлова я знал. Это огромная киевская психушка на правобережье. Именно туда Соломоныч вел своих пациентов и оттуда дал дёру Виталик, добравшийся аж до Москвы.
— А что же ты здесь ходишь? — спросил я. Уже понятно было, что до шпиона Павлу Андрееву как до Луны.
— А всех собрали и увезли на поезде, а мне отсюда уезжать нельзя…, - бесцветным голосом продолжал вещать задержанный. — У меня тут связь с небом, а в другом месте она пропадет и я не смогу принимать оттуда мысли.
— Какие хоть мысли? — влез Ахметшин, развязывая ему руки. Напрасно это он спросил.
— Холод, надо топить…топить…, - забормотал Павел. — Летать — возвысить себя до материального и отпустить все связи; оставить все естество… Там вверху тепло, Икар, Икар!
— Документы есть? — спросил я уже для порядка. Да и отвлечь надо от этих Икаров. Так притворяться только большой артист сможет, а не рядовой шпион.
— Справка есть, мне в больнице давали, когда домой выписывали.
Он полез куда-то и подал мне сложенную вчетверо изрядно потертую бумажку. Я развернул ее, боясь только, чтобы она не рассыпалась у меня в руках и прочитал: “Довідка видана Андрєєву Павлу Даниловичу, 1910 р.н., у тому, що він проходив лікування у Київській психіатричній лікарні ім. І.П. Павлова з 13 січня 1940 по 26 травня 1940 року з діагнозом "Параноїдна шизофренія".
Ильяз заглянул через плечо на справку. Павловку знали все, безо всякой справочной. И украинский язык помехой не был.
— Ну что, отпускаем? — спросил Ахметшин. Вроде как тот факт, что поймал он вовсе не шпиона, не сильно расстроил моего помощника.
— Погоди отпускать, — тормознул я его. — Самый главный вопрос мы не задали. Ты Паша, как сюда пролез? — в то, что он смог проникнуть мимо часового, я не верил ни разу. — Покажешь?
— Пойдемте, — не стал отпираться задержанный. И неспешно пошел по лестнице вниз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мы с Ильязом долго удивлялись, как человек смог проникнуть в такую щелочку, даже такой худощавый как Паша Андреев. Внешне в эту дыру мог бы пролезть небольших размеров щенок, не больше, но больной влез туда без труда и через какой-то десяток секунд попрощался с нами с другой стороны. Напоследок я сказал ему, что связь с небом хорошо держать в городе Куйбышев, там отличное эхо от волжской воды. А вдруг доберется.
И только потом, когда Ахметшин проверил эту вроде как небольшую промоину и признал ее вполне годной для экстренного драпа, только чуточку аккуратно расширить бы, я понял, что зацепило в рассказе шизофреника. Эвакуация Павловки. А ведь я сам видел памятную табличку, установленную после войны, что в больнице расстреляли более тысячи больных. Ну хоть этих убогих успели спасти.
***
Интерлюдия.
Днем в Узин приехал начштаба Тупиков с командиром 19-й авиадивизии Богородецким. Они вдвоем разговаривали с комполка Козиным минут двадцать — только чтобы довести задачу. Ничего особо нового вроде и не было, кроме одной маленькой детали. Но, как верно заметил майор, именно от нее всё и зависит.
Скомандовали построение. Всех летчиков, кто был на земле. Собралось тридцать два человека. Приезжее начальство стало в сторонке, разумно посчитав, что Козин своих людей лучше знает, да и послушают они его быстрее. Тем более, что тут насильно не заставишь — нужны только добровольцы.
— Друзья! Товарищи! — начал Козин совсем не по-уставному. — Сегодня нас предстоит выполнить очень тяжелую задачу. Может, самую трудную в своей жизни. Поэтому нужны только добровольцы. — он перевел дыхание и молча посмотрел на строй, с правого фланга на левый, а потом обратно. — Не знаю, сколько из ушедших на задание вернется. Может, и никто. Но это надо сделать… Для Родины, для Победы! — он снова замолчал, будто собираясь с силами, чтобы заговорить, но потом махнул рукой и намного тише добавил: — Кто согласен…
Майор еще не договорил, когда весь строй шагнул вперед. Без тени сомнения, все просто продолжали смотреть на своего командира.
— Нет, так не пойдет, — спокойно сказал Козин. — Полетят следующие летчики: Ищенко, Харченко, Ивлев, Данилкин, Александров… — он продолжал называть фамилии и названные им люди выходили еще на шаг вперед, всего семнадцать человек. — Вам задачу поставит комдив Богородецкий. Прошу всех в Ленинскую комнату.
Полковник садиться не стал, а только дождался, когда рассядутся пришедшие с ним.
— Как вы знаете, возле Кременчуга немцы пытаются навести понтонный мост, чтобы переправить на левый берег свои танки и попытаться замкнуть кольцо окружения. Дважды переправа была разрушена. По данным разведки, эта попытка — последняя. Больше резервов у немцев нет. На плацдарме сосредоточено неимоверное количество средств противовоздушной обороны. Наша, — тут он впервые сделал паузу и обвел взглядом слушавших его, отметив, что никто из них не озирается по сторонам с мыслями “Дайте выйти!”, - задача очень сложная и ответственная. Именно нам предстоит ослепить немецкие зенитки. На ваши самолеты подвесят баллоны с газом, который при соединении с воздухом создает дым. Ни бомб, ничего. Только газ.
— Понятно, все идут одним маршрутом на минимальной высоте и расстоянии, и не сворачивают, чтобы не разорвать завесу, — добавил кто-то из летчиков. Полковник посмотрел: капитан, лет тридцати, наверное. Скорее всего, эта война у него не первая.
— Именно так, товарищ капитан, только всё же лучше встать и представиться, а не добавлять с места, — Богородецкий, несмотря на открытое лицо, глядя на которое всё ждешь, когда его хозяин наконец-то улыбнется, командиром был жестким и, будь обстановка другой, поставил бы на место нагловатого летуна. Но не сейчас.
— Капитан Данилкин, — летчик встал и одернул гимнастерку.
— Спасибо, всё именно так, — сказал комдив. — Строй должен быть достаточно плотный, поэтому советую включать распыление газа через три секунды после впереди летящего товарища. И, как сказал капитан Данилкин, сворачивать нельзя, потому что бомбардировщикам, идущим после вас, очень важно отработать без помех. Чтобы восстанавливать было нечего. Вопросы?
