Ноги ударились о загнутый вниз край настила; подошвы заскользили, как на горке, Элли упала на четвереньки и быстро добралась до ровной поверхности. И только здесь позволила себе перевести дух.
В кабине радостно закричали.
– Давай к мотору!
Дальше Элли действовала на автомате. Прошла по мостику до скрипящей, покореженной махины мотора. Тут нужна осторожность: он висит на одном креплении, если она ошибется, винты сорвет, мотор рухнет вниз, а вместе с ним и мостик.
Зажимы на крюке оказались неподатливыми. Пришлось повозиться. Холодный металл обжигал кожу. Она забыла перчатки, разиня!
Наконец, зажим щелкнул. Теперь освободить край оболочки.
Дело оказалось не таким простым. Ветер проснулся, и проснулся в дурном настроении. «Горгона» выходила из полосы затишья. Теперь шквалы налетали один за другим, холодные и злые. Оболочка хлопала и бесновалась. Край прорезиненной холстины ударил Элли по лицу, щека вспыхнула так, что на глазах выступили слезы.
Элли орудовала ножом, крепко стиснув зубы. Последний удар, и холст сразу же подскочил наверх. Изнутри «Горгоны» его тянули сильные руки, чтобы потом прихватить железными скобами.
– Назад! Скорее!
Вспыхнула молния, такая яркая и близкая, что Элли на миг ослепла и съежилась, ожидая удара грома, но он почему-то не последовал.
И тут она осознала, что обратный путь будет куда сложнее. Теперь придется прыгнуть с настила сразу на перила, зацепиться, выпрямиться, потом пройти до уцелевшей части дорожки.
Элли стояла на краю и не решалась. Так и эдак изучала покореженную арматуру, оценивала, прикидывала, а ветер бил ей в спину и подгонял.
– Давай, давай! «Горгоне» нужно подниматься!
И Элли прыгнула – рыбкой, как акробат с трапеции. Она рассчитывала ухватиться руками за перила.
Ладони коснулись ледяного железа и заскользили. Брус застонал и согнулся. Сердце бешено колотилось. Элли изгибалась, перебирала ногами в поисках опоры, и не находила ее.
Сейчас Элли как никогда хорошо чувствовала свое тело. И чувствовала, какое оно живое – пусть и не все оно состоит из податливой плоти.
Мышцы и их синтетические заменители гудят от напряжения. Шестеренки в сердце бешено крутятся, гонят по сосудам кровь и алхимические жидкости, сокращаются мускулы. Все действует, как единое целое. В плече похрустывает – кости или металлические суставы? Неважно. Ее тело сильное и гибкое. Она не просто человек – она больше, чем человек!
«Давай! – мысленно приказала Элли себе. – Ты артифиса! Ты почти циркачка. Ты справишься!»
Она подтянулась на руках; в глазах заискрило от напряжения. Страховочный канат дернулся; команда не зевала. Ее готовились втащить наверх.
Элли разжала руку, чтобы ухватиться поудобнее, но тут ей в спину с размаху ударил мощный порыв ветра. Удар был настолько силен, что стальные балки натужно застонали, а дирижабль страшно качнуло.
От толчка руку вывернуло, пальцы разжались, и Элли полетела вниз.
Она не успела по-настоящему испугаться. Страховочный пояс впился ей в грудь, канат щелкнул и натянулся. Элли бешено закрутило, как мячик на веревочке.
Со всех сторон хлестал ветер, в ушах выло и стонало. Перед глазами мелькала то мокрая обшивка дирижабля, то клочья тумана.
Прошла почти вечность, прежде чем вращение замедлилось. Теперь Элли толчками двигалась вверх. Страховочный пояс больно врезался в грудь, вдохнуть едва получалось. Ее тошнило.
Полыхнула молния, грянул раздирающий перепонки гром. На миг туман вспыхнул белесым светом, бездна под ногами словно разверзлась: показалась мятущаяся поверхность океана.
Элли судорожно ухватилась за веревку, подняла голову и увидела над собой искаженное бешенством лицо капитана Ларсена.
И вот тут-то она испугалась – до оцепенения. Вот теперь ей точно конец!
Капитан перегнулся через край галереи и вместе со всеми тянул канат. За его спиной мелькали бледные лица матросов и механиков.
Наконец, ее схватили под мышки сильные руки и втащили на галерею.
– Элли! Глупая девчонка! Убить тебя мало! – рявкнул ей в лицо Ларсен и коротко втянул воздух сквозь зубы, моргнув от боли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Капитан, вы ранены! У вас кровь на шее, – заметил Бумброк, наматывая на трясущуюся руку страховку.
– Пустяки. Оцарапался об арматуру, – Ларсен коснулся шеи и сморщился. С удивлением глянул на ладонь: перчатка была мокрой от крови.
Элли не отрываясь смотрела на его подбородок, по которому стекали красные капли. Другой рукой Ларсен прижимал ее к себе, а Элли распласталась на его груди и часто дышала.
Какой он сильный, надежный! Он злится на нее – это чувствуется. Но когда злишься на человека, хочешь оттолкнуть его. А капитан обнимает ее крепко, отчаянно, хоть и одной рукой.
– Ларсен, похоже, вы плечо вывихнули, – заметил Ройс. – А девчонка как?
– Ты как? – Ларсен заглянул ей в лицо.
– Я цела! – слабо ответила Элли. – А ты ранен! Тебе надо к доктору!
Пол дрогнул под ногами и заскрипел.
– Капитан, настил может оторваться, – сказал Бумброк. – Винты повылетали. Скорее в кабину! Теперь мы возьмемся за дело.
* * *
Элли вдруг стало дурно. Пожалуй, впервые в жизни. Что-то разладилось в ее механизмах – а может, ее человеческая часть не выдержала напряжения. Окружающий мир помутнел, голоса слились в глухой шум, под веками вспыхивали яркие круги и взрывались болью.
Кто-то ощупал ее, отстегнул страховочный пояс, усадил на пол.
Вокруг нее топали люди, гремели инструментами. Гудела лебедка, кабина мелко вибрировала.
Среди беспорядочных возгласов и гула она различала лишь голос Эвклида. Он громко и спокойно отдавал команды, один раз рассердился и выругался, потом коротко рассмеялся в ответ на какую-то шутку.
Среди механиков колыхалась черная, похожая на призрака фигура. Доктор Гризвольд упорно приставал к капитану с бинтами и марганцовкой, а тот отмахивался и раздавал указания.
Потом ее ухватили под мышки, закинули руку через чье-то плечо и повели. Ноги ступали сначала по ровной поверхности, голос Бумброка ласково велел:
– Тут лесенка. Ну-ка, ну-ка, одну ножку подними, теперь вторую! Умница, дочка! Вот и дошли.
Элли устроили на кушетке, дали в руки горячую кружку, накинули на плечи плед. Она помотала головой, отпила густого какао. Туман перед глазами развеялся.
Проморгалась и выяснила, что она находится в каюте с белыми стенами. В шкафчике за стеклянной дверью дребезжат склянки, на столе разложены блестящие инструменты. Лампы сияют ослепительным белым светом, ноздри щекочет едкий запах карболки.
Она в медотсеке.
– Элли! – доктор Гризвольд тронул ее за плечо. – Мне нужно вас осмотреть.
– Нет! – она мотнула головой и отставила кружку. – Я в полном порядке.
– И все же осмотр не помешает.
Гризвольд снял сюртук и надел халат.
– Вы спасли судно, – рассуждал он, намыливая руки. – Любопытно было за вами наблюдать. Вы поразительно держите равновесие. Проприоцептивная система артифис более совершенна, а ваши рецепторы и мышечный тонус...
– Что с «Горгоной»? Мы справились? – прервала его Элли.
– Справились. Дирижабль поднимается выше. Шторм стихает. Капитан нашел хороший воздушный поток. Еще немного потрясет, а дальше пойдем как по маслу. Раздевайтесь, пожалуйста. У вас может быть перелом ребра.
– А капитан? Он тоже ранен!
Гризвольд вытер руки и подошел к Элли.
– Когда вас тянули наверх, сорвалась балка на галерее. Он ее перехватил и удерживал, иначе вы могли пострадать. Ларсену повредило кожу на шее куском арматуры. Вывихнут плечевой сустав. Ему нужен покой, но я еле прогнал его с мостика.
Доктор заставил Элли встать и помог спустить верх комбинезона и платья. Он быстро ощупал ее холодными руками, приложил ухо к груди, послушал и довольно хмыкнул.
– Все в порядке. Сердце бьется как часы. На теле и руках даже царапин не осталось. Принимаю это как комплимент, потому что именно я в свое время занимался разработкой кожи для артифисов. Она пронизана сосудами в точности, как обычная, и способна к росту и регенерации. В будущем ее можно будет приживлять и обычным людям.
