известного как чистый известняк. Обыкновенный луч, проходя через этот минерал, разделялся на два отдельных луча, которые назывались «обычный» и «чрезвычайный», это свойство японские ученые потом использовали для создания дополнительного канала оптической коммуникации, когда в слоистой структуре жемчужины мог появиться один из тысячи крохотных хитроумно организованных кристаллов. При определенном освещении и затейливом преломлении света, направленного на подходящую поверхность, любая модифицированная таким образом жемчужина могла передать сообщение.
Для изощренного восточного ума это был обычный шаг — объединить параморфную шифровку с процессом Микимото, после чего каждая устрица на ежедневных рынках страны вдруг превратилась в потенциального курьера секретной информации. Если модифицированные таким образом жемчужины затем вставить в ювелирные украшения, размышляли изобретательные японцы, шеи и мочки ушей богатых женщин промышленного Запада могут стать посредниками, даже менее милосердными, чем море, по жестоким волнам которого плывут сообщения о тоске или просьбы о спасении, запечатанные в бутылки и брошенные на волю волн. Как иначе предотвратить злоупотребление жемчужинами, какое другое приношение по обету здесь возможно?
Сообщение от Вышестоящего Руководства приказывало экипажу немедленно принять надводное положение и отправиться по Внутренней области Земли в район Северного полюса, где им нужно было перехватить шхуну «Этьенн-Луи Малю», попытаться убедить ее капитана д-ра Олдена Форманса отменить экспедицию, которую он уже начал, применяя любые средства, кроме силы, что, хотя и не было напрямую «Друзьям Удачи» запрещено, создавало твердую презумпцию Плохого вкуса, которого каждый Друг Удачи, по старинной традиции, клялся избегать, по крайней мере, стремиться к этому.
Некоторые из величайших умов в истории науки, включая Кеплера, Галлея и Эйлера, размышляли о существовании так называемой «полой Земли». Была надежда, что однажды технология внутрипланетарной «обрезки», которую собирались использовать мальчики, станет обычной рутиной, столь же по-своему полезной, как Суэц или Панамский канал, доказавшие свою полезность для судоходства на поверхности. Но во времена, о которых мы говорим, для нашего маленького экипажа оставалась возможность ошеломленного удивления, поскольку «Беспокойство» покинуло царство солнечного света над Южным Индийским океаном, пересекло кромку Антарктики и начало боковое движение над необъятными просторами белизны, испещренной черными возвышенностями, к огромной темной полости, которая ужасающе дышала на расстоянии нескольких миль от них.
Но что-то казалось им странным.
— Навигация сейчас осложнена, — задумчиво сказал Рэндольф, в какой-то растерянности склоняясь над штурманским столом. — Ноузворт, вспомни старые дни. Мы знали всё загодя.
Небесные путешественники смотрели на стаи местных птиц, разлетающиеся длинными винтовыми спиралями, словно убегая от возможности быть втянутыми в некую пучину внутри планеты, которую чувствовали только они, как и исчезновение, до прихода более умеренного климата, вечных снегов, которые сначала заменит тундра, а потом — пастбища, деревья, плантации, а потом — даже одно или несколько поселений, только на Краю, подобно приграничным городам, где в былые времена проходили ежегодные ярмарки, жители внутренних областей приезжали, чтобы отовариться ямайским фонареглазом, огромными кристаллами с геомантическими свойствами, неочищенными рудами различных полезных металлов и грибами, не известными микологам мира поверхности, которые раньше регулярно ездили сюда в радужной надежде открыть новые виды с новыми свойствами стимуляции визионерского опыта.
Но во время этого путешествия полярный лед сохранялся почти до самого великого портала, который сам по себе оказался значительно меньше, с какой-то странной ледяной дымкой, цветом она почти сливалась с поверхностью, парила над порталом и опускалась внутрь, вскоре она стала столь плотной, что экипаж «Беспокойства» фактически летел вслепую, ведомый лишь своим чувством обоняния, среди ароматов горящей серы, грибниц и смолистых испарений огромных хвойных лесов, где росло что-то вроде сосен, фрагменты которых начали обрывками возникать из тумана.
Двигатели начали энергично гудеть, воздушное судно вошло в полость планеты. Антенны и рангоуты вскоре начали светиться бледно-голубым светом, намного более ярким, чем во время предыдущих переходов.
— Даже с учетом южной зимы, — отчитался Чик Заднелет, который вел учет светометрических показателей, — здесь намного темнее, чем было раньше, конечно, это связано с меньшим радиусом входного отверстия, через которое поступает меньше света с поверхности.
— Интересно, чем это вызвано, — нахмурился Рэндольф. — Не могу сказать, что мне это очень по душе.
— Излишнее внимание со стороны средних широт, — провозгласил Майлз в некоем пророческом экстазе. — Когда внутренняя полость чувствует угрозу, это защитный рефлекс, у всех живых существ он есть в той или иной форме........
Далеко «внизу», сквозь внутрипланетные сумерки, им удалось рассмотреть в огромной внутренней выемке, растянувшейся на большое расстояние, фосфоресцирующие цепочки и сети поселений, пересекавшие неосвещенные клочки девственной природы, на которые не ступала нога землепашца, настолько тихо, насколько позволяли нитроглицериновые двигатели, небесные путешественники осуществили свой переход.
— Как вы думаете, они знают, что мы здесь? — прошептал Линдси, как всегда во время такого перехода, всматриваясь в свой ночной бинокль.........
— Отсутствуют какие-либо признаки другого воздушного движения, — пожал плечами Рэндольф, — это, кажется, незначительная точка.
— Если бы у кого-то из них там внизу были орудия большого радиуса поражения, — ехидно предположил Чик, — разрушительные лучи, возможно, или линзы для фокусировки полярного сияния на нашей слишком уязвимой обшивке, они могли бы только и поджидать, пока мы подлетим поближе.
— Тогда, возможно, нам нужно объявить повышенную боевую готовность, — предложил Линдси Ноусворт.
— Хихи, толпа нервных глупышек, — начал насмешничать Дерби Сосунок. — Продолжайте чесать языками, леди, возможно, ваши тревоги ввергнут нас в настоящую катастрофу.
— Появилось сообщение в приборе Теслы, — приглушенным голосом сказал Майлз, обслуживавший беспроводные устройства на «Беспокойстве».
— Откуда ты знаешь, Жучий мозг?
— Послушайте.
Майлз, спокойно улыбаясь, в чем человек более приземленный легко распознал бы провокацию, протянул руку и переключил рубильники на консоли перед ним, после чего находившееся рядом электронное звуковое реле с фырканьем ожило.
Сначала «шум» казался просто совокупностью магнито-атмосферных помех, к которым мальчики с возрастом привыкли, возможно, здесь их усиливало чрезвычайно резонантное пространство, в которое они погружались всё глубже. Но сейчас в эфире начали проступать человеческие тембры и ритмы — не столько речь, сколько музыка, словно сумрачные лье, над которыми они пролетали, были связаны с помощью песни. Линдси, офицер по коммуникации, прижал ухо к прибору Теслы, напряженно прищурившись, но, в конце концов, покачал головой:
— Слишком невнятно.
— Они зовут
