– Приятно познакомится, Этли. Я – Кир, – отвечает он.
– Девочка – умница, – подмечает Маша, подошедшая минутой позже и наблюдавшая эту, немного двусмысленную, сцену. – Незнакомым людям лучше не говорить свое имя. Я – Маша.
Лицо Этли озаряет улыбка.
– Привет, – кажется, она немного расслабляется, увидев Машу, и, повернувшись к Киру, добавляет уже дружелюбнее: – Здравствуйте.
– Это моя сестра, – запоздало сообщаю я.
– Ведете ее в школу? – спрашивает Маша, чуть прищурившись. Возникает ощущение, что ее простой вопрос имеет скрытый смысл: словно она знает, что мне около 300 лет и, гипотетически, этот ребенок может быть моим.
– Да, – изображаю искреннее недоумение, будто бы эта девочка не свалилась на нас как снег на голову.
«Придем в школу, я пойду переговорить с директором, а ты отведи ее к Виктории Александровне Корткиной, с ней я уже договорился, 2 «Б» класс»,– Теон мысленно озвучивает план действий.
Я киваю.
Кабинет 2 «Б» находится на первом этаже слева от медпункта. Прежде, чем зайти внутрь и позвать учителя, я, присев, разворачиваю Этиэль к себе лицом. Я не собираюсь выспрашивать девочку о чем-то, просто хочется посмотреть на нее и убедится, что-то все хорошо, и Этиэль не боится зайти в этот страшный, незнакомый кабинет.
– Ну, что? – спрашиваю. – Будешь заходить? Учитель хорошая, я ее пару раз видела, она совсем незлая и тебя не обидит.
Этли решительно кивает, вручив мне своего кролика.
– Не возьмешь с собой? – изумляюсь я. – Ты ведь можешь превратить его в портфель. Кстати, чуть не забыла. Возьми.
Протягиваю девочке пакет со школьными принадлежностями, которые вчера для нее купила. Смешно, конечно, но получилось так, что мы с Теоном негласно заранее отправили ее в школу.
– Спасибо, – отвечает Этли.
– Точно не возьмешь его с собой? – указываю на кролика.
– Нет. Я тебе доверяю, – коротко отвечает Этли и, улыбнувшись, сама заходит в класс.
А я как дура продолжаю стоять и улыбаться, так, словно получила самый ценный подарок.
Глава 15. Поцелуй
Небо над головой, укрытое темно-серой завесой туч, предвещало начало дождя. Удушающий запах пыли становился сильнее, и я плотнее кутался в плащ, чтобы хоть немного укрыться от раздражающих небесных слез.
Ненавижу дождь, из-за него и без того тусклый мир, становиться еще невзрачнее, дороги превращаются в одну грязно-землистую массу, затрудняющую передвижения повозок, а мокрые капли, словно струи змеиного яда, приносят с собой болезни.
Это решение далось нелегко, но все же я не стал отступать. Меня унизили, и я отомстил. Но теперь этого мало...
Неизвестное всегда манит и пугает, но стоит сделать шаг, как прыжок дается намного легче. Что меня ждет? На этот вопрос нет ответа. Да это и неважно, если после всего я смогу их всех уничтожить, то...
Просыпаюсь переполненный странной пустотой, словно меня лишили того, в чем я отчаянно нуждался...Уничтожить... Это последнее, что я четко расслышал из своего сна. Уничтожить? Кого и зачем? Этот сон – не обрывок воспоминания: в нем мужчина, идущий по дороге, не был мной. Никогда в жизни я не чувствовал такое безразличие, хладнокровие и отстраненность. Он рассуждал о вендетте так, будто в этом нет ничего противоестественного, при этом он не чувствовал ни злости ни ярости, только невыносимую опустошенность.
Неосознанно прижимаю руку к груди, боясь, что этот сон вынет из сердца нечто витально необходимое. И вправду, на секунду, кажется, будто пустота из сна просовывает свои тонкие, когтистые пальцы мне под ребра. Полежав еще с минуту, уткнувшись в подушку, решаю выпить кофе.
Я слишком встревожен, потому не могу усидеть на месте: взяв кружку в руки, начинаю бродить по квартире.
Наступило воскресенье – день, когда не надо никуда спешить. Поставив чашку на подоконник в кухне, касаюсь ладонью стекла, разделяющего меня и ослепительно белые завихрения снега в воздухе. Зима уже успела укутать снежным паланкином все вокруг. Смотря, как времена года сменяют друг друга, вспоминаю, что жизнь не застыла на месте. А вот я за 300 лет ни капельки не изменился. Может, дело в проклятии или в семейном наследии – венефикусы из Совета Семи после Знаменной Ночи перестают стареть, пока у их первенца не появится наследник. Так написано в «Хрониках», хотя на деле все зависело от силы крови и обстоятельств. Помню, мне рассказывали, что Авитус, отец короля Велиуса, перестал стареть, только когда у него родился второй сын. Но это все равно не имеет значения, раз уж Дея меня не помнит. Хотя, может, я для нее ничего и не значил... В молодости многие видят большие плюсы, но как по мне, так лучше стареть вместе с любимым человеком, наблюдая, как дети взрослеют, совершая ошибки, чем жить во власти инстинкта, не подчиняющегося логике и приносящего боль, быть лишь тенью и безликим попутчиком. Ведь какой смысл мне пытаться строить свою жизнь, если она полностью мне не принадлежит?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Конечно, за последнее время многое что изменилось. Я, в какой-то мере, переосмыслил свою существование, решив в большей степени игнорировать Связь между мной и Деей, играя роль немного вспыльчивого друга, а не мрачного спутника. И пока мой спектакль одного актера удается на славу. Более того, я и сам поверил в то, что Septimus Sensu можно контролировать, и в моих силах превратить себя в друга той, что связана со мной красной лентой судьбы. К тому же с появлением Этиэль мысли, напоминавшие одну большую заезженную пластинку, стали потихоньку отступать, уступая место заботам, связанным с воспитанием упрямого восьмилетнего дитя.
Появление Этли мы оба восприняли с опаской и подозрением, но вот прошло чуть меньше двух месяцев, и мы, вместо того, чтобы ругаться по пустякам и обмениваться колкостями, спорим о том, что лучше купить маленькой упрямице, что полезнее ей съесть или как правильно решить задачу для второго класса. В сущности, конечно, мы все равно ругаемся, но без тяжких последствий, ведь споря о полезности овощей для младших школьников, мне не особо хочется приплетать овощ, с которым Дея встречается. Хотя, честно говоря, Кир – хороший парень, но если уж я не могу оскорблять его ни в присутствии Деи, ни в лицо, буду делать это в мыслях. Как ни крути, он отбил у меня почти невесту.
Белоснежный настил напоминает о пустоте из сна, и я, отвернувшись от окна, продолжаю дальше мерить шагами квартиру. Оказавшись около комнаты Деи, замечаю, что дверь открыта и, не удержавшись, заглядываю внутрь.
От неожиданности чашка с кофе чуть не выскальзывает из рук. Потерев левой рукой глаза, убеждаюсь, что увиденное – реальность. Этиэль, как ни в чем ни бывало, сидит за столом, что-то рисуя, но не это меня поразило и сбило с толку. То, на чем сейчас спит Дея, разительно отличается от простой двуспальной кровати цвета темной вишни с цветастым одеялом.
– Доброе утро! – Этиэль, подбежав, тянет меня за рукав и тащит к изголовью царского ложа, поросшего плющом и тернием. Погодите-ка, разве королевская опочивальня должна выглядеть так, словно выросла посреди леса? И тут меня осеняет.
– Спящая красавица? – спрашиваю я у девочки.
– Да, – радостно отвечает та. – Тебе нравится?
– Конечно, но… – осторожно начинаю, – разве я тебе не говорил, не использовать магию просто так?
Не хватало еще, чтобы Кир и Маша увидели этот массивный кусок мрамора, выросший, словно из-под земли. Этиэль надувает губки, одним своим видом показывая, какой я зануда.
– Пожалуйста, верни кровать обратно. У Деи аллергия на мрамор.
Этли смеется:
– Только кровать?
– В каком смысле? – ловлю взглядом озорные зеленые глазки на фарфоровом личике.
– Смотри, – девочка указывает на спящую Дею, и вправду, что-то в ней не так. И как я сразу не приметил небольшую тиару в уложенных волосах, темно-рыжими волнами ниспадающих с плеч, покрытых розовым шелком?
– Спящая красавица… – повторяю я, не веря своим глазам. Ладно, кровать, но превратить Дею в героиню сказки… Неужели все дети в Интермундусе поголовно стали вундеркиндами?
