– Тех, кто нас убил.
– Айе. – Взгляд Синего Дженнера устремился куда-то вдаль. Может, к личным зарубкам, отмечающим покойников. – Тех особенно. Ты как сам, ничего?
– Однажды сломал руку. До конца так и не вылечил.
– Такого не бывает, чтобы вылечил и забыл. – Синий Дженнер всморкнулся, громко прохаркнулся, пожевал губами и закрутил плевок через стены. – Кажется, этой ночью Колючка Бату познакомила с собой наших гостей.
– Айе, – согласился Рэйт. Сквозь крыло лагеря Яркого Йиллинга пролегал выжженный шрам, и, судя по запаху горелой соломы, она хорошо потрудилась над его обозами с сеном.
– С этой девкой здорово дружить и очень, очень плохо ссориться. – Дженнер хихикнул. – Она мне понравилась, еще когда в первый раз наткнулся на них у Запретной.
– Ты ходил по Запретной? – спросил Рэйт.
– Три раза.
– На что она похожа?
– Сильно смахивает на большую реку.
Рэйт уже глядел мимо, на покосившийся проход в башню Гудрун. Оттуда только что вышел Рэкки. Морской бриз ерошил светлые волосы, пока он тревожно всматривался в Йиллинговые огромные погребальные насыпи.
Дженнер вопросительно поднял бровь.
– Давай, может, помогу?
– Некоторые вещи положено делать самому. – Минуя старичину-разбойника, Рэйт потрепал его за плечо.
– Брат.
Рэкки не взглянул на него, только на виске его вздрогнула жилка.
– Кто – я?
– Не знаю, но ты обалденно здорово на меня похож.
Рэкки не улыбнулся.
– Иди лучше своей дорогой.
– Почему? – Но, не успев это произнести, Рэйт ощутил присутствие некой могучей силы и нехотя развернулся. Крушитель Мечей пригнулся в проеме прохода и шагнул под утреннее солнце. За его плечом следовал Сориорн.
– Смотри-ка, кто тут рассекает, – пропел Горм.
Сориорн тщательно поправил свой гранатовый невольничий ошейник.
– Это Рэйт. – Он, как обычно, произносил мало слов, да и те очевидны.
Горм прикрыл глаза и стоял, вслушиваясь в отдаленные распевы жрецов Единого Бога.
– Вот настоящая музыка! Что еще так успокаивает по утрам, как не псалмы врага по погибшим?
– Может, арфа? – бросил Рэйт. – Я люблю слушать арфу.
Горм открыл глаза.
– Ты серьезно считаешь, будто шутки срастят сломанное тобою?
– Они не повредят, государь. Я хотел бы вас поздравить с помолвкой. – Хоть и трудно представить, от чьей бы помолвки он был в наименьшем восторге. – Скара будет королевой всему миру на зависть, а в приданое принесет с собой Тровенланд.
– Бесспорно, выигрыш высок. – Горм простер руку и взмахом обвел воинов, что со всех сторон окружали крепость. – Но перед тем, как я предъявлю на него права, остается одна ерундовинка – разбить здесь Верховного короля. Твоя неверность вынудила меня поставить все на изворотливость отца Ярви взамен наших с матерью Скейр планов замириться с праматерью Вексен.
Рэйт кинул взгляд на Рэкки, но брат не отрывал глаз от камней под ногами.
– Я и не думал…
– Я развел псов не для того, чтобы они думали. Я держу их ради послушания. Мне ни к чему беспородные шавки, которые не желают прибегать по свистку. Которые не рвут клыками, когда я велю рвать. Таким никудышным созданиям под моим кровом приюта нет. Я предупреждал тебя, когда разглядел в тебе зернышко жалости. Я предвидел: придет время – и ты им подавишься. Так и вышло. – Горм отвернулся, качая головой. – Столько ребят, готовых сто раз убить, только б оказаться на твоем месте, – и угораздило же меня взять тебя!
– Одно расстройство, – добавил Сориорн и с прощальной ехидной усмешкой двинулся за хозяином.
Рэйт остался стоять в тишине. Было время, он выделял Гром-гиль-Горма среди прочих людей, восхищался им. За его силу. За безжалостность. Мечтал стать на него похожим.
– С трудом верится, что когда-то я боготворил этого козла.
– Вот здесь мы отличаемся, – протянул Рэкки. – Я-то всю жизнь его ненавидел. Тут, однако, другой расклад. Мне без него по-прежнему не обойтись. Что ты задумал провернуть?
– Ничего я не думал. – Рэйт насупился на брата. – Не так-то легко убивать того, кто не сделал тебе ничего плохого.
– Никто и не обещал, что будет легко.
– Ладно, все нетрудно, если не тебе этим заниматься. Я смотрю, ты у нас любитель серьезных дел, – отчеканил Рэйт, пытаясь понизить голос, а заодно опустить кулаки, – вот только делать их приходится мне!
– Ладно, значит, ты мне уже не помощник? – Рэкки ткнул пальцем в сторону Бейловой залы. – Раз выбрал эту сучку вместо родного…
– Не называй ее так! – рявкнул Рэйт, кулаки его набухли. – Я просто выбрал ее не убивать!
– И вот куда нас занесло. Вовремя ты решил помучиться совестью. – Рэкки повернул голову к могилам. – Буду молиться за тебя, братик.
Рэйт хмыкнул:
– Вспомни селян на границе. Как думаешь, они молились, когда мы явились в ночи? Молились, да так горячо, как только хватало сил!
– Ну и что?
– Молитвы не уберегли их от меня. С какой стати молитвы спасут меня от какого-нибудь другого подонка? – И Рэйт отправился вдоль стены, назад к Синему Дженнеру.
– Неприятности? – спросил старый налетчик.
– Выше крыши.
– Семья есть семья. Полагаю, рано или поздно брата ты переубедишь.
– Возможно. Правда, Крушитель Мечей не настолько уступчив.
– По нему заметно – уступать он не любит.
– Я с ним завязал. – Рэйт плюнул со стены. – И с собой завязал. С тем, кем я был.
– Тебе нравилось им быть?
– В то время – еще как. Хотя, сдается мне теперь, я был самым настоящим гадом. – Лицо той женщины не хотело его отпускать, и он проглотил ком и уставился на старые плиты под ногами. – Откуда люди узнают, что поступают правильно?
Дженнер устало пшикнул, сдувая щеки.
– Я полжизни прожил, делая все вкривь и вкось. Почти всю оставшуюся половину старался кривить хоть малость ровнее. Те пара-тройка раз, когда я действительно правильно поступал, удались в основном по случайности.
– А ты среди всех моих знакомых, наверно, будешь… самый лучший человек.
Глаза Синего Дженнера выскочили на лоб:
– Ну, спасибо за похвалу. И как мне тебя жаль!
– И мне, и мне, старикашка. – Рэйт наблюдал, как по стану Яркого Йиллинга елозят маленькие фигурки. Бойцы выползали из постелей, собирались у костров, раскладывали завтрак. Может, где-то там старик с юнцом смотрят, задрав головы, на их стену и тоже мелют какую-то чушь.
– Как считаешь, сегодня они навалятся снова?
– Айе, и это меня почему-то странно тревожит.
– Лестницам ни за что не одолеть эти стены. До скончания века.
– Не одолеть, и Йиллинг знает об этом. Тогда зачем тратит силы впустую?
– Держать нас в страхе. Держать на взводе. Осада это или нет? Как-то же ему надо до нас добраться.
– Желательно так, чтоб горела звездой его слава. – Дженнер кивком указал на могилы. – Вы после битвы роете большие курганы для каждого ратника?
– В большинстве кучей сжигаем, но эти Единобожьи поклонники чудно обходятся с покойниками.
– И зачем так близко к нашим стенам? От врага прячут боль. Потери не подсовывают под нос неприятелю, даже если они на тебе не сказываются.
Рэйт поднял руку и вытер с уха старую запекшуюся корку.
– Правильно понял, у тебя объяснение готово?
– Вижу, ты начал уважать мое мнение. – Дженнер вытянул подбородок и почесал шею. – Я тут сообразил, что, вполне вероятно, Йиллинг командует идти на штурм лишь для того, чтобы обзавестись телами для похорон.
– Он – что?
– Он поклоняется Смерти, ведь так? А людей у него полно – отстегнуть не жалко.
– На черта убивать людей только ради того, чтоб похоронить?
– А чтоб мы думали, будто он ничем больше не занят. Но, чует моя шея, ночи напролет всего лишь в выстреле из лука от самого неукрепленного участка он роет не только могилы.
С минуту Рэйт пялился на него, потом на бурые горбы за стеною. По спине пронеслась холодная дрожь.
– Они прокладывают подкоп под стены.
34. Пыль
Для мальчишки, которого против воли заставили возмужать, Колл насмотрелся на разные города. На суровый Вульсгард по весне и бурливый Калейв летней порой, на славный и мощный эльфьими стенами Скегенхаус и прекрасный Ялетофт до того, как тот был предан огню. Он побывал в долгом путешествии по извилистой Священной, пересекал волоки и открытую степь, а под конец, раззявив очи, замирал от чудес Первограда, величайшего людского поселения на свете.
Рядом с эльфийскими руинами Строкома все они – ничтожная мелюзга.
Колл ступал, не отставая от Скифр и двух служителей, по черным дорогам шириной с рыночную площадь Торлбю. Дороги то вгрызались в землю наполненными эхом туннелями, то громоздились одна над одной на могучих опорах из камня, сплетаясь в бредовые, исполинские узлы, а сверху разбитые глаза из стекла печально взирали на запустение. Искатели шли в безмолвии, каждый наедине с собствнными тревогами. За судьбы мира, за тех, кого любит, за самого себя. На пути ничего живого. Ни травинки, ни птицы, не проползло ни жука. Лишь тишина и вековечный распад. Все вокруг, миля за милей, невероятные достижения прошлых эпох – ветшало, разлагалось в прах.
