Чувствуя себя последним подлецом, он приступил к процессу соблазнения, который на удивление пошел как по накатанной. Бедная студентка, ошалевшая от голодной жизни в общежитии и твердо вознамерившаяся остаться в большом городе, помогала ему изо всех сил, интуитивно держась в рамках и стараясь не спугнуть. Она была уверена, что таких ископаемых в природе уже нет. Александр шел к цели настолько издалека, что все действо напоминало анекдотичную ситуацию с надеванием брюк через голову. Карина направляла его изо всех сил, подбадривая и помогая осмелеть. Смелел Саша чрезвычайно медленно. Через месяц он отважился поцеловать ей руку, еще через неделю – поцелуй в лоб при прощании у дверей общежития, еще через неделю в кино он положил ей руку на колено. Карина доверчиво склонила кудрявую головку на его плечо и посмотрела долгим наивным взглядом. Деньги, присланные родителями, закончились, от стипендии остались жалкие крохи. Хотелось есть и определенности, а еще – завистливых взглядов подруг, городского мужа и прописки. Поэтому Карина затащила Сашу в общежитие и довела историю до логического завершения. Кавалер, конечно, слегка удивился, что он не первый, но спрашивать ничего не стал, сообщив, что как честный человек и восхищенный мужчина обязательно женится. Только надо познакомить невесту с мамой.
Карина, справедливо рассудив, что вряд ли мама такая же варежка, как ее отпрыск, начала активно бояться и даже предложила сделать маме сюрприз. Что-то подсказывало Саше: сюрприз родительницу может и не обрадовать. Поэтому он поделился новостью с Костей. Костя, несмотря на юношеское легкомыслие, в житейском плане всегда был мудрее брата, поэтому не упускал из виду квартирный вопрос.
Они тогда крупно поссорились, но в итоге Костя оказался прав. Ни слова не сказав брату, Константин нашел Карину, изобразил мексиканские страсти и позвал замуж. Это было немыслимой подлостью, но еще больше Сашу потряс тот факт, что Карина согласилась. Собственно, пронырливая провинциалка попалась в свои же сети. Ей было абсолютно все равно, за кого из братьев выходить, благо что от перестановки мест слагаемых сумма, как известно, не меняется. Проще говоря: прописка, квартира и городской муж у нее оставались, а личность мужа была не так уж и важна. За исключением того факта, что Костя ей понравился гораздо больше.
Никакой свадьбы, разумеется, не случилось, зато Александр надолго потерял веру в женщин.
И вот на его пути встретилась Анечка. Не красавица, но эффектная, не семи пядей во лбу, но и не какая-нибудь сельская дуреха, интересующаяся пропиской, не зашуганная скромница, но и не разбитная Женя из его молодости.
За Анечкой он ухаживал недолго. А чего тянуть, если скоро сорок, а девушку могут увести? Тем более что работала она в фирме давно, и никаких сюрпризов с ее стороны последовать не могло. У Ани был молодой человек, с которым она рассталась. Подробностей невеста не рассказывала, ограничившись упоминанием, что это было больно и вспоминать не хочется. Она была честна, искренна и открыта: хочется семьи, надежности и доверия. А еще – детей.
Маме девушка понравилась, Костя тоже не возражал, тем более что его попытку проверить стойкость бастионов Аня решительно пресекла. Все были удовлетворены. Любви никакой особой не было, но было понимание и уравновешенное довольство друг другом. Свадьба состоялась, беременность тоже. Правда, беременность была тяжелой, будущая мать долго лежала на сохранении и родила раньше срока.
Когда малышу исполнилось восемь месяцев, внезапно выяснилось, что ребенок как раз не Сашин, а того самого молодого человека, роман с которым предшествовал свадьбе.
Серафима в ужасе всплеснула руками и с сочувствием уставилась на мученика. Надо же, сколько всего на мужика навалилось!
– А точно не твой? – на всякий случай переспросила она. То ли не зная, что сказать от смущения и сострадания, то ли надеясь помочь восстановлению семьи.
– Абсолютно. – Саша вдруг желчно и зло начал рассказывать, как застукал жену во время разговора с бывшим бойфрендом, как узнал, что она получает с него деньги на ребенка.
– И главное, – горячился Саша, – я посмотрел на него и понял, что это не мой сын. В нем ничего моего нет! Абсолютно! Черты лица не наши, глаза не мои и не ее. Представляешь, я потерял и жену, и ребенка. Как после такого вернуться к жизни? Как верить? Кому?
– Кошмар, – пробормотала Сима. Наверное, следовало сказать, что ей-то верить можно, но это было бы не к месту. Право на доверие завоевывается поступками, а не словами и обещаниями.
Ей вдруг захотелось сделать этого загнанного мужика счастливым. В сердце что-то ворошилось: не то жалость, не то нежность. Но что-то там определенно было.
«А вдруг», – подумала она недоверчиво, но с робкой надеждой. Серафиме тоже очень хотелось найти то, что искала. Жаль только, что на данном этапе было не разобрать: то это или еще не то.
–Разуваева, ну какая же ты капризная, – вздохнула Дарья, которой Сима позвонила, едва вернувшись со свидания. – Чего ты сразу разобраться норовишь? Погуляй, повстречайся, а потом уже делай выводы.
– А если я пойму, что не люблю? Представляешь, какой стресс у него будет. Человек и так за жизнь настрадался!
– Ага. А ты, значит, желаешь сберечь его хрупкую детскую психику? Великодушно. Только есть риск, что, ежели что, твою психику никто беречь не будет. Это не лотерея, когда проигрышный билетик можно выбросить. Это надолго и, возможно, с последствиями.
– Не пугай.
– Я не пугаю. Я рассуждаю, – хмыкнула Малашкина.
Серафима долго ворочалась. Не спалось. Она все пыталась вспомнить Сашино лицо, но почему-то не получалось.
Утром она побрела на работу, размышляя о конфликте логики, жалости и надежд. Мужчин подходящего роста в последнее время в ближайшем окружении было предостаточно, а вот результата не наблюдалось. Увлекшись философией, Серафима чуть не затоптала Ингу, застрявшую на выходе из подъезда. Мадемуазель Бартышкина выглядывала в дверную щель и сопела.
– Ты чего тут? – опешила Сима.
– Надо, – туманно отмахнулась подруга.
– Помочь?
– Тихо!
Мимо подъезда шел Юра.
– О, Юрик, привет! – обрадовалась Серафима, вытолкнув Ингу наружу. – А мы тоже на работу идем. Хотя я могу вас оставить.
Серафима понимающе подмигнула и только в этот момент осознала, что ни Инга, ни Востриковский особо друг другу не обрадовались. Жизнь мелькала калейдоскопом, тасуя судьбы, словно затертые карты в старой колоде. Сима поняла, что упустила последние изменения в личной жизни Бартышкиной.
Юра, вежливо кивнув, припустил вперед, как циркуль с моторчиком.
