Потратив два месяца на согласование позиций по здравницам, санаториям да через верных людей — элиты уяснили, что существуют две группировки, интересы которых разошлись сразу по устранении Горбачева. Первая — группировка Гейдара Алиева, к которой примкнул почти весь Совмин и некоторые люди в аппарате ЦК. Вторая группировка — группировка Громыко-Соломенцева. Именно так — потому что ведущим в этой связке был все же Громыко, мистер «нет», почти бессменный министр иностранных дел СССР, человек иезуитской хитрости. К ней примкнули и разгромленные остатки реформаторов, совершенно не разделяющие ценности этой группировки — примкнули, чтобы не быть окончательно уничтоженными. Алиев смещался вправо, это было очевидно, он все больше и больше опирался на Совмин, которым пару лет руководил вместо престарелого Тихонова, на Государственную техническую комиссию, на директоров заводов. Значит — Громыко-Соломенцеву ничего не оставалось, как искать поддержки в партийных структурах и партия — могла им пойти в этом навстречу.
Совещание — точнее не совещание, а первую встречу для прощупывания позиций — назначили в санатории, принадлежавшему Управлению делами ЦК КПСС — по странному стечению обстоятельств, тому же самому, в котором Горбачев тайно встречался с Шеварднадзе и Яковлевым. В этот санаторий лег на обследование член Политбюро ЦК КПСС Громыко — и в то же самое время в санатории оказался Борис Яковлевич Панкратьев, академик, заместитель директора Института марксизма-ленинизма, известного рассадника заразы. Директор института был арестован за измену Родине, и.о. назначили со стороны и Панкратьев был этим сильно недоволен.
В один прекрасный день — Громыко вышел из процедурного кабинета, где дышал кислородом на какой-то немецкой машине и, кашляя (после этой дряни всегда хотелось кашлять — легкие чистились) прошел коридором к другому процедурному кабинету, где у академика был назначен массаж.
Дверь была на замке. Прислушавшись, Громыко понял, в чем дело…
— Козел старый… — недобро выругался он, стукнул раздельно три раза, потом еще — три раза. За дверью раздалась какая-то возня, потом, минуты через три дверь открылась…
Все было уже пристойно. Девица одела медицинский халатик — короче, чем обычный, Борис Яковлевич лежал, накрытый большим, банным полотенцем.
— Заходи, Андрей Александрович… Я тут… кхе-кхе… задержался немного. Леночка, помоги одеться…
Совсем страх потеряли…
Панкратьев — был человеком… широко известным в узких кругах. То, что в институте вся профессура трахала студенток и аспиранток — это всем было хорошо известно, девушкам защититься было почти невозможно без того, чтобы лечь. Но это еще ничего — а вот Панкратьев ушел из семьи к девице, годящейся ему в дочери. Моральное разложение, однако, тем более в таком месте — партбилет на стол и гуляй, Вася. Но Панкратьев тоже был не промах, когда касалось лично его — прорвался к Брежневу, упал на колени. Именно ему Брежнев сказал известное «Ну люби, дорогой, люби, если ничего не поделать».
По-видимому, старый козел не унялся, так и сияет. Подбросить что ли на Политбюро идейку, что в ИМЛ не все благополучно… тем более при Алиеве. А то совсем — страх потеряли.
Тяжело пыхтя — академик надел брюки, майку, потом свитер и легкую куртку. Подмигнул Громыко — видимо, его уже числили списанным, хотя он и вернулся. Б… думают, что это мы от них зависим, а не они от нас. Да стоит только…
— Заходите еще, Борис Яковлевич… — с недвусмысленным намеком сказала Леночка, готовая закрыть за ними дверь.
— Обязательно зайду, кисонька. Обязательно…
Дверь закрылась.
— Охренел? — грубо осведомился Громыко — страх потерял?
— Да ты что, Андрей Александрович, не вели казнить, вели слово молвить. Даже в Библии в Ветхом завете написано, что это лучший способ достичь долголетия. А Библия — она дело говорит, ох дело. Я прочитал…
— Ты ее еще на стол выложи. Рядом с цитатником Ленина, который ты девятый год готовишь, и все не приготовишь.
Панкратов почувствовал, что перегнул палку. Пока он радеет за общие интересы — его поддержат и защитят, но если лично ему начнут шить аморалку — от него отвернутся. Твои проблемы, головой надо думать, а не…
— Ну не серчай, Андрей Александрович. Бес попутал.
— Мне то что… — как то разом успокоился Громыко — тебе на заседании парткома оправдываться, не мне…
— Партком, партком… Ты мне лучше скажи глобально, товарищ Громыко — вот что у нас сейчас в партии происходит, а?
Легкомысленная интонация не соответствовала сути вопроса. Громыко застал еще те времена, когда за такие разговоры — можно было и десять лет без права переписки огрести… это сейчас все обнаглели в предел… море по колено, лужа — с головой!
— А что в ней такое происходит? А?
— А ты не знаешь. Генерального секретаря убили…
Громыко резко схватил собеседника за плечо, развернул лицом к себе.
— Ты что — а? Совсем страх потеряли? Кого это убили — ты думай, что несешь!
Панкратов не повел бровью.
— А что — не так?
Громыко отпустил плечо Панкратьева — совсем не боится. б…ун старый. Ничего, бешеная собака еще покусает…
— Генеральный секретарь ЦК Горбачев погиб в авиационной катастрофе. Всё. Есть возражения по этому поводу?
— Да у меня то нет. У людей — есть…
— А что же эти люди не встанут и не скажут, а? Так мол и так, товарищи — официальной версии не верим, просим организовать расследование. Или — все смелые как по пансионатам да по кухням, а как встать и сказать…
Громыко разозлился — сильно. Он хотел строить разговор совсем по-другому — но сейчас испытывал омерзение и злобу на регионалов, которые горазды были где-то и о чем-то шептаться, а как надо встать и сказать…
Вопрос шел — кто кого переломит. Здесь и сейчас. И первым не выдержал Панкратьев. Слабоват был против карьерного дипломата, прозванного Мистер нет, человека еще сталинской закалки. Любителю молоденьких девочек — с таким не справиться.
— Да ты чего, Андрей Александрович… — привычно заканючил Панкратьев — на меня как на врага смотришь. Я же преданный… делу партии человек…. чего только скажи, я…
Громыко с омерзением слушал идущего… нет, ковыляющего рядом человека. Что же за люди то такие пошли — мразь мразью.
Внезапно — он рванул соседа за воротник, заставил наклониться.
— Какой ты враг… — процедил сквозь зубы Громыко — дурак старый… Кто к тебе подкатил ну? Не пощажу!
— Андрей Александрович!
— Кто?! Говори, б…!
— Везиров! Везиров!
От неожиданности Громыко выпустил воротник Панкратьева.
— Врешь!
Абдурахман Халил Везиров был только что назначенным первым секретарем ЦК республики Азербайджан, вместо ушедшего в Москву Багирова. Алиев не возражал, думали что это человек Алиева… а теперь — на тебе.
— Правду говорю, Андрей Андреевич! Ну хочешь, на партбилете поклянусь!
Мразь — она и есть мразь.
— Сам лично с ним говорил?
— Да нет, нет! Человек от него был!
— Кто?!
— Бакаев! Бакаев из представительства! Его доверенный человек.
Представительство… Теперь новая мода пошла от Горбачева — каждая союзная республика открывает в Москве свое представительство — чуть ли не квазипосольство. Там уважаемые люди, им квартиру служебную подавай, дети в Москве учатся, в Москве в институт поступают… совсем охренели от безнаказанности.
А то, что сам Везиров не пришел — оно и понятно. Теперь если все всплывет — Везиров от всего откажется, сдаст своего человека.
— И что он говорил?
— Говорил, что работа идет. Везиров не один там.
— Какая работа?
— Созыв съезда. Перед съездом что-то в прессу грохнут. Призовут к ответу.
Громыко усмехнулся.
— Жидковаты вы… к ответу то призывать… штаны сначала поменяйте, воняет уже. Он конкретно — против кого все это затевает?
Панкратьев огляделся, как плохой шпион — потом показал наверх.
— Ему варианты нужны. Конкретно — решение Карабахского вопроса. При Горбаче — вокруг него одни армяне вились. Это плохо говорит. Очень плохо.
В принципе он прав. Шахгназаров, Баграмов, Аганбегян, Ситарян. Одни армяне. Но и этот, б… Хорош. Это же получается, что он Центр шантажирует! Региональный князек, на должности без году неделя — и Центр шантажирует!
С…а!
— Андрей Александрович…
— Заткнись!
Громыко лихорадочно думал. Что-то надо делать… сыплется все, люди распустились, краев не видят. Везиров центр шантажирует, Алиев докладывал на прошлом заседании — в Армении неладно, подумали, что это он просто против армян прет — а если и в самом деле? Через Узбекистан наркоту прут, оружие… Таджикистан на самой границе… уже Ош полыхнул, еле подавили… ох, неладно что-то. И если кто-то еще и раскачивать начнет…
