Теперь Аэлин кивнула с большей энергичностью.
— И то, что он держит меня в клетке, не поспособствует доверию со стороны Мальстена?
— Именно, — вздохнула Кара. — И поэтому я должна выяснить, насколько ты опасна, чтобы понять, можно ли тебя выпустить.
— Непростая задача, — оценивающе хмыкнула Аэлин.
— Не то слово. — Кара вернула ей усмешку. — Но в твоих силах облегчить мне ее, если теперь, когда ты знаешь, что зла Мальстену Бэстифар не желает, ты ответишь, каковы твои намерения.
Аэлин задумалась.
— Мне тоже непросто ответить однозначно, — честно призналась она. — Вы держите моего отца в плену и выпускать его не собираетесь. Я понимаю, что если это станет для меня ключевым условием, мы упремся в неразрешимый конфликт, и ситуация только усложнится. В итоге пленников станет трое.
Кара кивнула.
— Рада, что ты это понимаешь. Хотя, надо думать, тебе от этого совсем не радостно.
— Не поспоришь, — печально усмехнулась Аэлин. — Мне нужно понять, как с этим быть, ведь ради освобождения своего отца я и приехала сюда.
— А ты понимаешь, что, стоит освободить Грэга, как он попытается исполнить свое намерение насчет Бэстифара? — спросила Кара, и в глазах ее на миг мелькнуло опасение. — Уверена, что он не ушел бы без этого, даже если б вам с Мальстеном удалось его освободить.
Аэлин передернула плечами.
— Не могу утверждать этого с уверенностью, но, — она помедлила, — это похоже на моего отца. Он частенько бывал упрямым и не желал отступаться от первоначальных целей. Поэтому я понимаю, что он опасен для вас.
— Возможно, тебе удастся переубедить его? — спросила Кара. Аэлин усмехнулась, услышав подвох в ее голосе.
— Я могла бы попытаться, но я этого не гарантирую. Есть вариант, при котором после длительных бесед и убеждений его отправили бы на материк под контролем Мальстена или, на худой конец, Дезмонда. — Аэлин покачала головой. — Но за время нашего с Мальстеном путешествия мы привлекли внимание Красного Культа и Бенедикта Колера в частности. Если он узнает, что мой отец вернулся на материк, его схватят и будут пытать. Между этим и клеткой в Малагории меньшим злом кажется Малагория. Так он хотя бы останется жив.
Кара оценивающе приподняла бровь.
— И ты готова терпеть, что твоего отца держат в плену, пока сама будешь свободно перемещаться по дворцу? — спросила она.
— Первое время точно, — кивнула Аэлин. — Но это не значит, что я не попытаюсь его переубедить и сделать нашим союзником.
— Нашим? — недоверчиво переспросила Кара.
— Как я уже сказала, — кивнула Аэлин, — на материке на меня охотится Культ. На Мальстена тоже. А в Малагории Культ не имеет власти, поэтому здесь безопаснее. Хотя бы не надо оглядываться на каждом шагу и ждать нападения. Если Бэстифар не желает Мальстену зла, стало быть, мне нет причин желать зла ему.
Из груди Кары вырвался облегченный вздох, и Аэлин понимающе улыбнулась.
— Я не в восторге от его методов, — продолжила охотница, кивнув. — Мне вовсе не нравится то, во что превратилась расплата Мальстена после вмешательства Бэстифара. Но когда Бэстифар приходил ко мне сюда, я попыталась ему это объяснить, и он, кажется, понял. Так что есть надежда, что Мальстен не пострадает от его руки еще сильнее.
Кара устало вздохнула.
— Я, пожалуй, понимаю, о чем ты говоришь. Отношение Бэстифара к Мальстену… странное. — Она пожала плечами. — Сколько я их наблюдала, так и не смогла толком понять, что за ядовитое притяжение они друг к другу чувствуют. Когда Мальстен сбежал, лично я обрадовалась этому. Подумала, что так действительно может быть лучше для них обоих. Со временем. Но… лучше не стало.
Кара взглянула на Аэлин, и та отозвалась понимающим кивком.
— Знаю, я тоже это видела. Каждый раз, когда Мальстен говорил о Малагории и о Бэстифаре, я чувствовала, что эта дружба тяготит его, но он ничего не может поделать с тем, что Бэстифар ему дорог. Мне кажется, что… — Она замолчала и пожала плечами. — Не знаю, стоит ли высказывать предположения.
В глазах Кары зажегся неподдельный интерес.
— Стоит! — Она не удержалась от восклицания. — Я уже много лет не могу понять природу этих отношений! Ведь в какой-то степени для них обоих это пытка! Они во многом не соглашаются друг с другом, постоянно спорят, частенько друг друга раздражают, но почему-то порознь чувствуют себя еще хуже!
Аэлин рассмеялась.
— А говоришь, не понимаешь их отношений.
Кара нахмурилась.
— Но ведь должна быть причина, — почти беззащитно произнесла она.
— Со стороны Бэстифара ты ее назвала. Это пытка. — Кара непонимающе посмотрела на собеседницу, и та, кивнув, продолжила: — Бэстифар не чувствует боли, но при этом страстно желает познать ее природу. Я видела его в Сальди, когда он поранился. С какой страстью он смотрел на свои раны и одновременно злился на то, что не чувствует боли, не может понять, что она такое. Он ищет заменители, ищет способы разобраться.
— Это мне известно, — мрачно кивнула Кара.
— Видела бы ты, как он отреагировал, когда я для примера сравнила боль с чувством вины. Физические страдания для него загадка, но моральные тяготы ему не чужды. В них он находит те отголоски, которых не может ему дать тело. Но так уж вышло, что далеко не все, кто его окружает, могут позволить ему изучать хотя бы этот вид боли.
Кара вздохнула.
— А Мальстен может.
— Может. Мне кажется, он живет с чувством вины чуть не с самого рождения. При этом он испытывает вину и чувствует ответственность настолько искренне, что рядом с ним эти терзания могут усиливаться и у других.
— У меня — нет, — воинственно отозвалась Кара.
Аэлин хмыкнула.
— Насколько я поняла, твое внутренне чувство справедливости помогает тебе по жизни. Ты чувствуешь ее и следуешь за ней. Ты ее вершишь, — кивнула она. — А Мальстен с самого своего рождения чувствует, что должен что-то исправить. Он был незаконнорожденным сыном герцогини Ормонт и данталли. Одним фактом своего рождения он подвергал опасности свою мать, да и весь Хоттмар. И эта опасность не обошла его семью стороной. Ты же знаешь о захвате Хоттмара Красным Культом? — Аэлин дождалась от Кары кивка и продолжила: — Потом была Война Королевств. Он пытался завершить ее. Думал, что сможет привести Рериха VII к победе и остановить кровопролитие, но и здесь все вышло не так, как он задумывал.
Кара вздохнула.
— Что ж, его чувство вины обосновано.
— Самое важное в этом то, что оно идет изнутри, а не навязано кем-то. Поэтому его так сложно не ощутить, и Бэстифара к этому тянет.
Кара неопределенно покачала головой.
— Пожалуй, соглашусь.
— Если же рассматривать другую сторону этой медали, Бэстифар — один из немногих, кто видит в Мальстене не глашатая Рорх, а художника. Он дает ему надежду на то, что эту вину можно искупить. При этом он поэтически относится к его расплате. Он уважает ее. Видит в ней не только физические муки, но и мужественное соглашение Мальстена их терпеть. Он ведь аркал, и процесс избавления кого-то от боли с его-то склонностью к искусству и представлениям тоже должен быть для него ценен. При всех его качествах, как ты думаешь, кого ему было бы интереснее избавить от страданий: того, кто отчаянно об этом просит, или того, кто сопротивляется, искренне считая, что заслужил мучиться?
Кара закатила глаза.
— И ты это выяснила за пару встреч с Бэстифаром?
— Я собирала сведения о нем по крупицам, была свидетельницей расплаты Мальстена, — пожала плечами Аэлин. — Да, пожалуй, я неплохо разобралась. — Кара недовольно поджала губы, и Аэлин ободряюще кивнула ей. — Ну будет тебе дуться! Иные существа — моя специализация. Мне положено понимать их.
Кара улыбнулась и покачала головой, после чего оттолкнулась от стены и поднялась, отряхнувшись от пыли.
— Что ж, — сказала она. — Пожалуй, я тоже неплохо разобралась и могу ответить Бэстифару на его вопросы о тебе.
Аэлин помрачнела.
— И что ты будешь делать?
