сделает папа́. Вариант прикажет организовать тайный надзор был бы идеален. Но не факт, что этим ограничатся.
А если сразу в Алексеевский равелин без срока и имени? Будущего неудачливого террориста Саше было не особенно жалко, но создание «железных масок» не красит либеральные правительства. Станет известно, что человек заключён в крепость без вины и найдутся люди более меткие, чем Каракозов.
И что делать?
25 февраля устав акционерного общества «Санкт-Петербургская телефонная компания» был утверждён в Министерстве финансов. Саша подозревал, что папа́ пнул финансистов, чтобы успеть к его Дню рождения.
Это было прямо трогательно.
Можно открывать подписку на акции и собирать складочный капитал.
Саша отправил Якоби поздравительную записку с Митькой. Борис Семёнович благодарил и в ответ поздравлял с наступающим Днём рождения.
26 февраля Саша принимал подарки. В числе традиционного вала оружия и картин, которые Саша положительно не понимал, куда вешать, была перьевая ручка от Никсы, сделанная по старым Сашиным чертежам. Выглядела она вполне привычно и имела золотое перо.
— Кто сделал? — поинтересовался Саша.
— Часовщик Буре, — объяснил Никса. — Долго мучился. Я ещё на Рождество хотел тебе подарить, но у первых вариантов постоянно текли чернила.
Саша попробовал на листе бумаги. Писала. И даже довольно прилично. Вопрос, на сколько её хватит.
От Путилова пришла новая, облегчённая модель печатной машинки и обещание к началу лета сделать пробную партию.
В конце торжества папа́ произвёл Сашу в капитаны, что было круто, учитывая, что Никса тоже до сих пор был ротмистром. Правда сверх того флигель-адъютантом с сентября прошлого года.
Коньки для Никсы к празднику не успели, так что он катался на снегурках.
А Саша всё никак не мог отделаться от мысли о Каракозове.
В субботу 27 февраля ему доложили о прибытии коменданта Петропавловской крепости.
Глава 19
Справки о Карле Егоровиче Мандерштерне Саша накануне навёл у Гогеля. Гувернёр оказался отличным источником, поскольку воевал с комендантом в Польскую кампанию, был с ним шапочно знаком и сверх того премного наслышан.
Мандерштерн сражался ещё против Наполеона и брал Париж, был блистательно храбр, неоднократно ранен, но обладал странным для своей должности характером: был исключительно мягок с подчинёнными «по особенному добродушию».
«Гм…» — подумал Саша.
— К узникам он также относится? — недоверчиво спросил Саша.
— Конечно, — кивнул Гогель, — только он и жалеет. Знаете, как его в городе величают? «Заступница усердная».
«Ну, знаете, — подумал Саша, — таких начальников СИЗО не бывает».
И вот старый генерал Мандерштерн семидесяти пяти лет стоял перед Сашей и кланялся учтиво, но без лишнего подобострастия.
Он был сед и обладал небольшими седыми усами и тонким прямым носом, а нижнюю часть левой щеки прорезал глубокий шрам: память о сражении с польскими повстанцами, когда он был ранен в челюсть с повреждением кости и потерей нескольких зубов.
Грудь его украшали многочисленные ордена (включая Святого Георгия), красная орденская лента Святого Александра Невского и три восьмиконечных серебряных звёзды: Александра Невского, Святого Владимира и Святой Анны.
Саша надел одного Владимира и то только потому, что Гогель навязал, ибо по статуту его надо надевать при каждом выходе из дома.
— Я могу взять с собой лакея? — поинтересовался Саша.
— Да, Ваше Императорское Высочество, конечно, — кивнул генерал.
— Митя, пойдём! — кинул Саша слуге.
И они спустились к дворцовой набережной, где уже ждали сани.
— Карл Егорович, — сказал Саша садясь. — Я прошу меня простить, но перед визитом в крепость мне нужно заехать ещё в одно место. Это недолго, думаю, не больше получаса. И недалеко, на набережной Мойки.
— Хорошо, — кивнул Мандерштерн.
— Круглый рынок, — уточнил Саша.
— Круглый рынок, — крикнул генерал кучеру.
Сани тронулись и покатились вдоль берега Невы.
— Егор Карлович, а сколько арестантов привезли в равелин неделю назад? — спросил Саша.
— Ваше Императорское Высочество, я тоже прошу меня простить, но я не имею права говорить об этом.
— Понятно, — сказал Саша. — А сколько там всего камер? Думаю, я всё равно посчитаю.
— Двадцать одна, — доложил Мандерштерн.
— Немного, — заметил Саша. — Я смогу какую-нибудь посмотреть изнутри?
— Да, конечно.
— Арестант будет в это время на прогулке?
— Посмотрим, как это устроить, Ваше Императорское Высочество. Но устроим.
— То есть под завязку.
Мандерштрем вздохнул и промолчал.
— Что ж из этого и будем исходить, — сделал вывод Саша.
Рынок, именуемый «Круглым» был скорее треугольным со скруглёнными вершинами и имел широкие арочные окна.
Он стоял на берегу реки, потому что купцам по Мойке было удобно подвозить товары.
Внутри, тоже по сторонам треугольника, были расположены лавки. Саша знал, что продукты для дворцовой кухни закупают здесь, но никогда раньше не был внутри. Еда сама по себе всякий раз появлялась на столе без всякого его участия.
— Митя, где здесь овощи и фрукты? — спросил Саша.
Лакей взял на себя роль проводника. Мандерштерна тоже сопровождал унтер-офицер, Саша предположил, что денщик.
На рынке было много народа, и публика богатая: в основном дамы в кринолинах, шляпках и в сопровождении лакеев. Меньшую часть составляли посетители попроще, по виду приказчики, видимо, из соседних ресторанов.
Саша вошёл и залюбовался ярусами с отборными мандаринами, лимонами, орехами и прочей съедобной растительностью.
— То, что надо, — бросил он Мите.
Приказчик был молод, усат и носит белый фартук, даже довольно чистый. На голове у него был картуз, который, впрочем, был тут же сдернут с головы при приближении Саши и генерала в сопровождении слуг.
— Лимоны у вас красивые, — заметил Саша.
— Самые лучшие, Ваше Императорское Высочество! — воскликнул приказчик, улыбаясь до ушей и склоняясь в три погибели. — Во всём Питере таких не найдёте!
Саша снял перчатку, попробовал крепость протянутого продавцом лимона, и остался вполне доволен. Пах фрукт и правда замечательно. И был размером с кулак взрослого мужчины.
— Ок, — сказал Саша.
Приказчик не стал уточнять значение англицизма.
— Сколько вам взвесить, Ваше Императорское Высочество?
— А сколько времени пролежат, если не в погребе?
— До лета, Ваше Высочество!
— Ты бы не завирал, брат, — вмешался Митька. — С государевым сыном говоришь!
— И то верно! — присоединился унтер-офицер Мандерштрема.
— Две недели точно! — сказал приказчик. — Вот те крест!
И истово перекрестился. Не хуже московский староверов, только что тремя пальцами.
— Сорок две штуки, — сказал Саша.
— Сорок две? — переспросил приказчик.
— Столько нет? — удивился Саша.
— Есть! Есть! Для вас хоть целое дерево!
И принялся складывать фрукты в холщовый мешок.
— А почему лимоны? — тихо спросил генерал.
— От цинги, — громко ответил Саша.
— У нас не так всё плохо, — сказал Мандерштерн.
— Тогда к чаю, — улыбнулся Саша.
— Это какая-то благотворительность? — несмело полюбопытствовал продавец.
— Примерно, — сказал Саша.
— Для гарнизона Петропавловки? — предположил продавец.
Очевидно,
