с этой сырости поскорей в дом.
– Ужинать будете, Константин Алексеевич? – спросила Ева, когда мужчины вошли в кухню.
– С превеликим удовольствием, и с двойным удовольствием, если это что-то горячее, – принял приглашение Данич.
– Горячее, – уверила его Ева и похвалилась: – Пал Андреич готовил. Оказалось, он великий мастак в кулинарии и творит истинные шедевры.
– Ну, талантливый человек талантлив, как известно, во многом, – заметил как бы мимоходом Данич, обозначая этой избитой фразой свою осведомленность о биографии и делах Орловского.
Ну так, чисто в «ритуальных» целях, которые обязан был отыграть, что называется.
Пока он ел рагу с индейкой, от удовольствия покачивая в восхищении головой и нахваливая, Ева с Павлом его тактично вопросами не беспокоили. Но когда Данич закончил с основным блюдом и они наконец накрыли стол к чаю, выставив большую тарелку с горкой фирменных лепешек Евы и плошкой с тушеными фруктами, вот тогда уж и приступили к разговору.
– Что-нибудь нашли? – задала наконец Ева вопрос, который еле сдерживала, исполняя политес в ожидании, когда гость утолит первый голод.
– Нашли много чего интересного, – понимающе улыбнувшись ее нетерпению, ответил Данич. – И даже более чем интересного и познавательного. Коллеги из дружеского ведомства будут в восторге, получив такой материал.
– Но? – верно трактовала Ева его тон и поторопила своим вопросом.
– Но того, что можно было бы предположить и чего мы ожидали в связи с вашей находкой, нет, – подтвердил он подозрения девушки и, увидев выражение разочарования, отразившееся на ее лице, поспешил приободрить: – Ребята работают, осмотр не закончен и будет продолжаться еще долго, пожалуй, что и до утра. Может, найдут что-нибудь.
– Но вы в это не верите, – правильно понял его слова и тон, которым они были произнесены, Орловский.
– Ну-у, скажем так: в данный момент ничто не указывает и ничего не дает оснований полагать, что есть какая-то связь с деятельностью той организации, члены которой могли оставить в кармане погибшего свой знак, – вздохнул подполковник, позволив себе на пару мгновений немного расслабиться, и Ева с Павлом увидели, насколько сильно он вымотан.
– Константин Алексеевич, – включилась в Еве, оценившей степень усталости подполковника, доктор и одновременно заботливая женщина, – мы заварили не только чай, а еще и немного «шаманского» отвара из специального сбора, который привез с собой Павел Андреевич. Сильная вещь, я вам скажу, бодрит реально и от простуды спасает, при этом никаких энергетиков и стимуляторов. Налить?
– Не откажусь, – принял ее предложение Данич и позволил себе небольшую жалобу: – Работы сейчас… ну вы, наверное, можете предположить. И так-то всякого «добра» из всех диверсионно-террористических щелей, да со всего мира, от доморощенных «за деньги, за правду» до… – осадил он готовое сорваться с языка матерное словечко, – как вы там говорите, Ева Валерьевна? Етишкиной кондрашки? Вот до нее, до этой самой кондрашки, и выше. А тут…
– Ага, еще и мой «подарочек» выскочил, – «повинилась» она, разведя ладошки в стороны как бы в жесте бессилия. – Мое дело сигнализировать, Константин Алексеевич, уж извините. Обязана была.
– Еще как обязаны, – добавил театральной строгости тону Данич и тут же вернулся к прежней доверительности: – Вы же представляете, о каком уровне диверсии может идти речь, когда дело поручают этим ребятам? – И спросил Еву, кивнув в сторону Павла: – Рассказали Павлу Андреевичу про свой сирийский «опыт»?
– Да, ввела в курс возможного попадалова, – хмыкнула Ева.
– А мог он эту ленту случайно получить? – спросил подполковника Орловский и выдвинул еще парочку версий: – Или кто-то из клиентов ему вручил, чтобы припугнуть? Или какой еще случайный вариант?
– Исключено, – порушил все надежды на легкое решение загадки Данич. – Мы мало что знаем о структуре этого боевого, самого радикально-диверсионного звена и об этих его загадочных ритуалах. Но кое-что нам все-таки установить удалось, в том числе такой важный момент, что каждая подобная лента является индивидуальной для всех бойцов и попасть в чужие руки она не может, а применяется только непосредственно во время производимого акта террора, который исполняет ее владелец.
– Фигово, – отреагировал Орловский на такой расклад. – Значит, получается, здесь был хотя бы один человек из этой организации и именно он произвел убийство Митрича.
– Именно так, – покивал Данич, сделал большой глоток отвара из кружки и с удивлением крутнул головой: – Слушайте, а вкусно-то как. Отличная вещь. – И спросил живенько: – Рецептик дадите?
– Не владею, – развел руками Павел, – не мое изделие. Но когда буду у шамана, его составлявшего, обещаю попросить и для вас мешочек. Если тот решит, что вам надо, доставлю лично.
– Договорились, – вполне серьезно принял данное обещание фээсбэшник.
– А я никак не могу состыковать эту историю, – решила поделиться с мужчинами своими сомнениями Ева. – Митрич, конечно, еще тот деятель, жучара и пройдоха редкостный и, как говорится, ценитель цветовой гаммы любых денег от любого человека. Он всегда руководствовался эстетическими соображениями исключительно личной выгоды. Но он больше сорока лет в этом бизнесе, если это можно так назвать, и при всей своей ухватистости и ушлости был человеком очень осторожным и продуманным, придерживаясь принципа разумной достаточности. Ну понятно, что по его меркам «достаточности», – внесла уточнение в свое высказывание она. – У нас в Калиновке знают несколько историй, когда Митрич отказывался давать деньги под залог сомнительных драгоценностей, что ему предлагали рыбачки, даже когда они обещали ему какую-то офигенную прибыль. И не только им отказывал, бывали истории и покруче. И вдруг такая неосмотрительность? Такой прокол? С чего бы? Он же не мог не знать, что сейчас в стране антитеррор на всю катушку, а непонятные ребятки, говорящие на арабском языке, не могли не вызвать у него опасений и вопросов.
– А почему на арабском? – спросил Орловский. – Вряд ли они бы стали засылать в Россию людей, не говорящих на нашем языке.
– Да у нас этих неговорящих… – позволил вырваться своему возмущению Данич, но тут же взял себя в руки и пояснил более спокойно: – Чуть ли не половина, если не большая часть мигрантов с русскими паспортами по-русски говорят «твоя моя не понимай!», и не более. Ну и принял бы их этот Митрич за таджиков или узбеков каких, а то и за арабов, их тоже у нас сейчас хватает. Нет, последние месяцы понемногу порядок в этом вопросе начали наводить. Но пока медленно и сильно неохотно. Но что-то таки сдвинулось, уже большой прогресс, – поделился Данич, видимо, сильно намозолившей душу проблемой.
– Насколько я знаю, эта боевая ячейка раньше по России не работала? – спросила его Ева.
– Да-х… – махнул он от досады рукой, – да кто сейчас только по России не работает, вся мировая шваль и гопота. Взяли тут пару
