В папке, занесенной в протокол обыска под № 22, были изъяты: Гесин «О диктатуре пролетариата». Эту работу я, к сожалению, не читал. Пытался это сделать во время обыска, но не успел, так как Вы ее взяли из рук раньше, чем я успел прочесть первую страницу.
Копия письма П. Г. Григоренко В редакцию журнала «Вопросы истории КПСС». «Сокрытие исторической правды — преступление перед народом». Автор полемизирует по поводу книги Некрича «21 июня 1941 г.» В работе приводится ряд аргументов, как из опубликованных источников, так и личные соображения бывшего генерала и крупного ученого, указывающие на просчеты нашего командования в первые месяцы войны. Письмо написано в духе любви к своей родине, беспокойства за ее судьбу и с принципиальной уверенностью в своей правоте человека.
Письмо Яна Палаха, в честь которого нынешним чешским правительством названа площадь в Праге. Оно опубликовано в чешских газетах, имеющихся в библиотеке имени Ленина.
А. Раевский «Нравственные структуры современного социалистического общества». Статья критикует текст «Морального кодекса строителя коммунизма». Автор сначала распространяется о морали и нравственнности вообще. Затем, сопоставляя различные пункты «морального кодекса», находит, что из него следует, что коммунистическая мораль сводится к повиновению, подхалимству и прочим аморальным качествам, чего явно не хотели сказать авторы текста Кодекса. Такой прием «приведения к абсурду» довольно часто применяется среди критиков. С положениями Раевского можно легко спорить, т. к. в своих жонглированиях фразами он сам допускает логические ошибки. Однако, поскольку он приходит к своим выводам из анализа текста, его можно обвинить в недопонимании и недостатке логики, но не в клевете.
Эжен Ионеско. Пьеса «Носороги» и ее автор Э. Ионеско (избранный в 1970 г. во Французскую Академию) вызывает у меня большой интерес. Поэтому я хранил текст, большая часть которого посвящена объяснению «носорогов» и позиции самого автора. Многие из положений Ионеско я считаю спорными, порой парадоксальными.
В тексте «Принадлежит России» (над гробом Аркадия Белинкова) приводятся сведения (моменты биографии, взгляды) о литературоведе А. Белинкове (авторе исследований о Ю. Тынянове, Ю. Олеше и др.). Тон статьи, мягко говоря, нельзя назвать просоветским. Однако, если автор текста правдиво передает мнение Белинкова, то статью нельзя назвать клеветнической; если клевещет — то на Белинкова.
Работа Х. А. Кона «Право и обязанность сопротивления» освещает аспекты вопросов права; об СССР, как мне помнится, в ней не говорится ни слова, следовательно, она не может содержать клевету на наш строй.
Материалы, находящиеся в белой папке (№ 23), как я уже говорил на допросах, были принесены кем-то из моих знакомых (жена не помнит — кто, доставитель ей не знаком) в мое двухмесячное отсутствие и спрятаны на антресолях. Просмотреть я их не успел. Судя по протоколу обыска, это копии открытых писем, тексты выступлений, справочные данные, художественные произведения. Только прочтя указанные тексты, я мог бы разобраться, есть там клевета или нет.
Изъятые при обыске произведения Солженицына, О. Мандельштама, М. Дветаевой, Ганса Габе, а также других, не известных мне авторов (стихи и проза), относятся к художественным произведениям и не являются, следовательно, видом политической информации, распространяющей те или иные «измышления».
Пользуюсь случаем, чтобы еще раз выразить несогласие с некоторыми формулировками в протоколе обыска. Как Вы знаете, во время обыска я был болен, у меня была высокая температура, и я не мог вникнуть в сущность текста протокола. Поэтому я и отказался его подписать. Потом, разобравшись в тексте, я понял, что емкость за туалетной комнатой и над ее потолком, названная в протоколе «тайник», таковым никак не является. Она запланирована при строительстве, имеется во всех аналогичных квартирах и закрывается стандартной дверью с ручкой. Во многих квартирах эта емкость используется для хранения редко употребляемых вещей. Вы, не ознакомившись с типовым проектом квартиры, в поисках «тайника» разломали вентиляционное устройство, нанеся квартире неоправданный ущерб. Правда, Вы можете возразить, что одна из книг завалилась так далеко, что, не оторвав доску, ограничивающую данную емкость от антресоли, выходящей на кухню, ее трудно было достать. Верно! Но случается, что из кармана через маленькую дырку может провалиться монета и для ее извлечения приходится пропарывать подкладку. Однако от этого карман «тайником» не становится. В претензии я и на то, что, несмотря на предложение послушать на магнитофоне пленки, их изъяли. Между тем, на этих пленках были записаны сказы, песни, стихи, к «заведомо ложным измышлениям» никакого отношения не имеющие, в чем обыскивающие убедились бы, прослушав их. Поскольку пленки изъяты без наименований, по метражу, я не уверен, что при возвращении пленок мне не вернут, по недоразумению, какие-либо иные, и будут потеряны драгоценные для меня записи.
Надеюсь, что вышеизложенное убедило Вас в том, что у меня не было поводов сознавать, что в изъятых у меня произведениях содержались заведомо ложные измышления, порочащие советский общественный и государственный строй.
Теперь обратимся ко второй части деяния, в котором я подозреваюсь — распространение клеветы. Хотя, на мой взгляд, этот вопрос отпадает сам собой, так как он вытекает из первого, все же остановимся и на нем, хотя бы в чисто теоретических аспектах.
Допустим, что в каких-то изъятых у меня произведениях все же будет усмотрена клевета на наш строй, и допустим, что Г. Фин или кто-либо другой, с моего разрешения (или без такового) взял у меня для прочтения подобную книгу. Что же понимается под словом «распространение»? Имеется целая категория людей, которая именуется «распространителями советской печати». Сюда относятся работники книжных коллекторов, книжные продавцы, библиотекари и даже почтальоны. Однако под эту рубрику никак не подходит человек, давший читать свою собственную книжку знакомым или даже продавший ее за ненадобностью букинисту или частному лицу. Следовательно, под словом «распространять» понимается участие в передаче лавины информации.
Считается ли распространителем человек, держащий свои книги в открытом шкафу, доступном для обозрения и чтения людьми, приходящими в дом в гости? По отношению к официально изданной в СССР литературе — явно нет. А если это литература, изготовленная типографским способом, то понятие «распространение» расширяется? Допустим, что да. Но тогда становится, оправданным то, что часть машинописных работ находилась и недоступном для чтения гостей месте (на антресолях).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
