– Похоже, здесь пусто, но так сразу не скажешь.
Он согнулся и влез в шкаф с головой.
– Что-то есть.
Во рту у нее пересохло, а ладони повлажнели.
Колин вытащил пыльную бутылку и торжественно поднял в воздух.
– Господи Боже, да это виски Макаллена пятидесятилетней выдержки!
Шугар Бет сразу поникла.
– Оно твое. Посмотри, что там еще.
– Э, поосторожнее! – воскликнул он, когда она выхватила у него бутылку и почти швырнула на пол. – Там определенно что-то есть. И притом не виски.
Хорошенько пошарив внутри, он вытащил толстую трубку фута в три длиной, обернутую грубой коричневой бумагой и перетянутую шпагатом. Шугар Бет тихо вскрикнула. Но Колин выпрямился и покачал головой:
– Непохоже…
– О Господи!
Она потянула к себе рулон и метнулась к окну.
– Шугар Бет, он слишком легкий…
– Я знала, что это здесь! Знала!
Шпагат легко разорвался, и ломкая оберточная бумага, хрустнув под нетерпеливыми пальцами, полетела на пол. Но внутри оказался только пухлый бумажный сверток. Никакого холста. Бумага.
Шугар Бет устало привалилась к подоконнику.
– Дай я взгляну, – тихо попросил он.
– Это не картина.
Он стиснул ее плечо, прежде чем развернуть рулон. А когда заговорил снова, в голосе звучало еще больше благоговения, чем при виде виски.
– Это первоначальный проект оконной фабрики. Самый первый вариант. Сделан в двадцатых годах. Вот так находка!
Для него – возможно. Но для нее…
Она подбежала к шкафу, согнулась в три погибели и сунула руку внутрь. Картина должна быть там! Больше искать негде.
Пальцы касались холодных досок пола и стен.
Ничего, кроме паутины.
Шугар Бет устало присела на корточки и отодвинула чертежи. Бумага зашуршала. Он встал на колени рядом с ней и, сочувственно обняв за плечи, заправил за ухо светлый локон и провел пальцем по щеке.
– Шугар Бет, тебе не нужна картина. Ты вполне можешь заработать себе на жизнь. Может, не на такую роскошную, но…
– Я должна ее найти.
– Ладно, – вздохнул он, – тогда мы вместе все обыщем. Может, я смогу увидеть то, что просмотрела ты.
– Может быть.
Она так хотела прижаться к нему, что поспешно отодвинулась.
– Мне пора за работу.
– Сегодня можешь отдыхать.
Опять это невыносимое участие.
Шугар Бет поспешно вскочила:
– У меня слишком много дел. И я не нуждаюсь в утешениях.
Он всего лишь пытался помочь ей, а она наорала на него, но снова извиняться не было сил, поэтому, спускаясь вниз, чувствовала себя последней негодяйкой.
Остаток дня он провел в своем кабинете. Проходя мимо двери, она слышала приглушенное клацанье клавиатуры. К вечеру она вытащила из морозилки одну из запеканок с таинственным содержимым, сунула в микроволновку, включила таймер и оставила ему записку, что придет утром. И поскольку понимала, что просто не выдержит, если час спустя он появится в каретном сарае, приписала:
«У меня колики, поэтому я решила серьезно полечиться. Не беспокоить!»
За весь день она так и не нашла в себе мужества признаться, что увольняется, потому что нашла работу у Джуэл. Не поблагодарила его за доброту. Не сказала того, что должна была…
Снова начало моросить, и Гордон вырвался вперед. Она впустила его в дом, но сама не вошла, а направилась в студию. Открыв дверь и ступив внутрь, она пыталась убедить себя, что все случившееся сегодня не означает конца поисков. Колин пообещал помочь. Может, свежий глаз заметит то, что пропустила она.
Она зажгла верхний свет и оглядела мастерскую: заляпанную краской лестницу, древние банки и кисти. Даже сквозь грязный пластик, которым была затянута утварь, можно было различить густые мазки багряного, застывшие лужицы изумрудно-зеленого, широкие полосы пронзительно-желтого. На большой тряпке, закрывавшей пол, валялись клочки бумаги, окурки, крышка от банки с краской и другой сор, так же неразличимый и вросший в пол, как насекомые, завязшие когда-то в ставшей янтарем смоле.
Повсюду была краска. А вот картины нигде не было. И человек, живший во Френчменз-Брайд, никак не хотел покидать ее мысли.
Она стиснула виски ладонями, пытаясь не дать волю отчаянию.
Глава 14
И когда же вы собираетесь покончить с этим безрассудством?
Джорджетт Хейер. «Эти старые тени»Квартирка над «Вчерашними сокровищами» была тесной и убогой, набитой мебелью, которая либо никак не хотела продаваться, либо еще не выставлялась. В единственной комнатке были голые кирпичные стены, два высоких, выходивших на главную улицу окна и раскладной диван. В углу старомодной ванной стояла душевая кабинка, а кухонный закуток мог похвастаться доисторическим холодильником, современной микроволновкой и газовой плитой золотой поры семидесятых годов. Контраст с домом Уинни был разителен, но, хотя она не была здесь счастлива, несчастной тоже себя не считала.
Она отнесла чашку успокоительного чая с травами на специально снятый с витрины французский кофейный столик и уставилась на темный пустой тротуар. Было почти одиннадцать, и магазины давно закрылись. Красная неоновая вывеска на химчистке Ковнера мигала и переливалась под легким дождиком, и фары редких машин отражались в окнах книжного магазинчика Джуэл. В свои тридцать два Уинни впервые жила одна. Правда, не слишком долго. Сегодня была всего вторая ночь.
– Идиотизм какой-то! – возмущалась Джиджи, ворвавшись сегодня в магазин. – Вчера вечером па заставил меня делать все! Ну просто все! Пришлось убирать на кухне после того, как мы съели пиццу, а потом он велел мне вынести мусорное ведро! Он даже помочь отказался: ушел в кабинет и закрыл за собой дверь! Когда ты придешь домой?
Уинни была так озадачена черным обмундированием и вызывающим макияжем дочери, что даже не сразу ответила. Ее малышка! Как бы Уинни ни жаждала избавиться от обносков из запасов Армии спасения, все же такого не ожидала. Что дальше? Тату и пирсинг языка?
Она поспешно отхлебнула чай. Даже «Сивиллы» не знали, что она перебралась сюда, хотя Донна Гримли, новая продавщица, явно начинала что-то подозревать.
Внизу загорелся красный свет светофора, и из-за угла показалась одинокая фигура мужчины: высокого, широкоплечего… воротник куртки поднят, дождь капает на непокрытую голову.
Это был Райан, и сердце Уинни забилось точно так же, как в детстве. Вихрь желания, которого она не испытывала вот уже долгое время, подхватил ее. И она поднялась из-за стола, чтобы лучше видеть.
Он замедлил шаги, заметил ее и откинул голову, чтобы лучше видеть. Она припала щекой к пыльному стеклу и прижала чашку к груди.
Он резко вскинул вверх большой палец.
«Открой дверь, черт возьми, и впусти меня».
Ее теплое дыхание туманило окно. Когда-то она нарисовала бы на стекле кружок и его инициалы. Теперь же отодвинулась ровно настолько, чтобы покачать головой.
Его гнев долетел до нее выпущенной из лука стрелой: гнев несправедливо обиженного мужа, обремененного неблагодарной женой-истеричкой. Он снова яростно ткнул пальцем в воздух. Она снова покачала головой. Дома на вешалке висел запасной ключ. Райан либо не заметил, либо просто не сообразил, что может им воспользоваться. Капли дождя переливались в его волосах, но он их не стряхивал. Сжав кулаки, он выпрямился, отвернулся и пошел прочь. Быстро. Не оглядываясь. Меряя шагами мокрый тротуар.
Даже потеряв его из виду, Уинни еще долго стояла у окна с чашкой в руках, ожидая, когда хлынут слезы.
Но глаза оставались сухими.
Наутро Шугар Бет проспала. Кабби и его приспешники снова сходили с ума, вторую ночь подряд, и не давали спать своим воем:
– Шугар… Шугар… Шугар…
Она поспешила одеться, а придя во Френчменз-Брайд, нашла записку от Колина. Тот сообщал, что уехал по делам в Мемфис и вернется поздно. В конце он приписал:
«Сегодня я заказал для нас столик в „Парриш инн“. Поужинаем вместе. Зайду за тобой в семь».
Ничего глупее он придумать не мог? Должно быть, это предсмертное желание. Иначе с чего бы ему отважиться на такой идиотизм? Одно дело, когда она на него работает – людям это нравится, – и совсем другое, когда они вместе показываются в общественных местах. Она скоро оставит Парриш навсегда, а он пустил здесь корни. Но каким бы знаменитым ни стал, по-прежнему остается чужаком. Если местные жители поймут, что ее постоянное унижение перестало быть целью его жизни, он потеряет с таким трудом завоеванный авторитет.
Она встала и швырнула записку в мусорное ведро на кухне. Там ей самое место. Подошла к Гордону, доедавшему свой завтрак, и вздохнула:
– Похоже, я сама себя одурачила, верно? Эта связь ни к чему хорошему не приведет.
Гордон, которого вкусная еда настроила на философский лад, ответил взглядом, явно означавшим: «Говорил же я тебе».
Шугар Бет схватила губку и атаковала кухонный стол. Колин наверняка откажется таиться, как сделал бы на его месте всякий благоразумный человек. Раз и навсегда устроившись на недосягаемом пьедестале высоких моральных принципов, он отказывался рассматривать ее только как секс-партнершу, считая подобный подход омерзительным и низким. Но кто сказал, что омерзительно и низко – это всегда плохо? Иногда это просто синоним практичности.
