…именно…
…новый дом… и новая его хозяйка…
…и он не против. Он сказал, что верит Мирре… в Мирру… и его, в отличие от матушки, подводить нельзя.
— Я рад вам сообщить, — с усмешкой произнес Райдо, — что слухи эти несколько… преувеличены.
— Ийлэ жива? — Мирра надеялась, что вопрос прозвучал достаточно… взволнованно.
В конце концов, она действительно волновалась.
— Жива. И вполне себе здорова… если хотите встретиться…
— Нет.
Вот уж чего Мирра совершенно точно не хотела, так это встречаться с альвой.
— Боюсь, — она опустила взгляд на руки. — Боюсь, теперь это невозможно… вы же понимаете… моя репутация и слухи… она теперь… не из тех женщин, с кем можно встречаться невинной девушке.
— Ну да… — Райдо произнес это как-то странно.
…все-таки следует поторопить события.
…Ийлэ тоже не знает всей правды, но и того, что знает, хватит, чтобы испортить игру.
Глава 12
Мирра уходила, но оставался запах.
Терпкие цветочные духи, которые привязывались, что к ковру, что к стенам… и Ийлэ представляла, как давняя заклятая подруга касается этих стен.
Ласкает.
И трогает старые перила, говоря о том, что надо бы их сменить, потемнели уже и ныне дуб не в моде. А Мирра всегда очень пристально следила за модой.
Как иначе?
Девушке ее положения…
…ее положение никогда ее не устраивало, а никто не замечал. И матушка пеняла, что Ийлэ ведет себя недостаточно любезно…
…не видела?
…или предпочитала не видеть?
В конце концов, с кем еще ей здесь чаи устраивать?
В округе пять более-менее приличных поместий, четыре из которых принадлежат людям… а городок мал, и все друг друга знают… сонная жизнь, скучная…
…мама могла бы блистать, но никогда не выезжала за пределы городка…
…почему?
…и почему этот вопрос стал волновать Ийлэ именно сейчас? Причем настолько, что она выбралась с чердака. Хотя ложь, выбралась она по иной причине, чтобы пройти по следам Мирры, чтобы убедиться — заклятая подруга ушла.
Стереть бы этот цветочный привязчивый запах.
— Крадешься? — поинтересовался пес.
Снова Ийлэ пропустила его появление.
— Крадусь, — она выпрямилась и руку, которой гладила стену сонного дома, за спину убрала. — Я…
— Я не буду мешать.
— Не мешаешь.
Напротив, его запах, густой, животный, но не неприятный, стирает тот другой.
— Вы были подругами? — Райдо посторонился, пропуская Ийлэ.
— Нет. Мы… считались подругами.
— Существенная разница.
Пожалуй, но прежде Ийлэ этого не понимала. Она вообще многого не понимала, позволяя себе думать, что крохотный мирок ее надежен, спокоен и предсказуем, впрочем, сие, наверное, свойственно многим крохотным миркам.
— Ты не обедала? Нет, Нат с Нирой… представляешь, вбил себе в голову, что заберет девчонку себе. И главное, не переубедишь. Я ему говорил, что так нельзя… вроде послушал, но с Натом никогда нельзя быть в чем-то уверенным. Он хороший парень. Сообразительный. Вот только упрямый, как… не знаю кто.
Пес шел сзади, в трех шагах держался, достаточно далеко, чтобы Ийлэ чувствовала себя спокойно, но в то же время присутствие его, близость не тяготили.
— Мне порой хочется взять ремня и выпороть.
— Не надо.
— Не буду, конечно. Все равно не поможет. Он же и сбежал после того, как райгрэ его выпорол… и главное, за ерунду какую-то, в которой Нат не виноват… то ли кто-то что-то разбил, то ли разлил… перед этим Нат сбегал несколько раз, вот и стал во всем виноватым… разбираться не стали. А он обиделся и снова сбежал, на сей раз удачно. Хотя тебе вряд ли интересно.
Ийлэ кивнула: ей совершенно точно не было интересно, почему Нат сбежал.
Он приходил на чердак каждый день, больше не пытался заговорить, но забирался на сундук и садился, сидел… часами сидел… и как-то вот книгу принес, Ийлэ читала.
Не по просьбе, но…
Почему бы и нет?
Нат разливал чай из фляги — старый шарф он обмотал кожаным шнуром, и теперь чай долго оставался теплым, а шарф не разматывался — и вытаскивал из-за пазухи бутерброды. Наверняка, делал сам, кромсая хлеб неровными крупными ломтями, а ветчину — еще большими.
И масло клал кусками, намазывать не пытался даже.
Его бутерброды были вкусны. Ийлэ ела медленно, разжевывая и холодный хлеб, и ветчину, и масло. Выедала мякоть, а корочки складывала у трубы сушиться.
Потом, весной, ей пригодятся.
Высохшие корки она прятала в наволочку, которую украла из бельевого шкафа. Некогда в нем было множество наволочек, и простыней — мама пересчитывала их лично, и перекладывала мешочками с лавандой и ромашкой, для сна; и пододеяльников, пушистых полотенец, что больших, что маленьких. А ныне полки шкафа были пусты.
Куда все подевалось?
Картины.
Псы не трогали их, сожгли только семейные портреты…
…или вот рамы, с тех самых семейных портретов.
…или фарфоровые безделушки, которые собирала прабабка Ийлэ, а бабка и мама берегли коллекцию…
…каминные часы, доставшиеся от прадеда…
…и собрание стилетов из лазоревой гостиной…
Дом опустел. И он жаловался Ийлэ, сквозь сон, забыв о том, что сам же ее предал. Дом пестовал свои обиды, забыв о чужих, но как ни странно, Ийлэ ему сочувствовала. Ей тоже не хватало потерянных вещей. Как бы там ни было, на чердаке не думалось о них.
А вот внизу — да…
— Здесь ваза была, — Ийлэ остановилась у алькова. — Древняя. Ценная. Еще картины. Море. Мне нравилось смотреть.
От картин на обоях остались бы следы, поскольку обои выгорели, мама, помнится, жаловалась, что качество их было вовсе не таким, как заявлено…
…обои переклеили.
…и полы кое-где перестлали.
— Море мне понравилось, — пес провел по стене ладонью, — я, когда впервые увидел, то весь день на берегу сидел… зачарованный… оно менялось, то серое, как сталь, то черное почти. Или зеленью вот отливает, а потом вновь чернотой.
— Я не была.
— Не была? — он повернулся к Ийлэ, не скрывая своего удивления. — Почему?
— Не знаю.
— Всех детей вывозят на море. Это полезно. Воздух и все такое…
— Значит, не всех.
А ведь и вправду странно.
Мирру вот отправляли. И Ниру. И найо Арманди, появившись перед самым отъездом, долго уговаривала матушку присоединиться. Она так красиво рассказывала про дом, который они сняли на самом берегу, про песчаный пляж и белые зонтики, что Ийлэ их потом во сне видела.
Плакала. Просилась.
А отец сказал, что нельзя… на море тоже нельзя… цена…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
