на меня, явно ожидая поддержки.
— Да, не мешало бы, — согласился я, продолжив жевать.
Алина хмыкнула, отодвинула от себя тарелку и поднялась из-за стола. Подойдя к буфету, она чуть пригнулась, — надо полагать, глянула на себя в зеркальную стенку за полочками с посудой, — и тут же выпрямилась.
— Ну вас, заговорщики. Пойду, пройдусь по саду.
— Алечка, а как же чай? — заволновалась Мария Егоровна. — Там сыро еще, поди. Траву пора косить…
Алина вернулась к столу, схватила с тарелки пирожок, откусила и хитро сощурила глаза.
— Ишь чего придумали… толстеть мне надо, — сказала она и кинула на нас строгий взгляд. — Сама решу. Вот сегодня наемся вдоволь, а потом буду думать, что с этим делать.
— Так мы что, мы ничего, не возражаем, — закивал я, не отрывая глаз от своей тарелки.
По-видимому, наше с Алиной серое настроение начало рассеиваться. Тепло этого дома проникало, казалось, в самые далекие закоулочки души.
Тетушка стряхнула невидимые крошки с джемпера и с улыбкой глянула на Марию Егоровну.
— Как хорошо у вас…
— Так чего приезжаешь редко так? — добродушно упрекнула Мария Егоровна.
Алина пожала плечами и задумчиво произнесла:
— Не знаю, ей-богу не знаю. Суета все какая-то… Пойду в сад…
Проводив взглядом Алину, Мария Егоровна обернулась ко мне.
— Леша, а почему ты рассердился на Андрея?
Моим словам про Сапрунова, видно, она придала какое-то особое значение. Или, точнее, она поняла, что мое раздражение было неспроста. Да уж, ничего не скажешь, повезло Виталию Ивановичу. Не знаю, что там у него было в молодости, какую такую любовь он упустил, но то, что сейчас рядом с ним такая чуткая и умная женщина — большая удача.
— Да не рассердился я, Мария Егоровна. Меня, честно говоря, удивляет стремление Виталия Ивановича окружать себя странными личностями. Ведь были у него когда-то в друзьях хорошие, порядочные люди. А теперь? Когда в последний раз здесь были гости, кроме нас с Алиной?
Мария Егоровна опустила голову, покивала каким-то своим мыслям, как это бывает у пожилых людей. Затем она присела на стул рядом со мной и мягко произнесла:
— Не суди так строго о людях, Леша. Разобраться, кто чего стоит в этой жизни, очень сложно. Виталий в последнее время слабеть стал, ушел в себя, не хочет в доме шума и компаний. Он как будто предчувствовал, что грядут неприятности.
— В смысле? Какие у него неприятности?
— Как это какие? Все, что случилось с тобой — для него трагедия. Он мне душу не изливает, но я же вижу, что после этого взрыва он сам не свой стал. Все талдычил мне, что уезжать надо тебе. Он совсем потерялся как будто. Ведь вы с Алиной его самые близкие. Вот видишь — и в больницу попал, — женщина тяжело задышала.
Я развел руками:
— И потому Сапрунов, этот мрачный, крайне неприятный тип, здесь чувствует себя, как рыба в воде? Что-то не улавливаю связи, честно говоря.
— Леша, ты ведь знаешь Виталия Ивановича. Он вечно кому-то помогает…
— Ах, вот как! И что же случилось такого страшного у Сапрунова, что ему понадобилась помощь Виталия Ивановича?
Она несколько растерялась.
— По правде, точно не знаю. Но он наш сосед. У него были какие-то проблемы с оформлением документов на участок, консультировался он с Виталием, приходил сюда. Этот дом, что напротив, долго как-то не продавался, вроде покупатели находились, но владелец вдруг отказался от сделки. А когда рядом дом без хозяев, это, знаешь, не очень хорошо. Надо, чтобы люди жили вокруг. Вот поэтому, когда Сапрунов появился, то Виталий взялся ему помочь. Ты не смотри, что он с виду такой…
Невольно мне пришлось выслушать историю о том, как Сапрунов предан Виталию Ивановичу, как он помогает им с домом, как родным, что на самом-то деле он человек, по-видимому, добрый и преданный. Одинокий, правда. Вот это обстоятельство меня как-то не удивило.
— Мне было бы приятней, если бы этот мужчина оказался семейным человеком. Не слишком ли много нас, одиноких, тут собралось? Хоть бы кто разорвал этот порочный круг? — сказал в сердцах. — А то прямо какое-то проклятье рода Соболевых тут витает! — совсем уж вышел я из себя.
Мария Егоровна поднялась, забрала мои тарелки с приборами.
— Вот давай с тебя и начнем разрывать этот круг, — сказала она тоном строгой учительницы, направляясь к мойке.
— Я пытаюсь.
— Правда? — спросила она таким тоном, из которого следовало, что она знает о моем разрыве с Анной.
Мне не хотелось раскрывать детали своей личной жизни, но и отмалчиваться я тоже не стал.
— Если вы про Анну, то это не вариант для меня, — решил я завершить тему.
— Я тоже так считаю, — неожиданно легко согласилась Мария Егоровна и, открыв кран, занялась посудой. Разговора как будто и не было.
* * *
Я вышел во двор. Среди рабочих я увидел Диму и Сапрунова. Они стояли, задрав головы, временами о чем-то переговариваясь. Парень, мне показалось, был явно не в духе. Он держал в руке потухшую сигарету и непрерывно постукивал по ней пальцем. Сапрунов тем временем оживленно жестикулировал, подавая какие-то знаки работающим наверху людям. Довольно приличный кусок крыши был уже освобожден от старой черепицы. По лестницам, закрепленным за конек, ловко перемещались двое мужчин в синих комбинезонах. Я подошел ближе.
— Привет, Дмитрий.
— Здрассьти, — отвесил поклон тот и нахально улыбнулся. Нахально в данном случае означало — беззаботно. Хотя он имел на это полное право, но мне, зануде, не понравилась такая демонстрация беспечности, тем более что это была явная игра.
— Чему радуемся? — решил я одернуть оптимиста.
— Так это… — протянул он ладонь в мою сторону, словно прося подаяния, — все хорошо, Алексей Викторович. И погодка не подвела, и в целом, так сказать…
Он уронил сигарету, чертыхнулся и наклонился, чтобы ее поднять. Я понял, что ему не хотелось смотреть мне в глаза и продолжать разговор в мажорном тоне. Мне было это на руку, и я, вытащив из кармана мобильник, отошел в сторону.
— Ты где? — спросил я, оглядываясь по сторонам в поисках Алины.
— Обойди вокруг дома. Там, у забора есть скамеечка, помнишь?
Немного помедлив, я ответил:
— Помню, конечно. Разве она еще там есть?
— Да. Представь себе, сохранилась.
Обогнув дом, я пробрался сквозь сливовую поросль к тому укромному месту, где, по моим предположениям и должна
